был аскетичным: обычный деревянный стол, телефон, стандартная лампа, стены, окрашенные в бледно-зеленый цвет как в учреждениях, на окнах тонкие дешевые занавески в зеленую полоску, полное отсутствие картин и других декоративных элементов. Ничто здесь не намекало ни на роскошь, ни на власть.
И все же эта аскетичная, безликая комната, как и точно такая же прилегающая к ней спальня с узким диваном, играющим также роль кровати, идеально отражала главный парадокс человека, который писал эти полные любви и заботы строки своей жене. Ибо Сергей Павлович Королев, которому только что исполнилось 54 года, плотно сложенный, все еще темноволосый, с глазами карими, внимательными и иногда лукаво поблескивающими, как описал его Попович на первой встрече с космонавтами 10 месяцами ранее, был самым могущественным человеком в советской космической программе. В определенном смысле он и был этой программой – и много чем помимо нее. Никто из тех, кто работал под его началом, не называл его полным именем: для них он был шеф, или Король, или С. П. Внешнему миру он был совершенно неизвестен, тайна его личности строго охранялась до самой смерти в 1966 году, несмотря на многолетние попытки ЦРУ раскрыть ее.
Официально Королев занимал должность главного конструктора ОКБ-1 – так называлось специальное бюро, задачей которого было создание ракет большой дальности. В этом отношении он напоминает своего великого соперника Вернера фон Брауна, который конструировал ракеты для сухопутных сил США. Но если фон Браун занимался исключительно ракетами, несущими как боеголовки, так и человека, то под крылом Королева было поистине поразительное число проектов. Его энергия и таланты внушали благоговейный трепет – буквально, поскольку многие работавшие под его руководством часто смотрели на него почти как на бога и продолжают смотреть так и сегодня, десятилетия спустя.
Именно Королев был причиной того, что космонавты вообще появились, ведь именно он был движущей силой пилотируемой космической программы СССР, и без него само ее существование было бы под вопросом. Именно он стоял за каждым из впечатляющих космических событий, так поразивших мир и пошатнувших американскую уверенность, за всеми этими чудесными спутниками и собаками на орбите, за ливнем сверкающих советских пятиугольников на Луне и сенсационными фотографиями ее обратной стороны. Именно он был тем волшебником, который поразил и встревожил миллионы американцев наряду с Аланом Шепардом и сенатором Линдоном Джонсоном, которые просто не могли понять, как страна, так сильно пострадавшая от войны и коммунизма, в принципе могла добиться того, чего Соединенным Штатам, богатым, могущественным и демократическим, никак не удавалось. Именно он стоял за кораблями «Восток», которым очень скоро предстояло доставить человека в космос, и был движущей силой программы поиска и подготовки космонавтов, именно он руководил созданием крупнейшей в истории ракеты, которая должна была взять на борт человека. В день, когда он писал это письмо Нине, шла подготовка к запуску очередного беспилотного зонда, на этот раз не к Луне, а за десятки миллионов километров к Венере. Ожидалось, что ракета отправится через неделю с так называемой Первой площадки, стартовый стол которой виднелся из окна домика Королева.
Адиля Котовская – врач, отвечавшая за тренировки космонавтов на центрифуге, сумела выразить существо Королева, когда сказала в одном из немногих интервью почти полвека спустя после его смерти: «Посмотрите внимательно в его глаза, и вы увидите, что мечтой всей жизни этого человека был пилотируемый космический полет»[150]. Над столом Королева у него дома в Москве, где они жили с Ниной, висел портрет Константина Циолковского – ученого-самоучки начала XX века и идеолога ракетостроения, работы которого заворожили и саратовского студента Юрия Гагарина. Под портретом стояли слова Циолковского: «Человечество не останется вечно на Земле, но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за границы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство». Этим все было сказано, эти слова служили для Королева главным источником вдохновения на протяжении всей жизни. Его единственная дочь Наталья на всю жизнь запомнила, как он сказал ей незадолго до смерти, что всегда мечтал сам слетать в космос. Эту мечту ему не суждено было осуществить – вместо него и ради него полетели другие. Кто знает, возможно, семена этой мечты заронила его мать Мария Баланина, рассказывавшая маленькому сыну сказки, когда они жили в Нежине на Украине:
Ему нравились мои сказки… Мы вместе «летали» на волшебном ковре и видели внизу Конька-Горбунка, Серого Волка и многие другие чудеса. Это было увлекательно и чудесно. Сын тесно прижимался ко мне, смотрел широко раскрытыми глазами в небо, где среди мелких облачков проглядывала серебристая луна…[151]
То же наслаждение полетом и свободой проходит через всю биографию Вернера фон Брауна, который был на пять лет моложе и рос в Берлине, а позже в школе-интернате близ Веймара в Германии. Антонина Отрешко, помощница Королева, вспоминала, как ее шеф однажды посмотрел на фотографию фон Брауна в газете и сказал: «Мы могли бы стать друзьями»[152]. А вот фон Браун так и не узнал имени своего великого соперника до самой его смерти. На первом этапе их жизни выглядят схожими: в начале 1930-х годов оба экспериментировали с любительским ракетостроением, оба приближали свои мечты о космическом полете, строя ракеты для своих хозяев, в случае фон Брауна – для Гитлера, в случае Королева – для Сталина. Но для Королева все изменилось буквально за одну ночь с 27 на 28 июня 1938 года[153], когда он был арестован НКВД – тайной полицией Сталина – и обвинен во вредительстве в Реактивном научно-исследовательском институте, где работал. Двое сотрудников НКВД почти семь часов обыскивали его квартиру, пока он сидел, держа за руку свою первую жену Ксению. Потом его увезли, и Ксения осталась одна. Их дочери Наталье было всего три года. Подсудимому с таким обвинением грозила смерть.
Дело происходило в разгар сталинского Большого террора – кампании жестоких репрессий, массовых арестов и казней во второй половине 1930-х годов. Точно определить число жертв в тот период невозможно. Официальные данные из опубликованных впоследствии документов НКВД говорят о том, что в 1938 году, когда был арестован Королев, в Главном управлении исправительно-трудовых лагерей (ГУЛАГ) – печально известной сети лагерей по всему СССР – находилось почти 1,9 млн заключенных[154]. Это число вполне может быть ошибочным и, скорее всего, меньше реального. Кроме того, оно не включает в себя жертв сталинского террора, которые так и не попали в лагеря. Многих расстреливали в камерах НКВД после допроса и вынужденного признания. Спектр жертв был очень широким и включал в себя деятелей Коммунистической партии, офицеров, художников, музыкантов, писателей, ученых и инженеров-ракетчиков. В обстановке всеобщей подозрительности, характерной для тогдашнего полицейского государства, Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ), где Королев с 1933 года работал над первыми ракетами и их системами управления, показался кому-то гнездом вредительства. Трое его сотрудников уже были арестованы, из них двое расстреляны[155]. Третьего, Валентина Глушко, блестящего конструктора ракетных двигателей, приговорили к восьми годам заключения. Королева взяли по показаниям всех троих.
Потребовалось пять недель, чтобы получить от него признание. Его объявили врагом народа, держали в одиночной камере, сломали челюсть. Кроме того, ему угрожали арестом жены и отправкой дочери в детский дом. Его мать Мария Баланина молила о снисхождении сначала в письме, а затем в телеграмме, направленной на имя Сталина: «Умоляю о спасении единственного сына, молодого талантливого специалиста – инженера-ракетчика и летчика, примите неотложные меры для расследования дела»[156]. Вряд ли стоит удивляться тому, что ее мольбы остались без ответа. Королев, раздавленный психологически, страдающий физически и одолеваемый страхом за судьбу жены и дочери, в конечном итоге подписал заявление с признанием выдвинутых против него обвинений. На закрытом заседании, состоявшемся 27 сентября 1938 года, Военная коллегия Верховного Суда приговорила его к 10 годам тюремного заключения с конфискацией имущества. Сначала его перевели в тюрьму в Новочеркасске, где он провел следующие девять месяцев, а затем в июне 1939 года этапировали в ГУЛАГ.
После нескольких недель тяжелого и изматывающего пути он наконец прибыл на прииск Мальдяк на Колыме