знали правду, хотя официально им ничего не говорили. Объявили об этом только после того, как кандидаты прошли отбор. Алексей Леонов подружился с Гагариным после первой же встречи в палате госпиталя. Вместе с восемью другими успешными кандидатами их пригласили в кабинет главного маршала авиации К. А. Вершинина.
Он дал нам отеческое напутствие и сказал, что мы должны сделать выбор. Мы можем либо продолжить карьеру летчиков-истребителей в ВВС, либо принять новый вызов: космос. Мы должны были все обдумать. Мы ненадолго вышли из комнаты, переговорили друг с другом в коридоре и пять минут спустя ввалились обратно в кабинет. Мы хотим завоевывать новые горизонты, сказали мы. Мы выбрали космос[139].
Первые 12 из 20 космонавтов были официально зачислены в воинскую часть 26266, Центр подготовки космонавтов, 7 марта 1960 года, через 11 месяцев после того, как начала подготовку команда Mercury 7. Восемь оставшихся космонавтов присоединились к программе в течение следующих трех месяцев. Не было ни пресс-конференций, ни публичных выступлений, ни эффектных статей в «Правде» или в журнале «Огонек», советской версии журнала Life. Не было ничего. «Нам было известно, – рассказывал один из избранных, Дмитрий Заикин, – что американцы готовятся к пилотируемому полету. Этим и объяснялась секретность: не дать американцам узнать, что мы тоже готовимся».
Другие критерии отбора кандидатов определили и отличие советской двадцатки от команды Mercury 7. Американцы были в среднем на 10 лет старше. Еще более впечатляющей, пожалуй, была разница в летном опыте. Алан Шепард провел в воздухе 3600 часов и не только участвовал в испытаниях некоторых из наиболее современных и опасных самолетов в истории, но и обучал этому других летчиков-испытателей. Джон Гленн недавно перелетел на боевом самолете через континентальную часть Соединенных Штатов менее чем за три с половиной часа, поставив новый рекорд. Даже у самого неопытного из американских астронавтов Скотта Карпентера было 2800 часов налета.
Гагарин на момент отбора имел всего лишь 230 часов налета, причем бóльшая часть этого времени приходилась либо на простые винтовые учебные самолеты, либо на дозвуковые истребители МиГ-15, которые к 1960 году уже устарели. Его летный опыт хорошо представлял уровень всей группы. Только Павел Попович, любитель украинских народных песен, и талантливый, хотя и склонный к нарциссизму Григорий Нелюбов летали на более современных МиГ-19 – советских истребителях, способных преодолевать звуковой барьер. И наконец, никто из советских космонавтов не был летчиком-испытателем, за исключением Владимира Комарова, который совсем недавно, в сентябре 1959 года, окончил Военно-инженерную академию имени Н. Е. Жуковского и был назначен помощником ведущего инженера-испытателя в Государственном краснознаменном НИИ ВВС. Правда, он практически сразу сменил характер деятельности и стал кандидатом в космонавты. Но главным была не относительная летная неопытность советской команды в сравнении с американскими конкурентами. Главное, они были моложе, здоровее и сильнее американцев. «Нас объединяло одно-единственное, – говорил Попович, – то, что в начале 1960 года эти 20 человек были самыми здоровыми людьми на планете»[140].
Условия с самого начала были спартанскими. Прошло несколько недель, прежде чем новых космонавтов поселили в крохотные комнатушки в коммуналках в Москве[141], и несколько месяцев, прежде чем они переехали в квартирки чуть побольше в Чкаловском, где Гагарин и Титов позже ходили в гости друг к другу с балкона на балкон. Поначалу им пришлось жить в армейском спортклубе на территории Центрального аэродрома[142] имени М. В. Фрунзе в Москве. Алексей Леонов с женой спали на скамьях в углу волейбольного зала: «Нам приходилось завешивать сетку газетами, чтобы обеспечить себе хоть какую-то приватность, потому что на другом конце корта спал другой летчик с женой»[143]. Попович и его жена Марина тоже ночевали там. «Мы ничего не взяли, ни кастрюли никакие, ничего… – вспоминала она. – Удобств никаких, все на улице… Вместо столов у нас газеты были, вместо стульев тоже газеты»[144]. Некоторые не привезли с собой жен и детей – Борис Волынов отправил своих в Сибирь, – но те, кто привез, по-прежнему не должны были говорить им, по какой причине их теперь заставляли жить в спортзале и есть сидя на полу. Гагарин, как обычно, ничего не сказал Валентине, для которой, надо думать, что угодно было лучше жизни за полярным кругом. Титов, как обычно, рассказал Тамаре. Она поддержала его, как поддерживала во всем, хотя риск приводил ее в ужас. «Поскольку я вышла замуж за летчика, – сказала она, – с этим мне нужно было мириться – до конца жизни»[145].
Не успели будущие космонавты устроиться на новом месте, как начались занятия. В 9:00 14 марта 1960 года они собрались в классной комнате бывшей метеостанции Центрального аэродрома на первый урок – лекцию грозного доктора Яздовского о физиологических эффектах космического полета. Выбор темы раскрывал приоритеты этой программы: если молодые горячие летчики-истребители ожидали занятия по технике пилотирования космических кораблей, их ожидало разочарование. Специальностью Яздовского была космическая медицина. Мужчины в форме, сидящие за столами, были для него своего рода морскими свинками в великолепном эксперименте. И все они только что согласились с тем, что когда-нибудь их пристегнут к креслу внутри крохотной металлической сферы и запустят в невесомость, в безвоздушное, пронизанное излучениями пространство, в вакуум, где тебя то замораживает, то поджаривает, и заставят летать вокруг земного шара со скоростью в 10 раз больше, чем у винтовочной пули.
Кроме того, они только что согласились стать частью секретной элиты. И через несколько месяцев шестеро из них, передовая шестерка, станут элитой внутри этой элиты. Но были и более сокровенные секреты, в курс которых их не вводили. Через три дня после лекции Яздовского космонавтов посетил гость. «Он заходит, – вспоминал Павел Попович. – Такой головастый, лобастый, энергичный мужчина зашел… искорки в глазах такие, и он… поздоровался сразу с нами так: "Здравствуйте, орелики!"»[146]. Себя этот человек не назвал. Леонов тоже вспоминал, как он стоял перед ними и выкликал их имена по одному из списка:
Это был человек среднего роста с карими глазами, в шляпе и сером пиджаке. Он смотрел на нас и улыбался. Сразу стало ясно, что это человек дела. С собой у него был лист бумаги со списком. «А – Аникеев. Б – Быковский…» И таким образом он дошел до Гагарина. Юрий встал. И внезапно выражение лица этого человека изменилось. Он смотрел на Гагарина внимательно, словно увидел в нем что-то, что его заинтересовало. Он сказал: «Расскажите о себе». Потом спохватился и назвал следующего. И так он перечислил нас всех[147].
Этого человека звали Сергей Павлович Королев. Сами того не подозревая, молодые космонавты только что вошли в круг знающих величайший секрет советской космической программы.
8
Король
27 ЯНВАРЯ 1961 ГОДА
Научно-исследовательский испытательный полигон № 5 (НИИП-5)
Космодром Тюратам, Казахская Советская Социалистическая Республика
Через девять дней после того, как космонавты передовой шестерки сдали итоговый экзамен, тот же Сергей Королев сел за свой стол в секретном ракетном комплексе в Казахстане, чтобы написать письмо своей второй жене Нине, находившейся за 2000 км, в Москве:
Моя милая, родная маленькая девочка,
Пользуюсь случаем, чтобы передать тебе мой самый нежный сердечный привет! Поправляйся, мой дорогой Котя, скорее, и береги себя…
Будь же спокойна, любимая моя. Я всем сердцем, душой всегда с тобой, до моего последнего момента жизни на планете Земля…
Здесь у меня за последние полсуток ничего нового нет: много всяких и всяческих дел, забот и трудностей. Готовимся и очень верим в наше дело.
Крепко, крепко обнимаю тебя и целую.
Всегда твой Сергей[148].
Кабинет Королева на ракетном полигоне представлял собой комнату в одноэтажном домике[149], который служил ему также и жилищем всякий раз, когда он приезжал туда. Этот домик с остроконечной крышей и простым деревянным крыльцом довольно странно смотрелся в двух километрах от одной из четырех стартовых площадок. Как и сам Королев, его кабинет