Может, и этот меня загипнотизировал в ту ночь? Хм. Пялюсь на депутата.
Он поворачивается и кивком спрашивает, дескать, что?
Быстро качаю головой и отворачиваюсь, перепугавшись. Вряд ли. Очень уж сомнительно, что Одинцов выбрал бы меня.
Отдаю себе отчет, что машинально я положила ладонь на низ живота, как будто защищаю своего детеныша.
Может, все же рассказать о случившемся Максиму? Глупо. Если в нем и правда течет их кровь, это не значит, что он обязан знать всех цыган в столице. Да и он не поздоровался ни с одной из женщин, дети его также проигнорировали. Пожаловаться? Спровоцировать конфликт? Но не ограбила же она меня. Сумка на месте.
Тем не менее я ощущаю резкую усталость, словно всего прочего мне недостаточно и кто-то еще энергию выкачал. Но ничего, если Максим не пошутил и он на самом деле колдун, то и ребенок его такой же. Никакой беды не будет. Отобьем, справимся.
Если я сама ее не устрою. Закрываю глаза. Интуитивно уже защищаю его — как же взять и избавиться? Бросаю взгляд на Максима, потом вдаль, на дорогу.
Как можно избавиться?
Максим привозит меня в квартиру к Георгию и напоминает, чтобы не вздумала творить глупости, он найдет и все в таком роде. Я же подчинена апатии и могу лишь кивать. Оказавшись в спальне, задергиваю шторы, забираюсь в постель и закрываю глаза.
Вечер плавно перетекает в ночь, я то сплю крепко несколько часов подряд, то дремлю, и мысли всякие. О ребенке думаю. То улыбаюсь, то плачу. Утром просыпаюсь рано, с постели соскакиваю — показалось, что выкидыш. Но нет, все в норме, никаких проявлений. И голод, опустошающий голод такой силы, словно ребенок во мне размером со слона.
Пока делаю омлет и бутерброды, о слоненке своем размышляю. Накрутила себя уже так, что дальше некуда. Когда Максим приезжает в половине девятого, я выхожу навстречу ни живая ни мертвая.
Понятия не имею, что он придумал за ночь. Забираюсь в салон и, не глядя на Одинцова, кладу руки на колени.
— Как ты себя чувствуешь? — Каждое его слово звучит приговором.
— Плохо. Я не хочу от тебя ребенка, и мне тошно от второго варианта. Мне страшно, и я без сил. Если ты хотел честный ответ.
— Сейчас съездим в клинику и поговорим.
— О чем?
— О планах на будущее.
— Каких планах? Аборта не будет? — Зубы стучат от напряжения.
Я вскидываю глаза и с удивлением отмечаю, что Максим не в идеальном костюме, как обычно. На нем тонкий черный свитер и джинсы. Взгляд слегка усталый, словно Одинцов не спал всю ночь, но при этом по-прежнему такой цепкий и острый, с которым состязаться немыслимо. Максим другой сегодня, как будто встревоженный, но при этом преисполненный решимостью.
— Аборта не будет точно, — произносит спокойно. — У меня к тебе есть предложение.
Глава 19
Предложение? Трижды ха-ха, он уже все решил и ставит перед фактом, вот только слова подбирает таким образом, чтобы я беды не почуяла раньше времени. Юридически подкованный цыган — угораздило же!
Решил за меня. Если и предоставит право выбора, то это будет что-то вроде: когда пойдешь грядки полоть, можешь надеть панаму, а можешь солнечный удар поймать, за тобой выбор.
Надевать панаму или нет — вот в чем вопрос.
Я держу нос по ветру, когда заходим в клинику. Внимательно читаю договор, прежде чем подписать. Не доверяю здесь никому. Ни единому человеку. Опыт общения с медиками небольшой, это брат не вылазил из больниц и санаториев, а я иногда температурила, и на эти дни меня отправляли к бабушке, которая насыпала в колготки горчицу.
— Ничего, что я долго читаю? — спрашиваю у Максима.
Мы стоим за стойкой, передо мной бумаги разложены, он же, позабыв о мобильнике, внимательно меня разглядывает.
— Время есть, ни в чем себе не отказывай, — улыбается.
Боже, страх-то какой. Чего он мне улыбается? Точно что-то задумал нехорошее.
— Ладушки. — Переворачиваю страницу.
Договор большой, я не все понимаю и пару раз прошу пояснить некоторые моменты, что Максим спокойно делает. Волнуюсь страшно, ладони потеют, когда ставлю подпись. Девушка на ресепшене натянуто улыбается и называет номер кабинета.
— Я пойду одна, — сообщаю Максиму.
Он спорит, что тоже хочет, но я настаиваю.
— Вместе пойдем. Это всего лишь УЗИ, — командует.
— Нет, я сама... — Открываю дверь, потом закрываю ее и поворачиваюсь к Максиму. Агрессивно шепчу: — Врач — мужчина.
— И что?
— Я хочу уйти.
Он качает головой и толкает дверь:
— Здравствуйте.
Захожу следом, пунцовая, как закатное небо. Молодой симпатичный мужчина в зеленой хирургичке поправляет очки и задает ряд общих вопросов, заносит данные в компьютер. Указывает на кушетку, куда я и укладываюсь. Максим занимает стул поодаль.
Сердце ускоряется. Наверное, даже хорошо, что Одинцов здесь, одной мне было бы совсем трудно.
— Да, первая беременность, — отвечает Максим за меня на следующий вопрос доктора. По ощущениям, торопит.
Врач выдавливает гель на низ моего живота и водит датчиком. Водит, водит, глядя на экран. Качает головой. Я понимаю, что беременность он не видит. Замираю, не дышу. В панике поворачиваюсь к Максиму. Его взгляд прикован к врачу.
— Еще рано, вероятно. Давайте посмотрим трансвагинально, — сообщает доктор таким тоном, словно делает это каждый день по сто тысяч раз.
Так, наверное, и есть на самом деле.
Вдох-выдох. Трансвагинально — это... через вагину, получается?
— Мы придем попозже. — Поднимаюсь на локтях.
— Не волнуйтесь, это стандартная процедура, — улыбается врач. Переводит глаза на Одинцова: — Абсолютно безболезненная и безвредная.
— Я ни разу такого не делала, — шепчу Максиму.
— Аня, делай, как говорит врач.
Падаю на кушетку и закрываю глаза.
— Это не больно. Немного неприятно может быть в начале. — Врач достает презерватив, ловким движением вскрывает.
Господи, в кабинете два мужика, я без трусов и вскрытый презерватив.
Доктор поднимает шторку, закрывая меня от Максима, который, судя по непроницаемому лицу, никуда уходить не собирается.
Зажмуриваюсь изо всех сих, позволяя запихать в себя датчик. Мурашки бегают такие, что руки немеют. Дышу через раз. Это, наверное, ужасно глупо, но в глубине души я рада, что Максим рядом. Одной мне было бы совсем не по себе.
Врач смотрит в экран, а я сквозь опущенные ресницы поглядываю на Максима. Что, если беременности нет? Я так сильно плакала и хотела, чтобы ее не стало. Вот результат. Выпросила. Выпросила свободу. Делаю громкий вдох-выдох. Что же я натворила?! Слоненок.
Становится горько, глаза заволакивает.
— По УЗИ срок шесть недель и один день, — говорит врач.
Я вздрагиваю и распахиваю ресницы, чувствуя себя оглушенной. Не знаю, можно ли одновременно ощущать диаметрально противоположные эмоции. Я, видимо, с ума схожу, раз испытываю и страх, и облегчение. Быстро поворачиваюсь к Максиму и смотрю на него в ожидании улыбки. Хоть какого-то знака, что он рад.
— Можно подойти? — спрашивает Одинцов у врача.
— Да, конечно.
Сердце в ушах бахает.
Максим подходит, и врач показывает нам обоим на экране горошинку, крошечного слоненка овальной формы и пульсирующую точку.
Максим слегка улыбается, самую малость, а у меня в груди все сжимается от сладкой боли.
— Послушать хотите?
Врач, как пилот в космолете, нажимает какие-то кнопки, и кабинет заполняет быстрый равномерный звук. Такой громкий, что сомнений не остается — новый человек есть, живет на полную и никуда деваться не собирается. Волоски так и стоят дыбом, я поверить не могу, что беременна, действительно беременна. Что у моего ребенка колотится сердце, что он живет. Внутри меня прямо сейчас.
— Сто двадцать семь ударов в минуту, это хороший пульс для данного срока. Поздравляю. Фотографию будем делать?
Через десять минут я сижу в кабинете гинеколога, сжимаю в руке заключение УЗИ и две фотографии. Врач — на этот раз, к счастью, женщина, причем милая и участливая, — задает кучу вопросов. В жизни никто так моим телом и самочувствием не интересовался, как она.