Молчу.
— Аня, коммуницируй.
— Ясен.
— Что у тебя со съемкой?
— Я прошла пробы у Жана Рибу. Говорила же, что пройду, а ты не верил. Поначалу он отнесся без особого интереса, сделал пару кадров словно от скуки, посмотрел, что вышло, и потом как прицепился! Мы работали три часа без остановки, я ужасно устала и была голодна, он повторял что-то на французском много-много раз подряд, его ассистентки кивали. Я, к сожалению, на английском как-то что-то могу, но с французским беда, хотя можно ведь подтянуть. Он спросил, есть ли у меня загран и какие-нибудь незавершенные контракты. Мне эту фразу перевели.
Нам приносят тарелки: мне — суп, а Максиму салат из помидоров и огурцов. Да уж. В жизни бы такое не стала заказывать в ресторане. Нарезать овощи крупно — тоже мне блюдо, дома за пять сек можно сделать.
— Спасибо большое, — благодарю я.
Официант лучезарно улыбается.
Как только мы вновь остаемся наедине, я беру ложку и принимаюсь за обед. Голодная адски, оказывается. С самого утра крошки во рту не было.
Только через несколько минут понимаю, что Максим не ест. Смотрит на меня все это время. Становится неловко. Может, я ем как-то недостаточно благородно? По сторонам озираюсь — даже не заметила, как тут дорого-богато, не до изысков сейчас. Беру салфетку, промокаю губы. Он продолжает пялиться. Помидоры свои, видимо, расхотел. Смотрит и смотрит.
Блин.
— Тебе оставить? — спрашиваю.
— Что? — чуть прищуривается.
— Ты так смотришь... Я подумала, может, тебе оставить суп? Хочешь? — Зачерпываю и тяну ложку к нему.
Максим хмурится и отшатывается, будто перепугавшись. Отрицательно качает головой. Я пожимаю плечами и ем сама.
— Аня, — произносит он медленно. — По десятибалльной шкале как сильно ты хочешь полететь в Париж?
Глава 18
Моргаю несколько раз, Максим же остается непроницаем. Смотрит неотрывно, как гриф на добычу, выбирая лучший момент для того, чтобы сцапать.
Я сглатываю и отстраняюсь.
— Десять в седьмой степени. Примерно. Из десяти.
— Так и думал. — Он барабанит пальцами по столу.
А я хочу дальше добавить, что мои желания ничего не значат. Мало ли чего мы хотим, в конце концов! Когда я Максима увидела впервые, перепачканного кровью и в мокрой одежде... когда мы потом ночью на яхте разговаривали и он меня кутал в плед, мне, может, на секунду тоже захотелось, чтобы он влюбился в меня. Но утро расставило все по местам. Одних наших желаний зачастую недостаточно.
Официант приносит горячие блюда, я ковыряюсь вилкой в спагетти, потому что аппетит улетучился. Максим отвлекается на пару телефонных звонков. И как ему удается держать столько информации в голове одновременно? Перед ним сидит беременная малолетка, а он терпеливо объясняет, какие подписи нужно собрать и к какой дате.
Это даже обидно. Словно я эпизод в его жизни. Короткий, не стоящий особого внимания.
Дверь резко распахивается, и в ресторан влетают дети — один за другим трое мальчишек возраста от шести до десяти лет примерно. Следом заходят две полные женщины за пятьдесят и девочка-подросток. Мальчишки одеты обыкновенно, на женщинах юбки в пол, волосы убраны под цветастые платки. Цыганки.
Машинально разглядываю, пока они занимают столик вдалеке. Дверь вновь отворяется, и в зал заходит еще одна девушка. Лет двадцати пяти-тридцати, высокая, стройная, статная. Роскошные русые волосы собраны небрежной копной. Светлые глаза и кожа. О том, что она тоже цыганка, говорит длинная цветастая юбка, множество украшений и взгляд. Какой-то не такой он, как у других людей, что я встречала в столице или деревне. Слишком цепкий и требовательный.
Проходя мимо, девушка пробегает глазами по Максиму, на мне задерживается на пару лишних секунд. Отворачиваюсь — меня учили, что пристально разглядывать незнакомцев невежливо. Ее, видимо, этому не учили.
Максим, продолжая с кем-то общаться, подзывает официанта и расплачивается. Оставив щедрые чаевые, хотя сам практически ни к чему не притронулся, зовет меня одеваться. У вешалки кутаюсь в его бомбер — моя куртка слишком мокрая и, конечно, не успела высохнуть.
— Ада, перепроверь еще раз, будь так добра, это важно, — терпеливо просит Максим в третий раз за минуту.
Тут уж и я не выдерживаю:
— Очередная ваша подружка? Какая-то тупенькая.
Он зажимает микрофон и произносит:
— Не то слово.
— Рада, что не я замыкаю список, — пожимаю плечами.
Максим, явно шокированный шуткой, усмехается и обнадеживает:
— Далеко не ты.
Мы переглядываемся, и на долю секунды мне даже становится тепло, а в душе появляется надежда.
Максим открывает дверь, и мы выходим в осень. Делаем несколько шагов к парковке, и тут я вспоминаю, что забыла шарф на вешалке.
Извиняюсь и спешу обратно в ресторан. Шарф одиноко висит в гардеробе. Хватаю его, но прежде чем выйти на улицу, решаю зайти в туалет. После посещения кабинки я мою руки, смотрю на себя в зеркало и поражаюсь возможностям нашего организма. Весь день рыдаю, состояние такое, что под машину впору броситься, так едва и не сделала — от одной мысли волосы дыбом от ужаса. Однако щеки — румяные, глаза блестят, а губы... они и вовсе раскраснелись, словно я целовалась целый час до этого.
Дверь кабинки хлопает, и та самая высокая, почти с меня ростом, цыганка, что бесцеремонно пялилась, подходит к раковинам, встает рядом и намыливает руки. Смотрит при этом на меня, и так выходит, — а иначе из-за ее прямого взгляда просто невозможно, — что наши глаза встречаются.
Становится не по себе. Я робко улыбаюсь, выключая воду.
— Вещи твоего парня? — спрашивает цыганка, кивая на бомбер. — Не по размеру.
— Да, друга. — Ощущаю неловкость.
Так быстро мы перешли с ней на «ты», с Максимом я вон ребенка заделала и до сих пор ему выкаю.
— Близкого друга? — мягко улыбается девушка.
Духи у нее дорогие, так пахло от одной из ассистенток Жана. И сама она очень ухоженная, какая-то вся воздушная.
— Куда уж ближе, — пожимаю плечами, утопая в собственном сарказме.
— Давай ручки, скажу, что вас с ним ждет. — Ее голос глубокий, обволакивающий. Взгляд прямой, в глаза. — Не бойся, малышка такая. Плату не возьму. Вижу, сомнения тебя мучают. Много их, и они справедливые. Смотрю и вижу тебя насквозь. Давай ручку, погляжу. Он подождет.
Цыганка делает упор на слове «он», словно точно знает человека, о котором говорит.
Я почему-то застываю, звука произнести не могу, уйти не могу. Послушно протягиваю ладонь, девушка быстро смотрит на нее, хмурится. Ведет по линиям, растягивает кожу.
— Беда тебя ждет, милая моя. Беда большая, — бормочет. — Он не твой мужчина, сердце его занято. Печаль большая и страдания впереди. Беги от него.
Ее слова проникают в душу и выжигают там дыры. В этот момент в туалет заходит посетительница, развеяв... магию? Гипноз? Я отмираю, вырываю руку и со всех ног устремляюсь к выходу. Налетаю на Максима, который как раз открывал дверь.
— Вот ты где. Думал, опять сбежала.
— Нет, я... Прости. Пойдем отсюда, пожалуйста. Скорее.
Сердце колотится как на марафоне, ладони мокрые. Максим, видимо, считывает с лица страхи, быстро заглядывает в уборную, я тоже оборачиваюсь, но цыганки там больше нет. Словно сквозь землю провалилась. Привиделась? Чертовщина. Рассказывать об этом кажется странным, и я силюсь улыбнуться.
Максим чуть приобнимает за плечи и ведет к выходу.
Оказавшись на холоде, запахиваю курку посильнее, она длинная, задницу прикрывает. И теплая, то, что надо, но в машине Максим все равно включает печку.
— Можно? — спрашиваю я, взяв бутылку с водой.
Он не вырывает из рук, поэтому делаю несколько глотков. Жуть такая с этой цыганкой. Сама ко мне подошла, я ничего не спрашивала, взгляд ее специально не ловила. Вот и не верь в их гипноз после случившегося. Стреляю глазами в Максима.