Подействовало.
Мои пули для летающей аномалии оказались более действенными, чем для ее создателя. По крайней мере, траекторию этому шару я сбил – он под углом вошел в землю, прочертил в ней черную борозду и вновь взмыл вверх.
Понятно. Судя по вони от мгновенно сгоревшей фиолетовой травы, температура у фаербола была мама не горюй… Если такой руки или ноги коснется, от конечности моментально одна головешка останется.
Потерпев неудачу со мной, шар метнулся к Ивану, но тот оказался шустрым – весь в меня! Кувыркнулся вбок, дал длинную очередь по летающему противнику, аж брызнули во все стороны свинцовые капли от мгновенно расплавившихся пуль. И тоже шару траекторию сбил, причем так ловко, что тот врезался ни много ни мало – в своего создателя, который на мгновение от неожиданности потерял невидимость.
Это был ктулху. Здоровенный, из тех, что живут на болотах, и заметно крупнее своих собратьев, шарящихся по Зоне. У этого еще лапы были необычные: пальцы несоразмерно длинные, с мощными когтями, и этими лапами мутант сейчас уже вертел прямо из воздуха второй фаербол…
Но недовертел. Свое же оружие врезалось ему в башку, отчего ктулху покачнулся и недоделанный следующий огненный шар из лап выронил.
В принципе, завалить обычного ктулху из двух «калашей» – дело реальное, если знаешь, куда стрелять. Но болотного… У него височная кость толще, чем лобная у кабана-мутанта, от которой пули отскакивают. Но когда припрет и понимаешь, что отступать некуда, можно попробовать – после смены разряженных магазинов на снаряженные. Если успеем, конечно, так как у Ивана тоже автомат пустой, а с какой скоростью в случае чего умеют двигаться болотные ктулху, я знаю не понаслышке.
Он и рванулся ко мне, занося когтистую лапу, чтоб одним ударом мне башку снести, и я уже понимал – ни фига я не успеваю, доли секунды не хватит. Вогнать магазин в шахту – да, получится. Патрон дослать – наверно… А вот направить ствол в раззявленную пасть, в эти растопыренные во все стороны щупальца, и на спуск нажать – уже никак…
Но как раз за ту самую долю секунды до моей неминуемой гибели над поляной разнесся не крик, нет. Рев! Так бы, наверно, два белых медведя могли хором прорычать, если б говорить умели:
– Хорррош барррагозить!!!
И так знатно тот рев на всех нас подействовал! Мне лично до обоих мозгов достал, и до головного, и до спинного, прям от макушки до копчика. И, по ходу, не только мне. Все трое участников «барагоза» застыли на месте – Иван, целящийся мутанту в затылок, мутант с растопыренными щуплами и лапой, занесенной над головой, и я, тянущий на себя затвор и не способный его отпустить, ибо непросто это, когда все тело будто парализованное…
– Осознали?
На этот раз рык был одноголосый и потише немного. Похоже, это все-таки человеческий голос был, а не медведя, мутировавшего из косолапого в люди.
Вопрос был чисто риторический. Мы-то с Иваном точно осознали, ибо холод, внезапно овладевший нашими телами, достиг глаз, и я был уверен – еще немного, и они превратятся в ледышки. А вот осознал ли ктулху – вопрос…
Но выхода не было, потому я протолкнул через одеревеневшее горло слегка озвученный выдох согласия, ибо на большее оказался не способен:
– Ыгы…
– Вижу, осознали, – сказал второй голос. – Отпускай их, Шаман.
– Чет сомнение имею, что осознали, – недовольно произнес первый. – Вечно ты, Медведь, за всех заступаешься. По мне б, закинуть их в Четвертый мир на перевоспитание. Или в Одиннадцатый.
– В Четвертом их не перевоспитают, а заживо съедят, сам же знаешь, – резонно возразил тот, кого назвали Медведем. – А в Одиннадцатом раздавят кьехной во славу глиняного бога. Ну, а остальные миры эти двое сами перевоспитают. Я, кажись, знаю, кто такие к нам пожаловали. Это, похоже, две сущности того хомо, что всю Розу Миров недавно встряхнул так, что едва не порвал границы вселенных.
– Да ладно? – недоверчиво воскликнул Шаман. – Так, может, их тогда просто в болоте утопить, из которого они вылезли? Для профилактики?
Пока эти двое трепались, у меня стремительно заканчивалось терпение. И зрение. Я уже застывшего ктулху видел как сквозь покрытое наледью оконное стекло, вдобавок ощущая, как глазные яблоки, промораживаясь, легонько потрескивают изнутри…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Отпускай, – сказал Медведь. – Нарушишь Равновесие, убив ключевых персонажей, огребем от Мироздания по полной. Причем оба. Ты за то, что убил, а я за то, что допустил такое убийство.
– Ладно, твоя взяла, – вздохнул Шаман. – У меня иногда ощущение, что ты мне не брат родной, а Координатор, приставленный, чтоб за каждым моим шагом следить.
…Ледяной ступор отпустил мгновенно. Я рухнул на землю, словно безвольный кусок мяса после разморозки. Мышцы почти не слушались, но я все-таки нашел в себе силы и, изрядно напрягшись, повернул голову.
Они были похожи один на другого, как могут быть похожи только братья. Здоровенные, ширина плеч у каждого нереальная – оно и понятно, кузнецы худосочными дрищами не бывают. Ручищи – ну на фиг с таким здороваться. Сожмет чуть покрепче, и вместо кисти будет бесформенный кусок плоти с кучей сломанных косточек внутри. На лица вроде разные, но общие черты имеются. Ну и похожести добавляла чернота, намертво въевшаяся в кожу после долгого общения с кузницей, окалиной горячего металла и копотью от сгоревшего угля.
– Ну и чего вам тут надо, хомо? – поинтересовался тот, кого, судя по голосу, второй брат называл Шаманом.
– Помощи… попросить пришли, – выдавил я из себя.
– Угу, – кивнул второй брат по кличке Медведь. – Такое, наверно, от почтения к этому сакральному месту обычно случается – ввалились и давай Шахха, стража нашего, из автоматов расстреливать.
Я уже с чуть меньшим усилием повернул голову на шорох: то болотный ктулху по имени Шахх поднимался с земли, и его глаза, горящие алым огнем, не предвещали ничего хорошего.
– Он, между прочим, первый начал, – сказал Иван, с трудом вставший на одно колено – и то потому, что прикладом автомата в землю уперся и за ствол держится. Суровый, однако, отходняк после голосовой атаки Шамана, вон даже Шахху несладко пришлось – подняться поднялся, но шатает его неслабо. Но одно понятно: и в таком состоянии скажут кузнецы нас порвать – порвет запросто. Просто команды ждет, недвусмысленно сжимая пальцы в кулаки и разжимая. Типа, разминается после ледяной атаки.
– Нам параллельно, кто первый начал, – заметил Шаман. – Еще раз барагозить начнете на Распутье, лед отзывать не буду. Заморожу как пельмени и выставлю возле кузни другим в назидание. Поняли?
– Ага, – хором буркнули мы с Иваном. По ходу, ни фига не пустая угроза.
– И все же – зачем пришли? – поинтересовался Медведь. – Вижу, вы не из «Борга». Тогда откуда?
Ну, я и рассказал все.
– Дела, – покачал головой Шаман. – Бывает же. Ладно, показывайте, что там с вашими ножами.
Мы показали. Кузнецы задумчиво покрутили в руках обломки «Бритвы» и «Монумента».
– Ну, что думаешь? – поинтересовался Медведь у брата.
Тот пожал плечами.
– Думаю, поправить можно. Оптимально, конечно, тигельным способом. Плавить обломки часов шесть, потом аккуратно расковать. Но сам видишь, внутри этих ножей живые сущности, бьются о стенки разломов. Если плавить, они все погибнут, нельзя такое на себя брать.
– Значит, остается только кузнечной сваркой, – сказал Медведь. – Тогда сущности сохраним, им нагрев без плавки как нам в баню сходить. Но от рукоятей по-любому ничего не останется, обратно с теми же, что были, не смонтируем.
– Что предлагаешь? – поинтересовался Шаман. – По рукоятям ты у нас спец.
– Рукояти для таких ножей можно сделать из застывших аномалий Четвертого мира, – отозвался Медведь. – Вот этому я б черную сделал, из «вороньего камня». А этому – из «жары» хорошо подошла бы.
– А, еще момент, – заметил Шаман. – Чтоб сохранить форму и массу клинков в процессе ковки, нужно материал добавить. Идеально подойдет кусок мертвого гравиконцентрата. Опасная аномалия, конечно, хуже живого, но оно того стоит.