Этот ответ и дальнейшая полемика положили начало расколу в стане сторонников «сибирской самостоятельности». По мнению экспертов, выходец из Красноярского края, автор книг и множества публикаций Д. Верхотуров претендует на роль основного идеолога сибирского неообластничества. И эти «лавры» он не захотел уступать некомпетентному, по его мнению, соратнику. Началась борьба за сообщество обитателей интернета, интересующихся сибирской тематикой.
Ситуация усугубилась в сентябре 2012 года, когда Д. Марголин в своем блоге предложил собрать в Тель-Авиве конгресс сибиряков для обсуждения «проблемы демократии в Сибири, финансовые вопросы, вопросы создания боевого крыла движения». По одной из версий, блогер-тысячник, служивший и учившийся в Израиле, и имеющий немало сторонников как в России, так и за ее пределами, решил оформить свое лидерство среди знакомых ему «сибирских самостийников». В обращении он обратился к «представителям движения из Новосибирска и Сургута, Сибирского движения за рубежом, к ближневосточной ячейке, юристам, бизнесменам, блогерам, … сибирской аристократии».
В ответ на эту акцию Верхотуров и его соратники обвинили Марголина в «дискредитации «сибирского народа»… и работе на Израиль». В свою очередь, Марголин заявил, что Верхотуров «сотрудничает с властями и правоохранительными органами».
Конечно, важно понять, на кого работает блогер-сепаратист, имеющий связи за рубежом и знакомый с такими оппозиционными лидерами, как Б. Немцов и И. Хакамада.
Но не менее интересен и круг элитных контактов Д. Верхотурова, ибо без высокопоставленных покровителей вряд ли возможна та бурная деятельность на ниве сибирского неообластничества, которую он ведет с начала 2000-х годов. И подчеркнем, что от этой деятельности вряд ли следует ждать чего-то хорошего жителям Сибири.
Верхотуров по образованию историк, с 2001 года стал активно заниматься публицистической деятельностью, на узких московских тусовках известен как эксперт по экономическим вопросам. В свои 32 года он является автором книг и множества статей на тему сепаратизма.
Вот, например, книга «Идея сибирской самостоятельности вчера и сегодня», вышедшая в московском издательстве в 2009 году. Уже в разделе «От издателя» читаем строки, явно адресующие к тому, что в творчестве этого молодого автора кто-то явно заинтересован: «В книге Д. Верхотурова развенчиваются мифы, что Сибирь — это только и исключительно неотъемлемая часть России. Сибирь — громадная самостоятельная страна, имевшая до русских богатую, многообразную историю, ныне практически неизвестную. Многонациональный сибирский народ говорит в основном по-русски, но имеет не так уж много общего с народом остальной России. Верхотуров красиво и точно показывает, что самому русскому народу не было и нет никакого толку от владения Сибирью. Сибирь — это сырьевой придаток для империи, и только».
А далее еще более интересно, ибо касается не только Сибири: «Впрочем, такова же роль других регионов страны: Северо-Запада, Евросии, Урала, Кубани. Это, по сути, разные страны, с разной историко-экономической логикой и направлением развития. И все они — при всем их многообразии — колониальные народы пресловутого имперского Центра. Автор считает: по-настоящему Сибирь станет самостоятельной в составе России только тогда, когда все остальные регионы также станут самостоятельными».
То есть автор выступает от лица не только сибирского народа, который он, конечно же, не дискредитирует…
Верхотуров подчеркивает, что он «сторонник развития сибирской нации» и в 2011 году после конфликта с Марголиным окончательно размежевался с сибирскими сепаратистами. Но он же и признается в своих статьях, что для создания «концепции сибирской нации» ему вначале «не на что было опереться». И тогда он выдвинул теорию, что «сибиряки отличаются от русских и это два разных народа». Другим краеугольным камнем его «концепции» стало «восстановление сибирского языка», проделанное его соратником Ярославом Золотаревым.
То есть Верхотуров, дабы избежать обвинений в сепаратизме, начал сам конструировать «сибирский регионалистский миф». Тем же самым занимался и идеолог Уральской республики бизнесмен А. Баков, изучавший труды основателей сибирского областничества…
В одном из интервью лингвист Я. Золотарев признался, что «создал сибирский язык в шутку»: «В 2005 году, во время общения в Живом Журнале со сторонниками «сибирской независимости», появилась идея: сделать «сибирский язык». Я набросал его конструкцию в шутку, брал татарские слова, арабские… Язык пришлось переделать, шуточные конструкции убрать, заменить их на подлинные, взятые из словарей сибирских и поморских, уральских диалектов. После этого сформировалось интернет-сообщество «сибирская вольгота», эти люди и занимались активно агитацией во время переписи».
Кто-то шутит…
Кто-то, пытаясь отбить обвинения в сепаратизме, изобретает свою «концепцию новой нации»…
Выходят книги, обосновывающие новый «регионалистский миф»…
Кто-то эти книги и авторов активно лоббирует…
Эти книги и статьи начинают читать, забывая свою настоящую историю…
Если на этом этапе не взять за руку всех этих «шутников» и фальсификаторов, то завтра мы можем снова потерять страну.
Поэтому в следующих статьях мы продолжим изучение деятельности теоретиков сибирского сепаратизма.
Культурная война
Провинция и «креативщики»
В деревне, в селе, в глубинке идет незаметная, каждодневная, не связанная напрямую с политикой и при этом подлинная народная жизнь
Мария Рыжова
В русской истории и культуре провинция всегда играла важную роль. В ряде европейских стран провинция — просто название государственной территориальной единицы. В России, где одно время также существовало деление на провинции, это понятие переросло в нечто большее. В XVIII веке, когда Петербург стал средоточием европейского духа, провинция оставалась в роли консервативной защитницы традиционного уклада. Весь XIX век шла дискуссия между западниками и славянофилами. Первые видели в провинции отсталость и подражательность, а последние — подлинную народность. Не вдаваясь в подробности этого спора, отметим важную вещь.
Все помнят хрестоматийные строчки Пушкина, посвященные его няне Арине Родионовне, и понимают, как важна была для поэта сопричастность народной культуре. Лев Толстой в «Войне и мире» говорит о провинции, подчеркивая, что в ее жизни есть содержание, которого Петербург лишен. Писатель с любовью дополняет образ Наташи Ростовой сценой ее поездки к дяде, когда оказалось, что «эта графинечка, воспитанная в шелку и бархате эмигранткой-француженкой… умела понять все то, что было… во всяком русском человеке».
В деревне, в селе, в глубинке идет то, что испанский философ Мигель де Унамуно охарактеризовал как интраисторию. В отличие от обычной истории, это незаметная, каждодневная, не связанная напрямую с политикой и при этом подлинная народная жизнь. Жизнь, которую может разрушить грубое вмешательство. Именно поэтому Унамуно последовательно выступал против европеизации Испании.
Нечто сходное с «интраисторией» Унамуно имел в виду Карл Густав Юнг, говоря о культурных архетипах, то есть о «коллективном бессознательном», в котором хранятся культурные коды народа, его культурная традиция.
Эта народная культурная традиция и есть, по сути, ядро культуры. А где проще сохранять традицию? В столице, живущей своей особенной жизнью, напоминающей проходной двор, или в провинции? Конечно, в провинции. И именно поэтому в нее рвутся наши «креативщики». Им скучно эпатировать столичного жителя, равнодушно воспринимающего любой разврат, изврат и перформанс.
Стремясь представить читателю не только череду отдельных случаев, но и емкую модель происходящего, я напоминаю ему фразу, сказанную Пьером Безуховым Анатолю Курагину: «Забавляйтесь с женщинами, подобными моей супруге, — с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата». Нашим постмодернистским туристам следовало бы сказать: «Упражняйтесь в своем разврате в таком городе, как Москва, в котором многие защищены от вас броней своего цинизма. И относятся к вам так же, как вы относитесь к себе. Но не смейте лезть в провинцию, где все приобретает совсем другой характер». Какой же именно?
В том-то и дело, что в провинции к постмодернизму и прочим пакостям относятся не как подобает, а как к чему-то, с чем надо серьезно взаимодействовать. Используя слова наших высоколобых циников, провинция относится к постмодернизму со звериной серьезностью. Но на самом деле эта серьезность носит не звериный, а нутряной характер.