Вот, к примеру, мы все знакомы с участковым инспектором капитаном Сверчковым. А Сверчков знаком с начальником отделения полковником Зубровым. Так это что – мы тоже с полковником знакомы?
– Знакомство с капитаном Сверчковым у нас тоже не вполне… всего знакомства – что он нас гоняет со своего участка.
– Кстати, – проговорил Штопор после непродолжительного молчания, – я так думаю, что этот нехороший человек – маньяк. То есть наш гражданский долг – сообщить о нем Сверчкову.
– Что-то мне не хочется с ним лишний раз общаться.
– Вот это зря. Если мы участковому дадим ценную информацию, он пересмотрит свое к нам отношение.
– Ну, не знаю. Может, и не пересмотрит. Тем более что мы толком ничего не знаем.
– Но можем узнать.
– Как это мы можем?
– Ну, к примеру, через твою знакомую девушку…
– Ну, я не знаю… – Пантюха засмущался. – Мы с ней не так уж близко знакомы…
– А, ну тогда я знаю! Этот маньяк тащил ее в гараж Порфирьича. И у него от этого гаража были ключи. Значит, Порфирьич ему сдал свой гараж и должен про него знать…
– Вот, кстати, давно пора капитану Сверчкову и всей районной общественности открыть глаза на Порфирьича. Он этот гараж получил по инвалидной линии, хотя здоров как бык. Мало того – у него и машины-то нету, чтобы в гараже держать. Так что он в этом гараже держит всякий хлам, а еще иногда сдает его разным сомнительным личностям. Вот как, к примеру, этот маньяк.
– А какой конкретно хлам держит в своем гараже Порфирьич? – задумчиво осведомился Штопор.
– Ну а я-то откуда знаю? Хлам – он и есть хлам.
– А не может такого быть, что среди этого, как ты говоришь, хлама имеется лом цветных и прочих металлов?
– А почему нет? Вполне возможно…
Тут в глазах у всех трех бомжей проявился мечтательный блеск.
Лом металлов, особенно цветных, – это большая материальная ценность, за которую Степаныч – барыга, хорошо известный в узких кругах, – платит хорошие деньги.
– Я считаю, что наш гражданский долг – проверить, что хранится в гараже! – решительно проговорил Пантюха. – Тем более что он как раз сейчас открыт.
– Если гражданский, то конечно! – быстро согласился с ним сообразительный Штопор.
– А если Порфирьич нас там застукает? – засомневался осторожный Пельмень.
– А если так, мы ему скажем, что туда собака забежала и мы ее хотели вызволить.
– И где же эта собака?
– Убежала!
Все трое подошли к гаражу предприимчивого Порфирьича, воровато огляделись по сторонам и проникли внутрь.
Внутри гаража было темно и неинтересно.
Металлолома там не было, ни цветного, ни какого-нибудь другого. Было там несколько старых шин, ломаный офисный стул, дырявая пластиковая бочка на двести литров и огромное количество совершенно бесполезного мусора.
Разочарованные бомжи хотели уже покинуть гараж, не оправдавший их надежд, когда Штопор подошел к задней стенке гаража, где висел плакат с изображением девушки на мотоцикле. Девушка была интересная и очень легко одетая.
– Возьму хоть этот плакат на память о нашей неудачной попытке! – заявил Штопор и стал отдирать плакат от стены.
Однако под плакатом оказалась незамеченная прежде дверца.
– Смотрите-ка, а гараж с двойным дном! – сообщил Штопор своим спутникам. – Может, там что-то интересное…
Он попытался открыть дверь, но она была заперта на замок.
Бомжи переглянулись.
– Тряхну-ка я стариной… – проговорил Пельмень. – Бывало, я такие замки на раз открывал…
Он пошарил на полу и нашел самый обычный гвоздь. Без особого усилия согнул этот гвоздь буквой «Г», вставил в скважину и немного там пошуровал.
Дверь открылась.
Бомжи проникли в потайное помещение.
Штопор нашел на стене выключатель и осветил комнату.
Первое, что они увидели, это нарисованный на стене странный знак – восьмиконечный крест, вписанный в пентаграмму. Больше в комнате не было ничего.
Я влетела в квартиру и плюхнулась прямо в прихожей на коврик, чтобы отдышаться. Коврик был чистый, и в прихожей полный порядок, стало быть, мама не теряла времени даром.
Она появилась из ванной с полотенцем на голове и уставилась на меня с укором.
– И почему ты сидишь на полу? Что такое, опять приступ?
– Да нет… – я с трудом отдышалась, – просто какой-то козел пристал во дворе.
– Сейчас вроде светло… – неуверенно возразила мама, – у нас тихий спокойный район. А впрочем, не знаю, лучше бы дома сидела, мне с уборкой помогла.
Выглядела она очень усталой, и мне стало стыдно.
– Извини. – Я встала и направилась на кухню, потому что ужасно хотелось пить.
– Ольга звонила, мы с ней на фитнес завтра собирались, так она сказала, что заболела и не пойдет, – грустно сказала мама, наливая мне чашку чаю.
– Да? – встрепенулась я. – И чем же она заболела?
– Простудилась…
– Летом?
– Угу, я тоже удивилась, а она сказала, что у Славика в машине кондиционер слишком сильно работал…
– Врет она все! – решительно сказала я. – Она завтра на концерт собирается с этим Германом.
– Что-о? – мама чуть не выронила чашку. – Не может быть! Откуда ты знаешь?
– Знаю – и все! – твердо сказала я. – И не буду ничего объяснять. А вот только смотри сама: с Герочкой она созванивается – это раз! На фитнес с тобой не идет – это два! А еще… как эта группа называлась, они еще песню про облака поют?
– «Поющие облака», – ответила мама и запела тихонько: – Облака на закате, облака на закате, куда вы плывете, в какие края…
– Вот, смотри! – Я показала ей экран телефона. – Завтра в концертном зале состоится концерт группы «Поющие облака». Это – три! Чего тебе еще надо?
– Точно! – Мама растерянно смотрела на экран телефона. – Начало в семь часов. Ну надо же… значит, вот как… Но это же наша с Герой песня, это под нее мы танцевали столько раз! Он же за мной ухаживал на втором курсе!
Я промолчала, вспомнив свое видение. Значит, он за ними обеими ухаживал. Силен Герочка!
– Мы же с ней договорились, что не будем торопить события… – бормотала мама, – что нужно дать ему прийти в себя после смерти жены, что мы будем к нему внимательны просто как подруги…
– Ага, и ты ей поверила? Да она нарочно тебя нейтрализовала!
– Да, наверно… – мама грустно вздохнула.
Мне стало ее так жалко, они так дружили с тетей Олей, и вот такую подлянку подруженька ей устроила. Обманула, вокруг пальца обвела, на кривой козе объехала.
Ну это мы еще посмотрим! Хорошо смеется тот, кто смеется без последствий!
– Мам, – я обняла ее, – ты только не расстраивайся. Мы что-нибудь придумаем!
– Да что тут можно придумать…
– Все! –