— Смотри сам, — я развернул школьный атлас на Средиземном море. — Вот Тунис, если фашисты оттуда эвакуируются, что там останется у союзников?
— Почти полмиллиона солдат и свыше тысячи танков.
— Вот, и куда их деть? Таскать вокруг Европы или перебрасывать в Азию — долго и дорого, к тому же немаловажно что это победоносные войска, нельзя растерять этот дух.
Как пропагандист, Милован с таким аргументом согласился, но все равно спросил:
— Почему не Греция? Или Сардиния?
— На карту смотри, тут расстояние вдвое меньше. Взятие Сицилии сразу перегораживает Средиземное море и еще вот, — показал я островок в ста километрах к югу.
— Мальта?
— Аэродромы. Воздушная поддержка высадки. База флота.
— Ты все верно говоришь, Сицилия как трамплин к Италии, но по нашим данным, немцы готовятся отбивать высадку в Греции.
Неожиданно. Но я же знал, что союзники пойдут через Италию!
— Без взятия Крита не выйдет. Оттуда есть сведения?
— Я запрошу ЭЛАС, — Джилас вытащил блокнот и сделал пометку.
— Только не тяни, время дорого! Считай, каждый день — это лишний итальянский полк!
Время он тянуть не стал и назавтра же привел знакомиться итальянца и македонца. Македонец как раз был похож на настоящего итальянца, причем южного — кудрявый, чернявый, смуглый, а итальянец больше смахивал на немца или датчанина, в жизни бы не подумал, что он из потомков древних римлян. Лет тридцать, волосы светлые, глаза голубые, обаятельный, но неприметный: захочешь через полчаса лицо вспомнить и не сможешь. С такой внешностью хорошо в разведке работать или в подполье. Или мошенником на доверии.
— Друже Ромео, — представил его Милован. — Пойдет с нами в Македонию как представитель Коминтерна, а друже Митко как делегат Главного штаба Македонии.
Ага, насчет разведки я не ошибся. Более того, он еще и радиоделом владел, пока мы собирали оружие-снаряжение, он ковырялся с передатчиком и натаскивал одного из наших, выделенного ему в помощники.
И увивался за Альбиной.
Чертовы макаронники умеют быть одновременно прилипчивыми и неотразимыми — этот разве что баркаролы не пел, ввиду отсутствия мандолины, и на балконы не лазал, а так натуральный Ромео, герой-любовник. Аля то ли из вредности, то ли из неистребимого женского кокетства принимала ухаживания, изредка посматривая на меня, замечаю или нет. Но меня больше заботило как я в таком состоянии пойду в рейд: отпускать-то понемногу отпускало, но слух толком не восстановился, и головные боли накатывали. Что характерно, Митко немедленно увязался за Живкой, но преуспел гораздо меньше, она почти все свободное время торчала рядом с Марко.
А я торчал у окна в коридоре, пользовался редким моментом, когда никуда не надо бежать, стрелять, собачиться с начальством, трястись в кузове или муфлонить по горам, и разглядывал Калиновик. Со знакомой мне по девяностым картиной совпадали только рельеф, дорожная сеть и граненые приземистые башни австро-венгерской крепостицы на господствующем холме. Прочее же выглядело чертовски архаично и неухоженно, не говоря уж о полном отсутствии асфальта.
По изредка мощеным улицам в городок с населением от силы четыре тысячи человек втискивался Верховный штаб, обросший за время войны охраной, обеспечением, типографиями, редакциями, органами власти, трибуналами и бог знает чем еще. Тыркались разнокалиберные грузовики, орали возчики и водители, трюхали нескончаемые повозки, время от времени сцепляясь оглоблями и постоянно стукаясь бортами. Сквозь затор пробивался заляпанный грязью мотоциклист, прямо на главной (и единственной) площади испуганно мычала пестрая корова, неведомо как попавшая в этот водоворот.
В попытке объехать ее столкнулись две телеги, на дорогу с грохотом выпал штабель зеленых ящиков, тут же до небес взлетели крики. Из стоявшего у здания општины легкового «фиата» вылез высокий чернявый партизан, рассек собравшуюся кучу зевак, тут же припахал их к погрузке упавшего, а корову взял за рога и увел в проулок.
А ведь это Никица, водитель и телохранитель товарища Тито и наредник роты обслуживания Верховного штаба. Да, появилась и такая в составе батальона охраны — повара, прачки, заготовители, все как в настоящей армии. Завидно, но так и надо.
Никица вернулся без коровы, но обратно в машину не сел, а довольно ловко разрулил затор, меня же от созерцания оторвал парень из отдела Ранковича и увел на отчет об операции.
К тому же самому батальонному комиссару с рыбьими глазами, что мурыжил меня в Фоче. Дежа-вю.
— Объясните, почему вы не выполнили задание, — уткнувшись в бумаги начал он тем же бесцветным голосом.
Спокойствие, только спокойствие.
— Группе была поставлена задача задержать отряд численностью до пятидесяти человек до подхода Далматинской бригады, при возможности этот отряд уничтожить, — размеренно забубнил я в ответ. — Группе не ставили задачу уничтожить отряд в пятьсот человек или задержать его на четыре часа.
— Почему вы бросили позицию и отошли к вершине, — шуршал он карандашиком по бумаге.
Угу. «Что же ты, зараза, вместе с танком не сгорел?» Но в эту игру можно и вдвоем — «В следующей атаке обязательно сгорю». Продиктовал для истории, что предпочел сохранить людей, чем положить их без толку. А потом сам потихонечку наезжать стал — почему послали по непроверенным данным? А не провокация ли это вражеская? Вывалил ему все свои подозрения, пусть разбирается.
Но все-таки он сумел меня выбесить: прицепился к пулемету. И по его вопросикам выходило, что Бранко натуральный вредитель, засланный к партизанам ломать оружие. К пулеметам же отношение в народно-освободительной армии особое, поскольку на них держится вся огневая мощь. За взятый с боя «шарац», МГ-34 или тем паче МГ-42, вполне могли наградить — если не отсутствующими как класс медалями, то ценными предметами, ботинками, например, или новой формой. А вот за утрату вполне могли и под трибунал отдать.
И как я не отбивался, но факт, что Бранко уже четвертый пулемет пролюбил, крыть нечем. Разве что один из них должен лежать тут недалеко от Конице, в лесу над Неретвой, под корнями. Что я и высказал напоследок, встал и отшвырнул ногой табуретку.
— Вот когда найдете и представите, тогда и поговорим, — пробубнил комиссар.
— И найду, и представлю!
И долбанул кулаком по столу так, что у него подпрыгнула и опрокинулась чернильница.
На улице подышал, разгоняя злость, тут на меня налетел Глиша с новостью, что домик, где мы расположились, забрали под штабные службы, а нас выперли из города, на целых полтора километра на восток. Лет пятьдесят тому вперед там встанут казармы Дольни Логор и стрелковый полигон, где будут натаскивать добровольцев, сколачивая из них отделения и взводы.
Вот и ладно, что вне города. Как говорится, подальше от начальства, поближе к кухне. Глядишь, поставят туда квартировать батальон или бригаду, мы к ним с питанием присоседимся и службу можно считать удачной. Только проинспектировать расположение я не успел — меня перехватил посыльный от Милована и пришлось тащиться аж через улицу, в општину. Судя по наличию Никицы, туда вселялся если не весь штаб, то как минимум товарищ Тито.
И точно — на первом этаже ребята из роты обеспечения двигали мебель, подчиняясь указаниям девчонок из секретариата. Похожая очками на училку Брана с вечной папиросой в руке, указывала куда тащить столы, обаятельная Олга забивала здоровенный шкаф папками, пухленькая Нада следила, как со двора таскают ящики с имуществом, а в соседней комнате распоряжалась смешливая Дара. Все как на подбор, лет двадцати четырех-двадцати пяти, все как минимум симпатичные (Дара вообще модель по росту, фигуре и роскошным волосам) и все замужние.
Тот самый химик-шифровальщик, что сделал мне сухой спирт — муж Браны. У Нады вторая половина — художник, автор герба Белграда и герба СФРЮ. Олга замужем за членом Главного штаба Боснии и Герцеговины, Дара — сердечная подруга Иво Рибара. Они, правда, официально не женаты, но все считают их семьей. Хорошо устроились, один я холостой хожу. И Милица, личный секретарь Тито, тоже неприкаянная.