Но все равно ворочалась внутри тревожная мыслишка — мы же нихрена не альпинисты, чтобы зимой среди скал в снегу дрыхнуть. Да, горы не шибко высокие, пики максимум два километра, а мы идем сильно ниже, но это все равно горы, а пуховых спальников у нас нет.
До заката мы добрались только до старинного заброшенного кладбища в горах — укрытые снегом белые известняковые надгробья, каменные кресты с грубыми резными узорами, поди, пойми, кто тут лежит и чье оно, православное или католическое — до ближайшего селения километров восемь…
— Почти пришли, — доложил сменившийся проводник. — Остался час до Говзы и еще один до места. Заночуем здесь?
По-хорошему надо бы так, но неизвестно, как завтра повернется. Лучше дойти, устроить засаду…
— Идем дальше, нам все равно с рассвета четников дожидаться, вот и поспим.
Место, насколько я мог оценить в темноте, хорошее — перед нами голые склоны под снегом, пара каменюк, спрятаться особо негде. Разве что два полуразвалившихся сарая у дороги, но туда немедленно умчался приданный нам минер с подручными, я даже не успел его за полу ухватить — на мой взгляд, в первую очередь нужно ставить растяжки на склонах, чтоб в обход не совались.
Остальные под руководством Бранко, Глиши и Небоша обустраивали основные и запасные позиции для пулеметчиков и снайперов, а кое-где складывали из камней невысокие стеночки для прикрытия перемещений. Толку от них чуть, но если не дадут хоть одной пуле до человека долететь — уже хорошо. Мои «старики» наскоро объясняли как правильно юзать белые накидки, как маскироваться, но партизаны и так многое уже знали сами. Значит, в НОАЮ заработала система обучения — ай да Арсо, ай да молодец!
Подрывник прискакал только для того, чтобы схватить проволоку для растяжек и умчаться на склоны, мне даже не пришлось ему ставить дополнительную задачу. Эдакий фанатик подрывного дела, пироман-любитель, знаю я таких, им только дай что-нибудь поджечь или взорвать. Вот он и егозил всю ночь, помощников своих загонял, а с утра клевал носом на позиции. Засыпал незаметно для себя, сопел в две дырочки, потом всхрапывал, вздрагивал от этого звука и в панике просыпался: кто здесь??? Оглядывал хихикающих соседей мутным взором, успокаивался и снова задремывал.
Остальные же ночью менялись — половина спала, половина работала. Лука пытался сунуться в передовую цепь, но из него вояка так себе, да и как художник он для нас ценней — отрядил его в тыловое наблюдение. Он было возмутился, что его в бой не пускают, но я сделал значительное лицо и объяснил, что опасаюсь подхода итальянцев из Гацко и удара нам в спину. Недовольно ворча, Лука удалился устраивать себе наблюдательный пункт. Парень-то он хороший, но в бою сколько раз всякие фортели выкидывал? Пусть в сторонке посидит, мне спокойней будет.
Солнце поднялось над Зеленгорой и даже понемногу пригревало, время уверенно шло к назначенному часу. Мои ребята всех разбудили, вывели на позицию, без напоминаний заставили подрыгать руками и ногами, чтобы разогнать кровь, а то будет от колотуна оружие дрожать. Бойцы позевывали, не очень зная, чем себя занять до появления противника, а незабвенный Казимирас Гедеминович говорил, что солдат в обороне должен закапываться на максимально возможную глубину и каждую минуту свою позицию улучшать. Вот я и рявкнул тихонько, приказал сгребать ближайшие камни в бруствера, подстелить под пузо одеяла, подложить под винтовки рюкзаки и вообще, не ворон ловить, а готовится.
В этом шевелении прошло полчаса, но все затихло, когда Марко сообщил:
— Идут. И что-то их слишком много
— Сколько? — всегда меня раздражала неточность в докладах.
— Погоди, дай сосчитать.
Я облизнул обветренные губы, вглядываясь в дорогу, но различал вдали только темное пятнышко.
— Сотни две, — опустил бинокль Острый Глаз, — две колонны и повозки.
Твою мать! Как чуял! «Михайлович со штабом, Михайлович со штабом»… Так-то нас полсотни и куча пулеметов, и штаб в те же полсотни нам на один зуб, но двести… Двести это совсем другой оборот. Стиснул зубы, оглядел позицию — ладно, у нас пятнадцать пулеметов и снайперы, сдержим, хоть и с трудом. Лишь бы наши не опоздали.
— Не, соврал, — со спокойствием удава дополнил Марко, — там еще две колонны, столько же, если не больше.
За-ши-бись — человек пятьсот прет. Пятьсот!!! Начальнички, мать вашу! Выживу — всю разведку наизнанку выверну! Сука, а я все на холод жаловался! Ничего-ничего, сейчас нам жарко будет.
Слева гулко сглотнул подрывник и плотнее вцепился в винтовку.
— Ну смотри, — ткнул его в плечо кулаком, — одна надежда на твои мины.
Он только угукнул в ответ.
Оставалось только порадоваться за выбор позиции — дорога делала две петли прямо под нами, в сектор поражения втягивался не только авангард, но и две следовавшие за ним группы, а хвост бодро шагавшей массы четников показался из-за дальнего поворота.
Стрельбу открыли четыре пулемета, но и этого для шедшей без передового охранения колонны оказалось достаточно. Взметнулись выбитые пулями фонтанчики снега, цвиркнула отколотая каменная крошка, головные полегли почти целиком, шедшие следом заметались в поисках укрытий и примерно минуту мы могли бить четников на выбор.
Несколько человек метнулись в полуразваленный сарай, там бахнуло, в проем вылетел человек с горящей спиной, а за ним целый сноп огня. Вслед за пламенем поднялся столб пыли, набившейся в щели с незапамятных времен, закачалось и с треском рухнуло последнее стропило. Перебегавший к дому расчет станкача резко затормозил и в этой паузе его перестреляли Небош с Марко.
Понемногу четники залегли, расползлись пошире, начали огрызаться огнем, а командиры пресекли остатки паники и начали управлять боем. От хвоста перекатами в сторону гребня слева послали полусотню — грамотное решение, обойти и занять позицию выше, чем наша. Но после первых двух растяжек энтузиазма поубавилось, а вот осколками посекло человек десять, не меньше.
— Небош!
— Чего?
— Командиров гаси!
— Само собой, — ворчливо ответил снайпер и его винтовка подтвердила это коротким стуком.
Человек, который только что в залегшей цепи кричал и размахивал руками, ткнулся носом в снег и замолчал. Но никто не стал отползать назад, на что я очень рассчитывал, наоброт, плотность огня возрастала, а от хвоста колонны на дистанцию уверенного выстрела подбиралось все больше и больше людей. Ну да, с Михайловичем же наверняка самые преданные, самые мотивированные…
Понемногу в дело втянулись все пятнадцать пулеметов, они вполне удерживали противника на дистанции, но если четники ломанутся в атаку, вполне могут прорваться, хоть и дорогой ценой. Я все-таки надеялся, что самосохранения у них больше, чем героизма, и что наши от Калиновика подойдут вовремя, до того, как у нас кончатся патроны. В целом у нас тут патовая ситуация, как в анекдоте — поймал медведя, а он не пускает.
Попробовать, что ли, взять их на понт? Прикинутся батальоном, предложить сдаться… Может прокатить. Но только я набрал воздуха приказать своим прекратить огонь, чтобы вступить в переговоры в тишине, как сзади Лука заорал так, что я услышал его даже в грохоте боя:
— Итальянцы! Итальянцы!
Накаркал, блин. Вот тебе и удар в спину, как сглазил.
Лука бежал напрямик, без остановок, даже не пытаясь делать зигзаги, залегать и переползать, чему учили уже всех партизан. Я закусил губу — сейчас его подстрелят, не могут не подстрелить! Но дуракам везет и заполошный комиссар упал рядом со мной.
— Аль…пи…ни… — грудь его ходила ходуном после спурта.
— Сколько?
— Шесть… или семь… грузовиков…
Сто двадцать-сто сорок человек, но в любом случае не меньше сотни.
— И броневик… — выдохнул самое главное Лука. — Минут через десять будут тут.
Ну вот, собственно, и все. Против броневика нам воевать нечем, нас возьмут в два огня и при таком преимуществе перестреляют, как куропаток.
Я ткнул увлеченно стреляющего подрывника стволом: