— Мда. Это действительно оригинально, — оценил идею Костя. — Государство не просто разрешает пилить сук, на котором сидит, но еще и следит за тем, чтобы пила была острой.
Через десять минут они вошли в двери комбината общественного питания. Большинство лампочек в столовой было потушено, свет горел непосредственно над столами, добавляя штришок интимности в доверительные разговоры. Ночные посетители сидели за большими столами, собранными из четырех обычных обеденных столов, сдвинутых вместе. Таких больших столов Костя насчитал шесть. Они были беспорядочно расставлены по залу, и компании, сидевшие за ними, увлеченно беседовали каждая о своем. Между столами ходили две официантки. Они разносили еду и напитки.
По пути к одной из таких шумных компаний дядя Юра остановил идущую ему навстречу официантку и заказал две порции пельменей. Когда они с Костей подошли к столу, Чуева заметили и начали узнавать. Кто-то кивал головой, кто-то поднимал в приветствии вверх руку.
— Привет честной компании, — поздоровался дядя Юра, и все присутствующие ответили ему неровным хором. — Это Константин, мой приятель. Мы с ним вместе процедуры принимали.
Зубкову показалось, что эта рекомендация не произвела на компанию ровным счетом никакого впечатления и она продолжила начатый спор.
— Нас даже пьянствовать загнали в специально отведенные места.
— А разве это плохо?
— Почему я не могу пригласить друзей домой и там выпить с ними? В конце концов это похоже на отстойник, — сказал длинный и тощий малый, раскинув руки в стороны. Очевидно, он имел в виду столовую. Почему-то Костя решил, что он аспирант.
— Отчего же, ты можешь пригласить друзей и выпить дома, — отвечал ему крепыш средних лет с висками, уже тронутыми сединой.
К столу подошла официантка, поставила перед Костей и дядей Юрой по тарелке дымящихся пельменей и прошла к дальнему, стоящему возле окон, столу. Услышав слово «пьянка», Костя окинул стол взглядом, но не заметил ничего, даже отдаленно напоминающего бутылку.
— Ну конечно, две-три сходки у меня дома, и на работе мне поставят на вид, что пить нужно в спецзалах. В тюрьму не посадят, но нервы потреплют.
— Но согласись, в существовании спецзалов есть некоторое удобство. Поместятся все, кто захочет прийти. Не нужно готовить, не нужно мыть посуду.
«А выпить было бы не грех», — рассуждал Костя. Но водки на столе не было. Перед поздними посетителями столовой стояли или пивные кружки, или стаканы с апельсиновым соком, как предположил Костя, разбавленным водкой. Однако странный подход к пьянке.
— Да Бог с ним, с отстойником, мы стали ленивы, — перебил круглолицый. Ему было за тридцать, уши его смешно шевелились при каждом слове.
— Лень — двигатель прогресса, — ввернул еще один круглолицый мужичок с окладистой бородой и в очках в толстой оправе. — Именно благодаря лени мы пытаемся облегчить себе жизнь, придумывая новые машины.
— Не в самой лени дело, а в сытости, — сказал сидевший напротив Кости старичок. — Сытый человек ленив, ему хочется спать и совсем не хочется думать.
Дядя Юра с аппетитом ел пельмени, с интересом слушая беседу и переводя взгляд с одного оратора на другого. Мимо с подносом грязной посуды проходила официантка. Костя остановил ее и, перекинувшись с дядей Юрой парой жестов, заказал два по сто «Столичной».
— И огурчик, — крикнул Чуев вдогонку официантке.
Через две минуты официантка принесла две стопки, полграфинчика водки и два соленых огурца на блюдечке. Дядя Юра разлил водку, и они с Костей выпили. Все присутствующие за компанию отхлебнули из своих стаканов, кто пиво, кто коктейли, кто сок. Закусив огурчиком, Костя отправил в рот тройку пельменей и положил вилку зубьями на тарелку. Вскоре легкое опьянение окутало его тело приятной пеленой. Костя приосанился и теперь слушал разговор, облокотившись одной рукой о спинку стула.
— Ну а как же быть с совестью? — продолжил круглолицый, обращаясь к Чуеву, и его уши снова зашевелились.
— Совесть? — переспросил дядя Юра. — Да, в наше время совесть — это улика.
— К сожалению, ни один суд не примет ее к рассмотрению, — вставил Костя, но ожидаемого эффекта эта фраза не произвела.
— Нет, Моисей, не финти, — настаивал аспирант. — Вспомни, кем ты был двадцать лет назад, и посмотри, кем ты стал теперь.
— Во-первых, я постарел, — спокойно ответил дядя Юра, — а во-вторых, жизнь претерпела колоссальные изменения. Мир изменился.
— То есть ты хочешь сказать, что тебя все устраивает в твоем теперешнем существовании?
— Нет, не все, — спокойно ответил дядя Юра. — Но я не вижу ничего такого, из-за чего можно было бы поднять вооруженное восстание. Из-за чего можно повести людей на смерть.
— Ты перегибаешь палку, Моисей, — сказал бородатый очкарик. — Мы не призываем к мятежу. Мы не крикуны, а воспитанные и образованные люди.
— Нет, господа, не надо уходить в сторону, — контратаковал дядя Юра. — Вы мне поставили на вид, что раньше я был другим, не таким, как сейчас. Я ответил, что сейчас можно обойтись и без кровопролития. Есть законы, есть выборы, есть свобода слова. Если у кого-то есть идея или программа — никто не мешает ему заниматься их пропагандой.
— И это говорит человек, три недели назад вышедший из больницы, — укоризненно сказал аспирант и показал на Чуева рукой с повернутой вверх ладонью.
— Юноша, а что вы уже сделали для того, чтобы то, о чем вы говорите, стало реальностью?
— А что я должен сделать?
— А что он может сделать? — спросил кто-то из дальнего угла стола. — Общество имеет свое представление о собственном благополучии. Если ты сможешь ему гарантировать, что все, что ты обещаешь, в точности воплотится в жизнь, оно, может быть, и пойдет за тобой. Но если останется хотя бы один шанс, что затея не удастся, тебя никто не станет даже слушать.
— Но ведь дорогу осилит только идущий, — еще раз встрял Костя.
— А всем на это плевать. Никто не хочет никуда идти. Всех и здесь неплохо кормят.
— Но предела совершенству нет. Нельзя стоять на месте, — продолжил Костину мысль аспирант. — Общество должно развиваться. А иначе оно погубит себя. Если технический прогресс опережает развитие личности и самосознания — катастрофа неизбежна. Это как если мартышке дать гранату. Очень скоро она выдернет предохранительную чеку и взорвется. Добро бы только себя убила, но ведь и другим достанется.
— Но как это объяснить человеку, который считает теперешнее свое состояние вершиной развития, а себя счастливым? Какой был у нашего общества девиз?
— «Сытость, благонравие, семейные ценности».
— Кстати, что в этом плохого? — спросил круглолицый.
— Да ничего. Если только эти понятия не вытесняют десять заповедей.
— А разве это не одно и то же?
Дискуссия продолжалась еще полчаса, перескакивая с одной злободневной темы на другую. Еще какое-то время Костя слушал с интересом и даже время от времени пытался участвовать в беседе, но скоро ему это наскучило. Как-то однообразно противники менялись местами со сторонниками. И всегда главным аргументом было то, что только благодаря президенту и его Верховному Совету общество достигло тех вершин, о которых раньше могло только мечтать.
— Закрываемся, — объявила официантка, проходя мимо стола.
Все подняли глаза и посмотрели на цифры электронных часов, висящих над дверью. Часы показывали двадцать минут первого.
— Ну что же, по пилюле счастья? — спросил круглолицый.
Все одобрительно загалдели, доставая карточки для расчета. Официантка подошла к столу, выслушав последний заказ, высыпала из белого пузырька в блюдце шестнадцать розовых таблеток и принялась за расчеты с клиентами.
— А ты чего? — спросил аспирант.
— Чего? — не понял Зубков.
— Розовую таблеточку.
— А-а… нет, спасибо. Я наркотой не балуюсь.
— Перестань, — улыбнулся аспирант, — она же абсолютно безвредна для организма, к ней нет привыкания.
— Нет, ребята. Допинг в колесах я не принимаю.
— Напрасно. Успокаивает нервную систему, дает отдых мозгу, и спится после нее просто изумительно.
На выходе из столовой все попрощались и разбрелись в разные стороны. Костя и дядя Юра медленно шли по опустевшей ночной улице.
— Что за гадость они сожрали в самом конце? — наконец спросил Костя.
— Пилюля счастья, — ответил дядя Юра. — Слабый наркотик. Дает эффект ощущения счастья. Чем больше доза и чаще применение, тем дольше действие, соответственно — меньший расход.
— И что, много у этих пилюль поклонников?
— Да нет. Не очень. Чуть больше полстраны.
На перекрестке они свернули на свою улицу. Мимо них проехала патрульная машина милиции.
— Как тебе мероприятие? — спросил дядя Юра.