— Вот теперь можешь говорить «ого», — сказал Мухин и вернулся к мороженому.
— «Ого»? Нет, Боря, это уже не «ого». Это «о-го-го». Оставить в неведении Печору — это, знаешь ли… чревато. Тем более в таком деле.
— Вот и я так подумал. За Зубковым постоянно следят.
— Это не столь важно, — сказал Чуев. — За нами за всеми следят.
— Филеры докладывают напрямую Яншину и Шваркину. Минуя обычную регистрацию. Для всех в стране Зубков просто странный сумасшедший.
— Ты думаешь… Яншин и Шваркин играют на себя? — спросил Чуев.
— А ты исключаешь такую возможность?
— В этом мире я давно ничего не исключаю. Возможно, они и играют сами на себя, только тогда каждый из них надеется в финале кинуть другого.
— С чего ты взял?
— То, что они заклятые «друзья» еще с института, знает даже ребенок, — сказал Чуев. — Но все это, как говорится, бантики. Они могут просто прикидываться. Пока все думают, что они враги, никто не заподозрит их в игре в одни ворота. А это дает некоторые преимущества. Когда меня вызвал к себе Шваркин, чтобы обрадовать крестником, у дверей корпуса я столкнулся с Яншиным. Он просто кипел от злости. Шваркин же тоже особенно не вдавался в рассуждения и слезно попросил меня оставить его в покое, сказав при этом, что ему только что чуть плешь не проели. Спрашивается, кто покушался на плешь, если не Яншин?
— Логично, — согласился Мухин. — Тем более что звание у них одно, а взгляды на мир разные. Яншин больше психиатр, а Шваркин больше цербер. Со слов Натальи именно Яншин высказал идею отпустить странного пациента, так сказать, в мир, а Шваркин настаивал на его изоляции.
— Как бы там ни было, все равно я не очень-то верю, что Зубков просто пациент, потерявший память, — сказал Чуев. — Я скорее поверю, что он пришелец из галактики NHC-5128 в созвездии Центавра. Есть в нем что-то странное, не от мира сего. Вроде бы и размышляет на свои тридцать лет, но иной раз вопросы задает прямо как школьник, ей-богу. Он не просто псих, это точно. И на стукача не похож. Уж на стукачей я насмотрелся, поверь мне. Правда, с одной стороны настораживает отсутствие о нем информации в компьютере. С другой — если бы он был провокатором, могли бы сочинить ему такую легенду, что любо-дорого посмотреть.
— А чем тебе не нравится легенда о его амнезии? — спросил Мухин, доедая мороженое. — Чем не легенда? Во-первых, концов никаких, во-вторых, будь о нем хоть что-то известно, ты бы насторожился, проверять начал. Ты человек неглупый, обязательно нашел бы неувязочки, неточности. А так… Одно любопытство, самое банальное, заставляет с ним общаться. Да и сам факт, что правительством признается отсутствие у человека зафиксированной истории жизни, кажется настолько неправдоподобным, что ты готов в него поверить.
— Возможно, ты и прав, — согласился Чуев. — Но мне кажется, что они сами его боятся.
— Ну что же… значит, путь себе живет, — заключил Мухин. — Только вот еще что. Яншин вел разработки по стерилизации сознания. Так он собирался бороться с крикунами.
— Насколько мне известно, он уже год как зашел в тупик, — перебил Чуев.
— Возможно, и так, — согласился Мухин. — Но кроме теории стерилизации сознания существует еще и теория блокировки. Нажали кнопочку, и ты на время забыл, что ты разведчик. Потом нажали второй раз, и ты все вспомнил.
— Борь, я не крикун и не Робеспьер, — ответил Чуев. — Планов переворота я не вынашиваю. Об этом знают те, кому это знать по службе положено. Поэтому… даже если ты прав… я живу в рамках закона.
— Поживем — увидим, — многозначительно сказал Мухин.
Глава 7
Первый закон паровозного свистка
В комнате главного редактора было просторно и прохладно. Зубков сидел за длинным столом и слушал очередное ценное указание правительства. Газета была государственной, и подобные мероприятия проходили здесь раз в неделю. Сегодня государство просило обратить внимание на состояние медицинских учреждений и домов престарелых. Месяц назад был принят новый закон о пенсиях. Его освещение как в государственной прессе, так и в частной было очень хорошим и положительным. Да иначе и быть не могло. Кто же будет возмущаться после повышения пенсионных выплат до восьмидесяти пяти процентов от среднего заработка гражданина за время его трудоспособности?! Закон в народе прошел «на ура», но теперь, как говорится, не мешало бы закрепить это «ура», для чего следовало дать серию статей о том, как этот закон плавно и своевременно вошел в жизнь.
Зубкова эти указания напрямую не касались. Он работал в отделе городской хроники. К тому же прямо напротив Кости сидела Лена Пышкина, журналистка из того же отдела. Лена была хороша. Прекрасно сложенная женщина двадцати пяти лет от роду. Неглупа. Красива. В помыслах у Зубкова, каким бы невероятным это ни казалось, в эту минуту не было пошлости. Он смотрел на красивую женщину и получал от этого большое эстетическое удовольствие. Наверное, Костя предпринял бы шаги для того, чтобы их знакомство стало более близким, но в газете поговаривали, что Игорь Шишкин и Виктор Мышкин давно и с переменным успехом ухаживали за Леной. Игорь был журналистом в отделе городской хроники, а Виктор — заместителем редактора этого же отдела. Насколько Зубкову было известно, никто из них не достиг больших успехов, но и сдаваться они пока что не собирались. Тем более что все они оказались очень хорошей компанией, в которую с первого же дня Зубков и вошел.
Наконец представитель правительства изложил все, о чем хотел бы прочесть в газете, и закрыл папочку. Редактор объявил, что совещание окончено. Журналисты шумно задвигали по паркету стульями и направились к выходу. Зубков вздохнул, сказав себе в мыслях, что хороша Маша, да не наша, и тоже поднялся из-за стола.
— Стоп, — сказал Виктор, поймав Костю за рукав, как только он вышел из комнаты главного редактора, и махнул рукой Шишкину. — Игорь!..
Игорь кивнул головой и, сказав пару слов корректору, подошел к Виктору с Костей.
— Итак, господа, — объявил Виктор, — есть мнение сегодня сходить в кино.
— Какие варианты? — спросил Игорь.
— Вариант один, в «Художественном» сегодня первый день показывают новые «Звездные войны».
— Ну да. Конечно, — саркастически сказал Игорь. — Первый день показывают, и ты собрался билеты достать.
— Билеты на себя берет Ленка, — ответил Виктор. — И вообще это ее идея. Она нарыла аж пять штук. К билетам также прилагается ее школьная подруга Марина. О-бал-ден-ная барышня.
— Ну ты-то откуда все знаешь? — с сомнением спросил Игорь.
— Я сам видел, — стукнул себя кулаком в грудь Виктор. — Ленка фотографию в журнале показывала. Марина победила в какой-то викторине и выиграла туристическую путевку в Японию.
— Нет, господа, сегодня я не могу, — сказал Костя.
— Бунт? — спросил Виктор.
— Бунт, — подтвердил Игорь.
— Я правда не могу. Дядя Юра пригласил составить ему с Наташкой компанию в Большой театр.
— И что нынче дают в Большом? — жеманно спросил Игорь.
— «Щелкунчика».
— И ты хочешь сказать, что новые «Звездные войны» променяешь на «Щелкунчика»? — продолжал Игорь. — С каких это пор ты стал ценителем балета?
— К балету я почти холоден, — ответил Костя, — я люблю Чайковского. Обещаю закрыть глаза и слушать только музыку.
— Сдается мне, мил-человек, — прищурив глаза, сказал Виктор, — что дело вовсе не в Чайковском, а в девушке с именем Наташа.
— А кто такая Наташа? — подыграл Виктору Игорь. — Это та самая соседка дяди Моисея?
— Нет, — ответил Виктор. — Это та самая медсестра, что сидела у койки умирающего Зубкова.
— Да нет, ребятки, Наташа — это не медсестра и не соседка, — сказала незаметно подошедшая Лена. — Наташа — это девушка из снов. Все обернулись.
— А-а-а… — всплеснул руками Игорь, в почтении понизив голос. — Так это та самая фея?..
— Все, мне пора, — не ответив на вопрос, сказал Костя. — Покеда.
— Ну иди. Дезертир, — многозначительно сказал Игорь. — Мы тебе это еще припомним.
— Да уж не забудьте, — согласился Костя. — Вы даже лучше запишите, как я добровольно отошел в сторону. Теперь у вас леди две и джентльменов двое. Уравнение сходится.
— Что касается меня, так я с тобой полностью согласен, — сказал Виктор. — Но вот Лена нас с Игорем все время считает за полтора джентльмена. Так что получается недобор.
Костя развел руками и ушел, а его друзья еще какое-то время стояли в коридоре и обсуждали детали предстоящего похода в кино.
Часы над входом в газету показывали пять минут пятого. У Зубкова было два часа на то, чтобы съездить домой, переодеться для похода в театр, заехать за Наташей и дядей Юрой. Через полчаса Костя открывал дверь своей квартиры.