— Все оказалось очень сложно. Тут не один самосуд, а два. Это — во-первых. Все, кто утверждает, что это дело рук Сычева, отсутствовали… Вас не было? Не было. Крючкова не было? Не было. Он прибыл на место происшествия, когда драка пошла сплошная, между собой. Это — во-вторых. Из всех допрошенных очевидцев только один гражданин и показал против Сычева, но и тот гражданин не видел, как началась драка. Это — в-третьих… Очень сложно. Очень… Я — следователь дореволюционного закала, многое видел, а все-таки считаю это дело очень и очень запутанным.
— Кто показал против Сычева? — спросил Андрей.
— Не имею права разглашать, — ответил следователь, разводя руками. — Не могу.
— Все равно знаю: Матвей Сорокин… Он? — угрюмо допытывался Андрей.
— Между нами: он, — вполголоса ответил следователь.
— А Шмотков Виктор? — не унимался Андрей.
— Шмотков? — Следователь стал копаться в бумагах. — Шмотков… Посмотрим… Шмотков… — Он нашел в деле нужный лист. — Та-ак… Шмотков… Ничего существенного. Вызываю второй раз.
— Сам-то ты уверен, что Сычев виноват?
— Нет. Не уверен. Всякий самосуд — круговая порука. Это — во-первых. Фактически, Земляков вновь вызывает подозрения в умышленном убийстве. Это — во-вторых. Понимаете?
— Ничего не понимаю! — воскликнул Андрей.
— Тогда к вам еще один вопрос: вам лично Земляков говорил тогда о яме или нет?
— Не говорил, — настороженно ответил Андрей.
— Вот видите! От всех скрыл… Дело сложное.
— Не может он — умышленно. Голову мне руби — не поверю.
— А мне мало — просто верить. Мне нужны факты. Вот если бы Земляков был жив… и его бы допросить, тогда… — Следователь осекся, замолчал.
— Куда там… — тихо, с горечью сказал Андрей и глубоко вздохнул. Потом добавил: — Если бы только остался жив… — Он подумал и, не поднимая головы, спросил: — Что — «тогда»?
— Тогда так: если только Земляков подтвердит, что его ударил первым Сычев, то сделаю очную ставку. И снова придется допросить обе стороны.
— Пошла волынка! — раздраженно воскликнул Андрей.
— Да что же вы, товарищ председатель, не поймете! — разгорячился следователь. — Ведь «сторона» против Сычева состоит из одного человека! Все обвинение падает главным образом на Степана Ухарева. А он сам на ладан дышит.
— Ну и каша! — усмехнулся Андрей.
— Вот она и каша.
В дверь просунулась всклокоченная, жидковолосая голова Виктора Шмоткова.
— Заходите, — пригласил следователь.
Виктор вошел и стал у двери, переминаясь с ноги на ногу. Андрей вышел.
— Садитесь, — равнодушно сказал следователь.
— Постоим, — ответил Виктор, — Не господа… сидеть-то.
— Садитесь, — повторил следователь тем же тоном.
Виктор сел на край стула.
— Гражданин Шмотков! Вы уже предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний. И еще…
— Так точно. Мы всё понимаем.
— И…
— Я — как на духу.
— Подождите. Отвечайте на вопросы… Вы поддерживали гражданина Сычева на выборах в правление кооператива?
— Так точно.
— Почему?
— Хозяйственный мужик… И вопче…
— Водкой он вас поил перед выборами?
— Никак нет, — соврал Виктор, — не поил. Что я, без него не могу выпить? — А потом сказал правду: — На собрании я был трезвый.
— Это верно?
— Во! — И Виктор торопливо перекрестился, — Совсем трезвый.
— Теперь расскажите по порядку: как начался самосуд?
— Самосуд?.. Драка, значит. Так… Сидим мы с Аленой дома, завтракаем.
— Кто это — Алена?
— Жена же моя! Да. Сидим, завтракаем.
— Да вы о драке давайте, — направлял следователь.
— Так мы ж о драке. Сидим, завтракаем, Алена мне и говорит: «Ты бы, Виктор, сарай перекрыл. Течет ведь, как решето». Ну и, конешно, давай меня ругать.
— Я прошу еще раз: о драке говорите.
— А мы о чем? И я — о драке… И давай меня ругать. Такой да сякой. Одно слово — баба. А я ей говорю…
Следователь встал. Он уже начинал волноваться. Потом сел и спросил:
— На собранье вы с кем шли?
— Дак я дойду до этого. Вы ж просили — по порядку рассказать… О чем уж я?.. Да! А я ей и говорю: «Не до крыши мне. Собранье нонче». И в ту пору ж десятский стучит в окно: «На собранье!» И я пошел. Ну, пришел. А там покурил… Оно и началось. А об собранье чего ж говорить: обнаковенное дело. А Сычева не выбрали.
— Это вы все уже говорили. Записано. И то, что Земляков выступал против кандидатуры Сычева, записано в ваших показаниях.
— И Крючков выступал, — добавил Виктор. — «Не надо его», — говорит. Ну, мы пошумели, пошумели и… не выбрали. А мне что? Не выбрали и — ладно. Небось. Кого бы ни выбрать, абы выбрать.
— А потом?
— А потом я поспорил с Сычевым. Он говорит…
— На собранье?
— Да нет же! После собранья. Он говорит: «Федька убил умышленно», а я говорю: «Не может того быть». Ну, спорили, спорили да и пошли ямку смотреть — есть она или нет ее. И встречается мне дядя Матвей Сорокин. И говорит: «Здорово, Виктор! Далеко?» — «К Земляковым», — отвечаю. «Зачем?» А я ему толком: «Будто Федька ямку того»… Ну он не пошел со мной. А я Федьку смалу знаю. Брешут, думаю. Вот я вам расскажу, как он волка убил. Дело было…
— Не надо про волка. Не надо!.. Ну, пришли вы к избе Землякова…
— Пришли. Точно.
— Кричал Сычев слова: «Пусть закон решает»?
— Кричал. Точно, кричал.
— А кричал он так: «Поклеп на человека недолго навести»?
— Кричал. Врать не буду: кричал.
— А когда шел к яме Земляков, то кто был впереди: он или Сычев?
— Сычев был впереди. А Федька сам шел, за ним.
— А кто Землякова ударил первым?
— Не видал. Ей-бог, не видал. Куды ж денешься! — Виктор тут говорил чистую правду — он действительно не видел.
— А вы лично тоже дрались?
— Так точно. Дрался.
— Кого вы били?
— Я?
— Вы.
— А уж и не припомнишь… Кого? — Виктор задумался, вспоминая. — Сычев меня ударил — помню. Я его ударил — тоже помню. Пожалуй, я ему разов несколько давал тумака… Я если уж дам — так да-ам! У меня, брат…
— А почему вы дрались?
— Мы?
— Вы, лично вы.
— Я — за Федьку. А кто — и за Степку Ухаря. Ну и пошла! Мне под микитки двинули, я и скопытился. А как опамятовался, то Степка последний раз ударил ногой Федьку.
— Значит, гражданин Ухарев бил Землякова много?
— Бил. Точно. Видал. И я ему, Ухарю, за это самое нос расквасил. Не тронь Федьку! Я его смалу знаю… Да и мне попало… Бок вот болит — дыхнуть невозможно… Куды ж денешься — драка!.. Он и Степка-то помрет, наверно. Совсем плохой. Одно слово — драка. А Федьку жалко… — Виктор зашмыгал носом, забеспокоился, почесал голову и опустил взгляд в пол. — Жалко Федьку… Пропал.
Следователь пристально посмотрел на него и совсем ласково спросил:
— Товарищ Шмотков! Вы уважали Федора Землякова?
— Ага. Уважал.
— Так скажите начистоту: Сычева это рук дело? Не подговаривал ли он кого? Не слышали ли вы такой слух от кого-либо?
— Не-ет, не слыха-ал, — удивленно протянул Виктор.
— А за кого же дрался Сычев? — в упор спросил следователь.
— За Степку, что ли… Аль разнимал да и сам бился… Тут уж я не пойму. Оно ведь там один момент и был: склубились и сразу — раз-раз! Глядь: человека убили! Вот ведь какое дело.
Не заметил Виктор вгорячах, что Семен Сычев в той свалке защищал то самое место, где Степка мстил Федору. Сычев грудью своей заслонил Степку и Федора. И Виктор говорил следователю только то, что знал. Выходя от следователя, он угрюмо повторял:
— Жалко Федьку. Жалко… Куды ж денешься!
Так по ходу следствия все шишки упали на Степку Ухарева, а Сычев остался в стороне.
Трудно было добиться, кто «распорядился» над Степкой, кто вывернул руку Сычеву. Бабка-костоправка утверждала, что «вывернута была наоборот». К тому же Степка пролежал всю ночь на сырой холодной земле и теперь все равно не жилец на белом свете. Он, Степка, даже и следователю не сказал, кто устроил над ним расправу. Сколько тот ни сидел у его кровати, Степка долбил одно и то же: «Не помню. Память отшибли». Семен Сычев еще и перед следствием, кое-где пускал в ход большие деньги, бегал вечерами по избам, хлопотал. В результате следователю в большинстве отвечали: «Не знаем» или: «Разве ж в такой драке разберешь?» Кроме того, в «деле» оказалась кипа показаний, среди которых чаще всего повторялось: «Гражданин Сычев первым кричал: „Пущай закон решает“…» «Гражданин Сычев крикнул перед всем народом: „Поклеп-то на человека недолго навести“…»
Так незримо Сычев держал село в своих руках, оставаясь в стороне.
Но Андрей Михайлович снова пришел к следователю и снова угрюмо спросил:
— Кто виноват, по-твоему? Говори прямо.
Следователь отвечал так же спокойно: