кого ему было поручено охранять. И Максум пошел. Он шел скорым шагом, бежал, опять переходил на скорый шаг, вновь бежал… И все равно рассвет пришел в мертвый оазис раньше, чем Максум.
Укрывшись за барханом, Максум видел, как к журналистам подъехали и подошли пешими люди, как о чем-то с ними разговаривали, как окружили их и повели с собой. В одном из тех, кто разговаривал с журналистами, Максум узнал Гюрзу – он знал его в лицо.
Итак, Гюрза и его люди. Предположения Максума оправдались. И это было плохо, потому что Гюрза был плохим человеком. Очень плохим. Убить человека, двух людей, даже пятерых для него ничего не стоило. Под стать Гюрзе были и его люди – все племя, кочевавшее по пескам Синайского полуострова.
Когда журналистов окружили и повели, Максум незаметно последовал за ними. Он хотел знать, куда их ведут. А еще он надеялся на чудо: вдруг ему каким-то образом все же удастся освободить плененных людей.
Он шел за ними целый день, до той самой поры, когда край солнца коснулся далеких барханов. У него не было еды, а вода давно кончилась. Но это его не беспокоило: сын пустыни, он мог долго обходиться без еды и воды. Волновало его другое – что же ему делать дальше? Он не сумел справиться с возложенной на него задачей – уберечь людей, которых ему поручили охранять. И что с того, что нападавших было много, они напали неожиданно и со всех сторон, а все подчиненные погибли? Максум считал, что это не снимает с него вины. А значит, он обязан вызволить людей, которых ему поручили охранять, из плена. Любой ценой, даже ценой собственной жизни.
Да, но как? Максум видел, как пленных бросили в яму. Верней сказать, в две ямы – отдельно мужчин и отдельно женщин. К обеим ямам была приставлена вооруженная охрана. Охранников было много – Максум всех их сосчитал. Каждую яму охраняли по десять стражей. Итого – двадцать. Справиться одному с двадцатью противниками само по себе было делом немыслимым. Но даже если бы он с ними и справился, это ничего бы не дало. Потому что им на помощь тотчас же пришли бы другие вооруженные люди, и их было бы намного больше, чем охранников, и Максума убили бы.
Нет, он не боялся смерти. Он опасался другого. Сейчас он был единственным человеком, который знал, кто пленил советских журналистов и где они находятся. И если Максума не станет, то это будет означать, что никто не будет знать, куда подевались пять ни в чем не повинных людей. А значит, все они погибнут.
Следовательно, он не имеет права погибать. Он должен остаться в живых – только так можно спасти пять несчастных людей, угодивших в плен к Гюрзе – этому страшному зверю пустыни. Он, Максум, должен привести сюда других людей, которые спасут пленников.
Максум понимал, что в его распоряжении времени не так и много – всего два или три дня. Эти два или три дня – то самое время, в течение которого Гюрза будет играть со своими пленниками, всевозможными способами что-то требуя от них… Максум, конечно, не знал, для чего Гюрза захватил в плен журналистов. Может, ради выкупа, может, для каких-то других целей… Ясно было одно – он взял их в плен не ради убийства как такового. Иначе он всех их убил бы еще там, в этом проклятом мертвом оазисе. Но он их не убил, а привел в свое селение. Следовательно, несколько дней он будет добиваться от них того, ради чего он их и пленил. А потом… Никто не знает, что будет потом. Может статься, не знает сейчас этого и сам Гюрза. Потому что многое будет зависеть от поведения самих пленников. А как они себя поведут, будет зависеть от того, что именно Гюрза им предложит. Но в любом случае несколько дней в запасе у Максума имеется. За это время он во что бы то ни стало должен добраться до аэродрома на египетской стороне, того самого места, откуда журналисты в сопровождении Максума и его товарищей-подчиненных отправились в синайскую пустыню, и рассказать там, что случилось с журналистами и куда они подевались.
Конечно, пешком он такой долгий путь за два, а даже и за три дня не преодолеет. Уставший, измотанный, без еды и воды… Конечно, еду и воду можно раздобыть – Максум прекрасно знал, как это можно сделать. Но все равно пешком далеко не уйдешь. Нужно раздобыть коня. Нужно непременно раздобыть коня. И – воды на первый случай.
Понятно было, что и коня, и воду можно было раздобыть лишь здесь, в селении. Что ж, так тому и быть. Древний арабский закон гласил, что араб у араба коня отнимать не должен, за такой проступок полагалась смерть. Максум был арабом, и он чтил арабские законы. Но вместе с тем разве те люди, которые проживают в этом селении, арабы? Они разбойники. Они отнимают у других людей жизни. А значит, тем самым они ставят себя вне законов. Всяких законов, какие только есть на этом свете: и древних арабских, и общечеловеческих, и, что самое страшное и непростительное, – законов Аллаха. Увести коня у разбойников всегда считалось не преступлением, а доблестью.
Дождавшись, когда совсем стемнеет, Максум осторожно выбрался из своей засады и вошел в селение. Он не опасался, что его признают за чужого. В почти непроницаемой темноте южной ночи все люди кажутся на одно лицо, да и не видно в темноте лиц – одни лишь силуэты. Ну а коней Максум найдет по их фырканью, по запаху, по тому особенному теплу, которое исходит от них. А дальше – будет видно.
Никого, за исключением нескольких темных фигур, Максум по пути не встретил. Те, кто ему повстречался, не обратили на него никакого внимания, даже не окликнули его. Что ж, тем лучше. Осторожно, не спеша, прислушиваясь к темноте, к звукам, Максум пробирался в центр селения. Сейчас он походил на осторожного, ловкого, уверенного в себе пустынного зверя, который вышел на ночную охоту. Зверя – который не имел права вернуться в логово без добычи. Разница лишь в том, что у Максума не было никакого логова, да и не нужно ему было никакое логово, он намеревался, разжившись добычей, раствориться в бескрайней ночной пустыне.
Лошадиное фырканье он услышал издалека. Не спеша, вслушиваясь в звуки в темноте, Максум пошел в ту сторону, откуда раздавалось фырканье. Вот и