мычанием возвращались домой.
— Вот-вот выпадет снег, скот от ворот не отгонишь, — говорили старики.
И верно, через несколько дней повалил снег. Потянулись друг за другом унылые дни, недели, месяцы, похожие одни на другой, как поплавки сети, вынимаемой из проруби.
В первое время имя пропавшей Майи не сходило в доме с уст. Но чем толще становился слой пыли на сундуке с ее одеждой, тем реже и реже вспоминали Майю. Пока жив человек, о нем помнят, о покойнике вспоминают изредка, когда придется к слову, а потом и вовсе забывают. Только мать, потерявшая дитя, всегда о нем помнит и оплакивает ребенка до своей кончины.
Длинные зимние ночи тянулись бесконечно, а короткие дни пролетали, как мотыльки. Люди, падкие на всякого рода слухи и новости, помногу раз пересказывали друг другу разные небылицы, искренне веря всякому вздору. Так родился слух, что харатаевсквя дочь оборотилась в злого духа и теперь разгуливает по округе, насмерть пугая встречных. Слух этот как-то сразу облетел все елани, распространился повсюду, словно дым осенних костров…
…Майиных коров теперь доила. Фекла. Вечерами, идя в хотон с подойниками, она дрожала как осиновый лист и, кое-как подоив коров, бежала в юрту.
Однажды вечером Фекла перед дойкой подпустила к Хотооной теленка. Корова до этого стояла спокойно, а тут завертелась, стала лягаться, с шумом раздувая ноздри.
«Почуяла Майю, оборотившуюся в злого духа — мелькнула у Феклы мысль. — Наверно, она вошла в хотон». По спине Феклы пробежал леденящий озноб, волосы зашевелились на голове.
Не дав теленку пососать, Фекла силой оттащила его от коровы и привязала к яслям. Не помня себя от страха, села на чурбан и ощупью стала искать коровьи соски. Хотооной еще пуще стала лягаться.
— Стой! — хотела крикнуть Фекла, но крик застрял в горле.
Кто-то толкнул Феклу в спину. Девушка пронзительно вскрикнула и на этот раз услышала свой голос, какой-то истошный и чужой. Испугавшись своего крика, она бросила берестяный подойник и как сумасшедшая выбежала из хотона. Ввалившись в юрту, Фекла навзничь упала на орон.
Девушки сказали хозяйке, что Фекла пролила молоко и не поставила на место теленка.
Ульяна пришла в юрту разузнать, что случилась. Она подошла к Фекле и тронула ее за плечо:
— Что с тобой?
Фекла вскочила, растерянно глядя на хозяйку. Глаза у девушки были испуганные, волосы растрепанные.
— У нее, наверно, припадок. — сказал кто-то из девушек.
Фекла услышала эти слева. Они прозвучали как спасительная подсказка.
«А что, если в самом деле прикинуться припадочной? — подумала она. — И тогда с меня не спросят ни за пролитое молоко, ни за теленка, высосавшего корову». Фекла знала, что, изображая припадок, надо подражать шаману, и она вдруг запела таким голосом, как у Майи:
Ой, как холодно,
Ой, как зябко мне!
Пестрая волосяная веревка
Сдавливает мою шею!
Меня, несчастную,
Мать сыра земля
Не приняла…
Ой, как холодно,
Ой, как зябко мне!
Остается мне,
Несчастной, витать
В доме своих родителей!
Девушки, от страха забились в угол. Хозяйка заплакала и, качая головой, вышла из юрты.
С того дня дом Харатаевых стал жить в постоянной страхе. Любой шорох нагонял на всех ужас. В летнюю жару бревенчатые стены дома рассыхали, потрескиваясь, — это злой дух Майи давал о себе знать. Через открытую дверь в дом проникал ветерок, шурша брошенным обрывком бумаги, — злой дух невидимо бродит по комнатам.
Прошло несколько дней после памятного случая с Феклой. Батрачка Кэтирис шла в хотон доить коров, точно на пытку. У одной коровы потрескались соски, надо было спутать ей ноги, чтобы не выбила подойник. Кэтирис побежала в зимний хотон за веревкой. На дворе было еще светло. Испуганно глядя по сторонам, девушка стала искать веревку. Вот она, на столбе… Дрожащие руки стали торопливо отвязывать веревку, а глаза не отрывались от темного угла. Вдруг в полумраке показалась Майя — бледная, с высохшим лицом, с веревкой на шее.
Кэтирис с диким криком выскочила из хотона и прибежала к Ульяне.
— Майя… в хотоне… — стуча зубами, прошептала она.
— Пойдем, покажешь, — спокойно ответила хозяйка и, взяв ее за руку, повела к хотону.
«Даже злой дух в образе моего ребенка мне нисколько не страшен. Всем показывается на глаза, только меня почему-то избегает. Вот бы увидеть этого духа и сказать: Майя, доченька моя, ну зачем ты бродишь по белу свету черным демоном, причиняешь нам новые страдания и страх? Неужели мы хотели этого несчастья, которое случилось с тобой и с нами?»
Кэтирис, подойдя к двери хотона, с силой вырвала руку и убежала.
— Куда же ты? Остановись! — крикнула вдогонку Ульяна, но та даже не оглянулась.
Ульяна вошла в хотон, вглядываясь во все углы. Справа, в углу, обвалилась глина. В образовавшуюся щель проникал лучик света и освещал часть столба, что отдаленно напоминало человеческое лицо. Ульяна тщательно обследовала весь хотон и, никого там не найдя, вышла. У нее и в мыслях не было пугаться, если злой дух дочери все же попадется ей на глаза, но выйдя из хотона, в котором не было ни души, женщина почувствовала страх…
Кэтирис не уставала всем рассказывать, как она повстречалась с Майей в хотоне… Все знали, что Кэтирис никогда не лгала, и верили каждому ее слову.
По улусам разнесся слух, что харатаевская дочь, оборотившаяся в злого духа, вернулась под отчий кров, пугая батраков. А когда к дому улусного головы прибьется случайный молодой ночлежник, она забирается к нему в постель… Поэтому все стали объезжать двор десятой дорогой.
Дошли эти разговоры и до Харатаева. Надо было что-то делать, и он обратился за советом к жене.
— Слышала, о чем говорят люди? Как будем жить дальше, что будем делать?
— Наша дочь была ласкова и смирна, мухи не обижала, — сказала Ульяна. — А тому, что говорят, я не верю. Почему же она мне ни разу не показалась на глаза?..
— Тебе не показывалась, но люди-то ее видели…
— Ты каждый день ездишь в управу. Заглянул бы к священнику. Может, он что-нибудь присоветует.
На следующий день Семен Иванович по пути в управу заехал в церковь, к священнику Силину. Тот уже был наслышан об исчезновении Майи и ее превращении в злого духа. Поп не верил, что человек может оборотиться в злого духа, но Харатаева выслушал сочувственно, очень внимательно и посоветовал отслужить молебен и опрыскать дом святой водой.
В тот вечер Харатаев привез Силина