Ну конечно, он просто заберет ее с собой и все. Пусть учится, набирается ума, взрослеет.
Как оно там дальше у них будет — да черт его знает, возможно, уже завтра их дороги разойдутся, но сделать ее будущее БУДУЩИМ в его руках. Он может. И он сделает.
Да, он это сделает.
Преисполненный странной решимости, он пересек темный двор и, минуя дверь, сразу уже по старой привычке пошел к ее окну.
Он ощущал себя чокнутым, полным психом, потому что принимать подобные решения вот так молниеносно может только ненормальный. Но что удивительно, только приняв его, он впервые за день смог вздохнуть полной грудью.
Может, затея полное дерьмо, но он знал, чувствовал где-то там, за подкоркой, в районе мозжечка, что это решение — единственно верное. Он не был фаталистом, но вдруг подумалось, что если не сделает так, то после его отъезда все непременно рассыплется. Сломается. Раскрошится. У нее. Ей нужно быть там. Она полетит в эту чертову Америку и получит это чертово образование!
Думая о том, как она обрадуется сейчас этой новости, он убрал рукой занавеску и увидел, что она сидит на своей тесной кровати и… плачет, уткнувшись лицом в ладони.
Глава 23
Аглая
Он ушел… Ушел, даже не разбудив меня, ничего не сказав.
Почему?
Что было не так?
Все это так сильно напоминало тот день, когда он переночевал со мной впервые — тогда он тоже ушел, пока я спала, но с тех пор все разительно изменилось. Я стала другой, он другим, мы оба… И хоть он говорил что-то о том, что не умеет любить и прочее, я чувствовала, что он просто держит марку циничного подонка и обманывает сам себя. Как и я себя, когда каждый раз его отталкивала. Вчера я поняла, что устала бороться и сказав, что хочу, чтобы он остался, я была с ним абсолютно честна. Только вот я имела в виду не именно на эту ночь, а совсем. Чтобы он был со мной, не улетал в Америку.
Как я без него буду? Тем более теперь, когда мы стали близки…
Я не жалела о том, что было — моим первым стал тот, кого я люблю. И любила долгие пять лет. Я осознанно сделала этот шаг. Эта ночь… она была прекрасна. Он был искренним, настоящим, нежным, я даже не знала, что он может быть таким. Он любил меня. Я увидела его совершенно другим и поверила, что все возможно. Что я нужна ему.
Но почему он ушел молча?
Почему не зашел? Не позвонил? Не написал даже строчки…
Он разочаровался? Пожалел? Ему не понравилось?
Что?!
Я целый день металась по комнате, словно раненый тигр в клетке. Несколько раз порвалась позвонить ему сама, но в последнюю секунду сбрасывала вызов.
Навязываться? Вешаться на шею? Нет ничего хуже. Но неизвестность буквально поедала меня изнутри, заставляя не отходить от окон. Я знала наверняка, что он никуда не выходил из дома, тогда почему он молчит?
Где-то внутри зрело недоброе предчувствие, нехорошее. Набирало мощь словно ядерный гриб.
Может, все до смешного просто? Он получил свое и теперь я стала ему неинтересна. Завтра он улетает в Кембридж — новые знакомые, новая жизнь. Зачем ему какая-то невзрачная дочь кухарки?
И тут же вспоминала, как он на меня смотрел… такой взгляд не может лгать. Чтобы он при этом не говорил — глаза не притворяются. Я чувствовала, что нужна ему, хоть он этого, возможно, пока и не понял. Что это не какая-то игра. Просто знала и все, это не объяснить словами.
Тогда почему он даже не позвонил?
К вечеру я настолько сильно накрутила себя, что уже не могла думать ни о чем другом, кроме этого. Мои мысли становились все мрачнее, прогнозы все хуже. Неопределенность сводила с ума.
Все! Не могу так больше! Чтобы он там не решил, я должна услышать это от него самого.
Чтобы не отвечать на ненужные мамины вопросы, я тихо выскользнула через окно и, стараясь не привлекать ничьего внимания, дошла до дома Вишневских.
Я еще не знала, под каким предлогом поднимусь в его комнату, но знала, что сделаю это.
Мне нужны ответы. Без них я не уйду!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но подниматься никуда не пришлось: только я оказалась у дома, как услышала через открытое окно гостиной голос Артура и Инны Алексеевны. Они о чем-то говорили на слегка повышенных тонах, разобрать было сложно. Я не хотела подслушивать их разговор, но… подслушала.
Чем разрушила свою жизнь.
— Артур, пожалуйста, ты сделаешь огромную глупость если поддашься сиюминутным эмоциям и откажешься ради нее от поездки мечты.
— Да кто тебе вообще сказал, что я никуда не поеду? Само собой, я улечу.
— А Аглая?
— А что Аглая? Пусть дома сидит, борщи варит, валенки валяет. Мне-то какая разница, что с ней будет. У нас был просто секс и все.
Просто секс и все.
Просто секс.
Не было никаких чувств, не было даже симпатии. Ничего не было.
Я просто жизнь тебе сломаю, вот и все.
Он не врал, когда говорил это…
Я не поняла, как дошла обратно до нашего дома, ноги сами привели меня, на автомате. Я не плакала, пока шла, не плакала, когда перелезала через подоконник. Но стоило оказаться в четырех стенах своей комнаты… Опуститься на кровать, на которой только этой ночью мы были близки, я ощутила такую душевную боль, словно мне без анестезии выдернули сердце, засунув вместо него кусок ржавой арматуры.
Когда я размышляла о подобном исходе сегодня днем, я не верила, что будет так. Продолжала себя накручивать, но… не верила. Что он со мной настолько хладнокровно…
Как он мог? За что? Неужели только за то, что отказала ему когда-то? Но разве можно вот так цинично с живыми людьми?
А ведь я любила его. Любила! И он это знал. Знал… и намеренно разбил мне сердце.
На тумбочке стояла его собранная из осколков кружка, я зло стиснула зубы и смахнула ее на пол, а потом, глядя на новую гору осколков, разрыдалась. Так сильно эта гора напоминала мою жизнь.
И вдруг, сквозь слезы, к мощнейшему бессилию присоединилась праведная ярость.
Я смогу без тебя! Смогу! Ты думал, что сломал меня? Черта-с два, Вишневский! Катись в свою Америку! Убирайся! Лелей свое эго подальше от меня!
Да, ты мне ничего не обещал, но и не говорил, что тебе на меня плевать, не говорил, что для тебя это расчетливое «просто секс». Ты подарил мне вчера надежду, и за это я тебя не прощу.
Поднялась и, неаккуратно собрав куски, выбросила осколки в корзину для бумаг, пнула ее… и рухнула снова на кровать, рыдая. Громко, горько, отчаянно.
А потом убрала от лица руки и увидела в окне его…
Глава 24
Артур
Плачет?
И сразу же мысль — из-за него. Потому что не заглянул даже за весь день, как будто бы слился.
Опыта общения с ранимыми девственницами у него практически не было — все его подруги довольно стойко переносили временное затишье после совместной ночи. Потому что понимали, что он за человек, знали, что рассчитывать на «луну с неба» после секса с ним глупо. Но они — не Веснушка. С ней нельзя было так. Нельзя.
Перемахнув через подоконник, опустился на корточки напротив нее и взял в свои руки ее ледяные подрагивающие ладони. На пальцах мелкие порезы, кровь…
— Что произошло?
— Ничего, — всхлипнула она и предприняла попытку выдернуть руки, но он не дал, сжав их еще сильнее. — Отпусти.
— Да что случилось-то? — нахмурился он. — Откуда порезы?
— Тебя не касается.
— Ты из-за этого плачешь?
— Сказала же — не твое дело.
Понял, не дурак, девочка психанула. Вздохнул, предвидя сложный разговор. А потом не терпящим дополнительных пояснений тоном решил донести до нее произошедшее:
— Да, я молча ушел утром и не появлялся весь день, но на то были свои веские причины. Ты здесь не при чем.
Очень сложно переключиться, стать по щелчку другим. Никогда он не просил прощения, никогда не оправдывался и никогда не носился с женскими истериками. В лучшем случае великодушно давал перебеситься, а в худшем…