— Что ты делаешь… Не надо… Пожалуйста, Артур, — робко попыталась протестовать она, но проще силой мысли оставить ледокол «Арктика» на полном ходу, чем распалившегося мужчину. Он толкнул ее к двери, совершенно очумевший и пьяный от ее губ.
Прямо сейчас. И ни секундой позже.
— Прошу тебя, не надо! — повторила она уже чуть тверже, но по-прежнему не снимая с себя его рук. — Артур! Хватит!
— Да что опять не так?! — взорвался он. От того, что снова она за свое, что не дала закончить, что это… она. Она, а не кто-то еще. — Я не нравлюсь тебе?
— Нравишься…
— А что тогда? Что тебя смущает? Дома мать? — ударил ладонью по двери. — Так в нашем распоряжении целый дом. Мой дом! Хочешь, выгоню всех к чертям собачьим? Пошли, — схватил ее за руку и потащил обратно. Но она уперлась мысками в газон, словно строптивая лань.
— Я не могу!
— Но почему? — обернулся, теряя последние крупицы терпения. — Я же не идиот и чувствую, что ты тоже совсем не против.
— Я боюсь.
— Чего ты боишься?
— Просто у меня никогда никого не было.
Что? Он завис. Несколько секунд переваривал услышанное заявление и на всякий случай решил уточнить:
— То есть вообще никогда?
— Вообще, — и робко улыбнулась распухшими по его вине губами. — Ни разу.
— Но тебе же уже восемнадцать!
— И что? Прозвучало, как шестьдесят пять, и это смертный грех.
— О-бал-деть, — по слогам произнес он и, закатив глаза, мысленно похоронил самое острое желание в своей жизни.
Никаких привязанностей, никаких обещаний и никаких девственниц — три кита, на чем стойко держится его мировоззрение. Лишь единожды он осознанно нарушил последнее, после чего зарекся — никогда. Девственницы — они же по большей части как птенцы: кого увидели первого, когда вылупились, тот и мама. Того и любят. За тем и таскаются.
Он не страдал синдромом Колумба, считая это инфантильной чертой характера. Комплексом неполноценности не страдал, ничего себе доказать не хотел, «галочку» поставить тоже необходимости не было. Он любил секс и особенно ценил в нем качество. А какое качество с девственницей? Одна морока и куча проблем после.
Артур снова посмотрел на Веснушку и понял, каким же был идиотом. Да у нее же это на лбу неоном написано, только вот он так сильно увяз в цинизме, что просто отказывался замечать очевидные вещи.
Не все погрязли в разврате, Дзен. Не все.
— Тебя это смущает? — спросила она, склонив голову набок.
— Да, смущает. Смущает! — честно признался он. Скрывая раздражение, убрал пятерней упавшие на лоб волосы. — Это не в моих принципах, понимаешь?
— Девственницы не в твоих принципах? — светлые брови удивленно взметнулись вверх.
— Именно так. Никаких девственниц.
Да что бы ты понимала, пигалица.
— А если ты влюбишься в девушку, у которой ты будешь первым? Что тогда?
— Это исключено. Никакой любви нет.
Она снова улыбнулась — так, словно знала какой-то секрет, которого пока не знал он. Скромно, одними кончиками губ.
А вечер обещал быть таким томным…
Он отвернулся, поправил штанину, рвано выдохнул, бросив под нос пару проклятий.
Ну точно ведьма. Рыжая ведьма.
— Ладно, иди спать, — махнул ей рукой и, не оборачиваясь, зашагал к шумному дому.
Если бы он не был таким упертым и все-таки посмотрел назад, то увидел бы, что она по-прежнему улыбается ему вслед.
Глава 18
Артур
Три следующих дня он был занят — ездил в посольство, оформлял визу и готовился к сдаче экзаменов в Гарвард. Учиться ему, по правде говоря, осточертело, и отнюдь не тяга к знаниям заставляла поступить на магистратуру, а скорее желание стать настоящим профессионалом. Хоть он и уважал дело отца, но по его стопам идти не хотел, интересовала его совсем иная сфера. И там он хотел стать лучшим.
Быть одним из Вишневских? Нет. Это в его честолюбивые планы не входило.
С него начнется новая династия, пусть и под той же фамилией. Правда, он пока не знал, кто будет продолжать его дело, потому что детей, признаться, не хотел. Не то чтобы боялся как огня, просто, как большой мальчик, понимал, что для потомства нужна женщина. Хорошая, надежная, верная. Желательно жена. А жениться он не планировал тоже. Ну не было в его жизни еще никогда той, чтобы он вдруг подумал «хочу». И это совсем не о физиологической тяге.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
К слову о тяге: мысли о Веснушке так и не покидали его голову, увы. На смену прошлой ярости пришла какая-то отстраненная апатия — ну, нет так нет. А внутри что-то так и подмывало, зудело, пекло. Это будет кто-то другой, не он… И стоило лишь закрыть глаза, то там такие картинки для взрослых сразу всплывали, мама не горюй.
И переключиться бы на кого-то, выпустить пар, расслабиться, только вот времени не было и, как ни странно — желания. Вернее, оно-то как раз было, только вот какое-то искаженное, неправильное. «Кого-то», как назло, не хотелось, а хотелось…
Точно наваждение. Может, проклял кто?
Все эти три дня он намеренно старался меньше появляться дома, а как только приезжал, сразу же запирался в своей комнате. Не откровенно избегал хоть какой-то встречи, скорее, просто не хотел ворошить осиное гнездо нелепых фантазий.
Так будет лучше для всех. Он скоро уедет в Кембридж, она тоже поступит куда-то учиться. Встретит кого-то, конечно, влюбится (такие, как она, верят во все эти сказки). Пусть вот тот, другой, ей жизнь и ломает. Артур на себя такую ответственность брать не хотел. А сам нет-нет, да подходил малодушно к окну, чтобы посмотреть, как она читает книгу на краю бассейна, опустив ноги в воду.
Подошел и сегодня. Удерживая в руках чашку с кофе, поднял плотные рулонные шторы и…
Поперхнулся, разбрызгивая капли. Это еще что за?!..
По дорожке шла Аглая в легком голубом платье, а рядом плелся какой-то тощий хиппи с хвостом-огрызком на макушке.
Твою же ты мышь.
Был ли он зол? Задет? В ярости? Ну нет, конечно. Он был… растерян. Да, именно так, он растерялся.
Увиденное в окне оказалось настолько неожиданным, что он долгое время приходил в себя, размышляя: а что это вообще было такое?
Это, блин, кто?!
Анна Каренина наконец-то нашла своего Вронского? Если вспомнить, как она в итоге кончила… Ох, нет, только не это. Срочно отключить ассоциативный ряд. Срочно!
Куда она потащилась вообще, еще в этом своем платье дурацком? Бабочки какие-то нелепые. И оно слишком короткое, куда мать ее смотрела? Она же та еще наседка.
Ему сильно не нравились его мысли и все, что с ним происходит. Не нравилось угнетенное состояние, не нравилось, что он слишком много думает об этой пигалице и как будто бы даже — смешно — ревнует.
Он никогда не испытывал этого чувства относительно людей, а теперь понял, что это такое.
Шок. Непонимание. Замешательство.
Вот это все просто сюрреализм какой-то, и сдалась она ему, скажите на милость? Бес-пер-спек-тив-но!
Она слишком маленькая, она из другого круга и совсем не в его вкусе. Где грация, где роскошь, где стервозность?
Ее даже зовут — Агла-ая-я. Что-то из диснеевских мультфильмов, когда принцесса бежит по ромашковому полю, а за ней несется эта все лесная нечисть: оленята, кролики, ежи. И подпевают.
Он даже в детстве такое не переваривал, сразу переключал. А тут здравствуйте.
Засела в голове, словно заноза!
А все почему? Ответ у него был. Потому что не дала. Потому что «не такая». Неужели это работает?
Ушла с тощим — и черт с ними. Пусть катятся!
Он знал, что может ему помочь, старый добрый перепихон еще никому хуже не сделал. А уж с его выбором кандидаток и подавно.
Да, так он и поступит.
Артур упал в кресло и достал из кармана телефон, введя замысловатый пароль, полистал записную книжку. Там у него, в отличие от головы сейчас, был полный порядок. Ничего лишнего. Никаких дурацких кличек, кодовых номеров и прочего дерьма, только имена. И да, он помнил каждую.