«Наезды», «базары», «терки» – эти и прочие словечки прочно вошли в лексикон любого бизнесмена, и скрывавшаяся за ними суть была понятна всем и каждому.
Сколько раз Ивана пытались обмануть, украсть машины, уехать не расплатившись… Сколько раз угрожали, предлагали сомнительные сделки, «разводили»… Он нанимал охрану, усиливал службу безопасности. В наиболее тяжелых случаях сам вступал в переговоры… В те годы он научился быть другим. Жестким, хитрым, терпеливым… Словом, таким, каким, наверное, и должен быть руководитель, если хочет не просто выжить, а преуспеть.
На работе Иван мог запросто закричать, оскорбить, даже ударить. Научился блефовать, рисковать, уходить от удара. Брал уроки рукопашного боя, бокса, тяжелой атлетики. Развивая силу и мощь физическую, становился и в жизни более жестким, деспотичным, подчас агрессивным.
В семье с пониманием относились к происходящему и принимали перемены. Правда, сыновья немного побаивались отца. И было за что. Он требовал выполнения обещанного, заставляя пацанов держать слово. Обязал их заниматься спортом, ежедневно сам проводил с ними зарядку до школы. Кроме того, привлекал к строительству дома: помогать рабочим, убирать территорию, выносить мусор из строящегося дома – может, и не слишком эффективное использование труда подростков, но Иван любой труд считал необходимым условием успешного воспитательного процесса и спорил с Ириной до хрипоты о пользе силовых методов в педагогике.
Вообще они почему-то стали чаще спорить. Сначала спорить, потом ссориться, а затем и вовсе – ругаться.
Когда это случилось впервые, Ирина даже расплакалась:
– Ну зачем ты так? Почему так грубо разговариваешь? Ведь я же самый близкий человек тебе… За что ты меня обижаешь?
– Слушай! – он кривил лицо и устало отмахивался. – Раз ты близкий, то должна понимать, почему я такой… Потому что если я буду другим, то меня сожрут! Сотрут в порошок, понимаешь? Понимаешь, я тебя спрашиваю, или нет?!
Он повышал голос, требуя ответа, сжимая кулаки и сверкая глазами.
– Понимаю… – горько соглашалась Ирина. – Только я-то как раз сжирать тебя не собираюсь. Со мной можно и помягче разговаривать…
– Те, кто помягче, знаешь где? Витька… на зоне. Андрей в могиле. Серегу вон бандюки так в угол загнали, не знает, как из ситуации выкрутиться… дальше продолжать?
– Да не надо продолжать. Я все про всех знаю.
– Ну а раз знаешь, то нечего мне нервы трепать. Не до нежностей сейчас, неужели непонятно?!
Ирина, естественно, понимала. И прощала мужу его грубость, жесткость, неспособность сдерживаться… Хотя что-то начинало ломаться внутри. Менялось ее отношение к Ивану. Причем Ирина заметила интересную деталь: уважение ее к супругу только росло. Она отмечала силу его характера, волю, ум, расчет. Умение работать на опережение, способность держать удар, сильно развитую интуицию, гибкость делового поведения, четкость мышления… Она прекрасно понимала, как он вырос за последние годы – и как предприниматель, и как личность. Видела, что он не стоит на месте. Тяга к постоянному развитию была, вероятно, заложена в его характере. Он много читал, вел записи своих умозаключений, глубоко анализировал все происходящие вокруг него события…
Но… наряду со всеми этими многочисленными изменениями в образе мужа, наряду с явным личностным ростом замечала Ирина и другое. Тускнело ее чувство к Ивану как к мужчине. Личность его яркая и неоднозначная выступала на первый план. Он был интересен ей как собеседник, как оппонент в спорах, как эрудированный, много знающий человек… Но чисто мужские характеристики почему-то вдруг стали менее важны. Все реже возбуждал его голый торс, который ранее, бывало, приводил ее в неописуемый восторг. Она разлюбила целоваться…
Все чаще старалась лечь спать позже мужа, чтобы быть уверенной, что он заснул, и таким образом избежать интимной близости.
Сначала Ирина делала это неосознанно, не признаваясь самой себе, что остывает… А потом вдруг явственно поняла: она почти не хочет своего мужа. «Почти» – потому что редкие проблески имели место быть, но именно редкие и именно проблески…
Иван, скорее всего, заметил некое отчуждение супруги в постели. Не мог не заметить… Первое время удивлялся… Хотел поинтересоваться, в чем дело, но что-то помешало ему задать вопрос, а потом не задал его осознанно. Видимо, из опасения услышать ответ… Он, в отличие от многих, мог избегать ненужных вопросов. Если не хочешь услышать неприятное для себя, незачем и спрашивать…
Короче, сначала не спросил, а потом передумал задавать вопрос. А вскоре смирился. Ну подумаешь, реже стали заниматься любовью… Так уж сколько лет они вместе, пора бы страсти и поутихнуть…
Иван почти никогда не отдыхал. И семья его тоже. Дети проводили летние каникулы, считай, кое-как. Пионерские лагеря в ту пору уже прекратили свое существование. Понятия «молодежный отдых» еще толком не было. За границу Иван отправлять детей категорически отказывался, считая подобные замашки мажорскими и недостойными детей честных бизнесменов.
По этому поводу они опять ссорились с Ириной, которая настаивала на организации детского отдыха, на что Иван после очередной размолвки по этому поводу махнул рукой и устало бросил:
– Делай что хочешь!
На деле «что хочешь» выглядело так: Ирина уезжала на две-три недели с пацанами к морю, в Крым или на Азов. Все остальное летнее время сыновья болтались без дела, предоставленные сами себе или в лучшем случае мотались по уже построенному дому, обживая то чердак, то подвал.
Однажды они, изучая отопительный агрегат в котельной, что-то крутанули. Дело чуть не кончилось трагедией. Слава Богу, вовремя подоспели рабочие, и ничего страшного не стряслось. Но тот случай заставил Ивана задуматься… Что-то он делает не так.
И в самом деле, наверное, права Ирина: нужно как-то иначе организовывать жизнь. Неправильно это – бесконечная работа и недостаток внимания семье. Неправильно!
Сеня родился чуть раньше срока, довольно слабенький и, как уже было сказано, с пятном на лице. Пятно это ни на кого особенного впечатления не произвело. Лева был несказанно рад рождению сына, носился вокруг Симы, не зная, чем угодить. Та тоже выглядела вполне счастливой. Малыш хоть и небольшим родился, но ел активно и набирал вес хорошо. С молоком у Симы никогда проблем не было.
Единственное, что ее тревожило, так это до сих пор невыясненное ей самой обстоятельство: кто отец ребенка? Она вглядывалась в детское личико и пристально изучала неясные пока черты. Мысленно воскрешала образ Василия и успокаивала себя: ничего принципиально разного во внешности двух мужчин не было. Оба кареглазы и темноволосы. А уж такие детали, как крылья носа, форма ушей и уголков губ, вряд ли кто-то будет исследовать досконально.