Читать интересную книгу Там, где цветут дикие розы. Анатолийская история - Марк Арен

Однажды, бродя по соседнему кварталу, он наткнулся на библиотеку. Постояв с полчаса на другой стороне улицы и понаблюдав, как снуют туда-сюда молодые люди со стопками книг, он все же решился и сам направился к высоким резным дверям.

Молодая азиатка улыбнулась ему из-за стойки.

— Я вижу, к вам заходят одни студенты, — поздоровавшись, сказал Мустафа. — Возможно, для такого старика, как я, у вас ничего не найдется?

— Уверена, что найдется. Загляните в читальный зал, там сидят столетние дамы. Они перелистывают газеты своей молодости, и, знаете, месье, я им завидую.

— У вас хранятся столь древние газеты?

— Естественно, копии. Но сделаны очень добросовестно. Что вас интересует?

— Историческая литература.

— Без сомнения, вы найдете все, что вам нужно.

Она любезно помогла ему заполнить формуляр, после чего подвела к столику с компьютером, чтобы он смог сделать заказ.

Мустафа до сих пор испытывал робость при виде монитора и клавиатуры. А тут еще клавиши оказались полустертыми, и он почти не различал на них букв. Увидев, что посетитель пришел в замешательство, девушка сама подсела к компьютеру и спросила:

— Что будем искать? Определенную книгу? Автора? Или тему?

Он откашлялся и с трудом произнес:

— Геноцид… Армянский геноцид.

Кошмарные слова были произнесены — и ничего не случилось. Мир не рухнул и даже земля под ногами не задрожала.

— Как пишется «геноцид»? — сама себя спросила девушка-азиатка, молниеносно пробежав пальцами по клавиатуре, даже не глянув на нее. — Ага, вот так! Вам придется подождать, месье, эти книги хранятся в особом фонде, но я принесу их минут через десять.

В ожидании заказа Мустафа Гази прошелся по холлу и остановился, изучая стенд с книжными новинками. Даже не читая названий, по одной обложке можно было понять, что все они относились к разряду женских романов: цветы, томные красотки, розовые и сиреневые вычурные буквы… Справедливости ради нужно сказать, что рядом с ними нашли себе место и пара-тройка современных детективов. Не успел Мустафа удивиться тому, зачем нужна такого рода литература в библиотеке, когда ее и так полно даже в табачных лавках и продуктовых супермаркетах, как подошедшая к нему девушка принесла несколько заказанных им книг.

Поблагодарив ее, он прошел в читальный зал, занял там свободный столик и, включив настольную лампу, положил перед собой одну из книг. Раскрыв ее, он углубился в чтение — и не поднимал головы, пока та же сотрудница не сказала ему о том, что библиотека уже закрывается. Попросив ее отложить эти книги ему на завтра, он попрощался и вернулся в отель.

Наутро, наспех позавтракав, Мустафа вновь пришел в библиотеку и, получив вчерашние книги, продолжил чтение, пока она не закрылась. С тяжелым сердцем вышел он оттуда. Придя в отель, он лег, не раздеваясь, на постель и, заложив руки за голову, пролежал так всю ночь напролет и весь последующий день. Все то, что он узнал за эти дни, не укладывалось в его голове, ибо никак не сочеталось с тем, что он знал, с чем жил и во что верил.

Любая человеческая деятельность опирается на какие-то незыблемые, очевидные знания. Пастух знает, что скот должен питаться травой, а не камнями. Строитель знает, что камни скрепляются цементным раствором, а не травой. Ученый в своих построениях опирается на аксиомы, и точно такой же незыблемой аксиомой для «Серых волков» было то, что турецкий народ страдает из-за враждебных происков армян и прочих гяуров.

Мустафа Гази, как и все турки, был абсолютно убежден, что неблагодарные армяне во время войны встали на сторону врага, чтобы, урвав кусок от его родины, построить свою Армению. Что их бандитские отряды стреляли в спину турецкой армии и вырезали мирные турецкие деревни. Что из-за этого власти были вынуждены депортировать предательский народ из прифронтовой полосы и что во время депортации были какие-то жертвы. Проведя пару дней в читальном зале, он с удивлением узнал, что мнение нетурецких авторов не столь однозначно. Более того, многие из них, ссылаясь на исторические документы, утверждали, что не предательство армян предопределило жесткое к ним отношение, а жестокости, чинимые к ним, не оставили им выбора, предопределив их поддержку России и Антанты, а проведенная в этой связи депортация армян преследовала цель их полного физического истребления как народа. Да, были и те, кто, отрицая это, поддерживал турецкий подход в описании событий тех дней, но это лишь еще более запутывало его, усиливая зарождающиеся в нем противоречивые чувства, становившиеся питательной средой для зерна сомнения, заложенного в его душу найденным письмом матери.

Но что было самым удивительным — оказывается, геноцид был давным-давно признан и осужден самой же Турцией!

Строки из газет того времени снова и снова всплывали перед его глазами.

«Нельзя предстать перед человечеством и цивилизацией с теми, кто работал вместе с организаторами армянской резни…

Меджлис обязательно должен быть распущен, в противном случае гибель нации неизбежна».

«Сегодня существует ясная как солнце реальность, бедствие, несчастье, от которого невозможно отречься. Правительства Саида Халима и Талаата вынашивали в своих проклятых сердцах идею: под предлогом войны изгнать христиан, особенно армян, из одной провинции в другую, вплоть до арабской пустыни, и в ходе этой депортации зверски, с невиданными в средние и нынешние века, невообразимыми античеловеческими методами убивать не только мужчин и юношей, но грудных младенцев, женщин, стариков, чтобы вконец истребить, искоренить армянскую нацию…»

Был суд, он длился несколько месяцев. Младотурецким главарям было предъявлено два обвинения: вовлечение Турции в войну и истребление армянского народа. Это было официальным признанием чудовищного преступления, совершенного младотурками.

Трибунал приговорил руководство партии «Единение и прогресс» к смертной казни. Правда, заочно, потому что никого из них на суде не было — они бежали из разгромленной Османской империи. Однако приговор был приведен в исполнение армянами.

15 марта 1921 года в Берлине Согомон Тейлирян застрелил Талаат-пашу. 6 декабря того же года в Риме Аршавиром Ширакяном был убит Саид Халим-паша. В 1922 году Арам Ерканян и Аршавир Ширакян в Берлине застрелили Бехаэтдина Шакир-пашу и Джемаля Агмина. 25 июля 1922 года в Тифлисе был убит Джемаль-паша, а летом 1922 года Акоп Мелкумов и Георгий Атабеков в Средней Азии расстреляли Энвер-пашу. Остальные преступники были повешены Кемалем Ататюрком за заговор, который они организовали против него.

Некоторые из этих фактов были для Мустафы новыми, но большинство он знали раньше. Знал, но почему-то не придавал значения. И теперь вся картина тех давних событий представала перед ним совсем в другом свете.

Глава 8

Демир Гази овдовел десять лет назад, оставшись с тремя дочерьми на руках. В прошлом году он выдал замуж последнюю, самую младшую, и теперь имел полное право подумать и о собственном счастье. А счастье это было до сих пор абсолютно недоступно. Женщина, которую он хотел бы ввести в свой опустевший дом, жила в Карсе, на другом краю страны. Однако не дальность расстояний была главным препятствием. Сорокалетняя Медина была моложе его на двенадцать лет, но и это не могло бы помешать семейному счастью. Единственная причина, по которой они не могли соединиться, заключалась в том, что мать Медины, армянка, сказала: ее дочь сможет выйти замуж за тюрка только после того, как снимет траур, который наденет после ее смерти.

Неизвестно, где скрывалась ее принципиальность в национальном вопросе, когда она сама выходила замуж за турка, отца Медины. Зато любой житель Карса знал, что ее муж до женитьбы был неукротимым дебоширом, а за годы супружества превратился в классического подкаблучника. Старой ведьме было едва за шестьдесят, и Демиру пришлось бы ждать еще лет сорок…

Но неожиданное открытие, совершенное его отцом, позволило Демиру увидеть в беспросветном будущем робкий луч надежды.

Ему не пришлось долго искать повод, чтобы наведаться в Карс. Медина сама ему позвонила:

— Есть интересная тема. Брат приехал из Анкары. Он тут встречается с важными гостями. Это корейцы, хотят строить дорогу. То есть еще не хотят, а только прощупывают почву. Их нужно будет угостить, причем брат просил, чтобы это сделал лично ты.

Медина возглавляла департамент внешних связей в муниципалитете Карса, а ее двоюродный брат был большим человеком в правительстве. Сотрудничество с ним, не обремененное излишними формальностями, весьма способствовало успехам Демира, занимавшегося производством материалов для дорожного строительства. Они помогали друг другу и оба честно делились с Мединой плодами совместных операций. Демир был вообще довольно влиятельным человеком. Время от времени брат Медины заговаривал с ним о том, что в правительстве как раз скоро освободится одно неплохое место, так почему бы не посадить на него именно Демира? Однако каждый раз этот разговор кончался одним и тем же. Правительственный чиновник имеет массу преимуществ перед обычным предпринимателем, за исключением одного обстоятельства — он не свободен в своих решениях. А Демиру нужна была свобода. Кроме того, нельзя было сбрасывать со счетов и то, что Демир не принадлежал ни к одной из существующих партий. А его происхождение могло дать почву для различных домыслов — легко представить, с какой радостью ухватились бы журналисты за такую тему: сын одного из духовных вождей «Серых волков» вошел в состав правительства! Не станешь же доказывать каждому обывателю, что Демир не поддерживает никаких связей со своим опальным братцем и никогда не разделял политических взглядов отца. Просто потому, что он вообще не разделял ничьих политических взглядов, а старался заниматься делом без малейшей примеси политики!