накатим, — маркиз усмехнулся, с удовольствием повторив за Олегом понравившееся ему выражение.
С Орро ни,Ловеном они просидели почти до самого вечера, "усидев" почти литр кальвадоса на двоих, причём, в этот раз Олег не халтурил, как обычно, а пил с маркизом на равных. Видимо, сказалось напряжение последних дней — неприятности с комендатурой, поездка в Рудный, свалившиеся политические дрязги, да и, чего уж от себя-то скрывать, ритино "предательство". Не такой уж он и незаменимый. Во всяком случае, не во всём незаменимый.
Маркиза он проводил во двор особняка лично — Клейна он отпустил ещё сразу после обеда — и передал слегка пошатывающегося Орро в руки сопровождающего раба.
Но не успел он постоять во дворе и надышаться свежим, немного прохладным к вечеру воздухом, как явился ещё один гость, а вернее — гостья.
Появлению перед его особняком паланкина баронессы Веды Ленер, своей бывшей рабыни, Олег обрадовался искренне, особенно, в свете ритиной утраты.
Если бы Гури набрался смелости хотя бы раз ему намекнуть, что не желает делиться с ним Ведой, Олег, наверное, всё же отказался бы от ласк жены своего министра, но раз молчит, то и ладно.
К тому же Веда, после родов, немного округлившаяся и пополневшая, как ни странно — Олег предпочитал обычно более спортивное сложение, нравилась ему сейчас даже больше, чем раньше.
— Мой уехал вчера в Легин, — Веда уютно устроилась, положив Олегу голову на грудь, — Хоть теперь дороги и изумительны, но раньше, чем через пять-шесть дней, он не вернётся. Может я пока у тебя поживу? — она повернула голову и посмотрела на него, — Мне скучно одной. Наше владение далеко, а купить себе имение здесь поблизости не можем, хотя деньги и есть. Да и сервов теперь нигде не купишь, а рабы, годные к работам, почти все тобою выкуплены и пристроены.
Олег понял, на что она намекает. Он ввёл временный запрет на куплю-продажу земли в своих баронствах, пока не разберётся, что ему нужно оставить себе, а чем можно будет и поделиться.
Усмехнулся наивной хитрости и меркантильности Веды, которая никогда не упускала случая себе что-нибудь урвать от интимной близости с мужчиной. Пока она была рабыней, то добивалась от него подарков, выходных дней с выходом в город, карманных денег, а теперь вот, став баронессой, уже желает получать в постели имения и рабов.
По большому счёту, каких-то возражений, чтобы его соратники и приближённые обустраивались рядом с Псковом, у него не было.
— Хорошо, я поговорю с Армином, пусть подыщет вам что-нибудь недалеко от города, и определится с ценой покупки, ну а с рабами, пусть у тебя муж решает, всё же он у меня министр торговли, связи с купцами у него обширные. Пусть закажет, ему привезут, — он погладил Веду по бедру, а та, довольная словами Олега, заскользила головой к низу живота и обхватила губами его дружка.
Когда на следующий день, оставив Веду в своём доме — та, с самого утра, в перерывах между стонами, сумела его убедить в необходимости этого, он прибыл, для начала, в комендатуру, то первое, что он увидел, это Лолиту, державшую перед входом под уздцы улину рыжую в белых пятнах лошадь, а первое, что он услышал, это улины крики, хорошо слышимые через приоткрытое окно кабинета Бора.
— Я же сказала тебе отпустить всех! Или тебе мои слова не указ?! — виконтесса, похоже разошлась не на шутку, — Или я должна всё повторять по сто раз?!
Что там отвечал Бор, слышно не было. Олег не стал дожидаться пока сестра не перейдёт от слов к делу, вернее, к магии и быстро взбежал на второй этаж, где находился кабинет главного коменданта.
Там он, к счастью, картины разгрома не застал. Бор, побледневший и пытавшийся как-то вяло оправдаться, увидев вошедшего в кабинет графа ри,Шотела, облегчённо перевёл дух.
— Что за шум, а драки нету? — спросил Олег.
— Какой драки? — Уля, при виде Олега, немного успокоилась, но лицо у неё было по-прежнему раскрасневшимся, — Олег, он игнорирует мои распоряжения, — тут же наябедничала сестра.
— Да не игнорирую я! — возмутился Бор, — Никого из них не казнил. Отпустил почти всех, кроме этих двух поджигателей. Но я их оставил-то лишь до вашего решения. А госпожа виконтесса стала сразу кричать.
Уля опять повернулась к коменданту и хотела уже было продолжить разборки, но Олег опять вмешался.
— Так, давай коротко и по делу, — сказал он виконтессе.
Дело оказалось не стоящим и выеденного яйца. Речь шла не о последних провалившихся облавах, а о схваченных ещё до разгрома наркоторговцев кожевниках и горшечниках, устроивших драку в одном из притонов.
Драчуны тогда были схвачены, но, по приказу Ули, Бор их отпустил ещё перед тем, как Олег отправился в Рудный.
Вот только, среди задержанных, были два парня, которые обвинялись в умышленном поджоге, что по-закону влекло наказание в виде сожжения виновных на костре.
Бор, поняв, что умышленного поджога не было, всё же посчитал правильным наказать и за неумышленный.
Парней били плетьми на одной из площадей Промзоны и бросили в каземат на три декады, одна из которых уже подходила к концу.
Ярость сестры Олегу была понятна. Она где-то познакомилась с сестрой одного из этих псевдоподжигателей и пообещала ей, что с её братом будет всё в порядке. Но, отдав необходимые распоряжения, их не проконтролировала.
— Это тебе урок, что всё надо доводить до конца, — сказал ей Олег, — Вели тащить его сюда, — дал команду он Бору.
— А второго? — уточнил тот.
— И второго, — сказал Олег, глядя на зло пыхтящую сестру.
Вина Ули в страданиях парня была всё же косвенной, Олег это понимал. Невозможно проконтролировать всё, также, как и держать всё в памяти.
Тут опять был вопрос с компетентностью Бора. Очередная гиря в плюс к городскому Голове Лейну и его жене Марисе. Да Бор и сам это понимал, и уже просился у графа ри,Шотела перевести его в армию, хоть лейтенантом, хоть сержантом.
Но Олег не хотел разбрасываться своими людьми, особенно с теми, кто был с ним почти с самого начала. Такой уж он был по-характеру. Опять же, мы в ответе за тех…, и прочее.
По-прежнему красная, только уже не от злости, а от стыда при виде состояния еле держащихся на ногах двух, впавших в отчаяние при виде графа