они оказались в сложных жизненных обстоятельствах? Или набить ими все тюремные подземелья? Так ведь мест не хватит. Не, надо с Бором разобраться. Вояка из него хороший, а вот комендант…Ладно, приедем, посмотрим.
Нечай некоторое время стоял задумавшись над словами графа.
— А если их на строительство дорог отправить? — предложил он.
— Да думал я об этом, — досадливо сказал Олег, — И давно уже. Но куда тогда девать тех, кто сейчас этим занимается? Или не вместо них, а в дополнение? — он вздохнул, — Ну, ты ведь знаешь, что Уля уже и так много времени на Укрепление уложенного покрытия тратит, а ты предлагаешь, ей ещё количество работы увеличить? Да и контролировать этих обормотов, руководить ими…Ты возьмёшь на свою контору дополнительные повышенные соцобязательства? Что сразу скривился? Советы-то каждый может давать.
К причалам Промбазы подошли после полудня. Оттуда направились в Псков. По дороге обратили внимание, что нищие перестали попадаться на глаза. То ли Бор всех переловил, то ли они все попрятались. Олег склонялся ко второму варианту.
Вечером, к нему в особняк, приехали Палены. Если с Чеком, до своего отъезда, Олег виделся чуть ли не через день, то Гортензию он не видел почти четыре декады, и понял, что скучал по этой красивой и умной женщине.
— С империей мне уже давно всё понятно, — досадливо поморщился Олег, ему не нравилось находиться внутри взамных интриг давних союзников друг против друга, — И чего добивалась от тебя Морнелия, я помню. Бирману-то что от нас надо? С какой целью Иргония добивается со мной личной встречи?
Они втроём — Олег, Чек и идущая между ними Гортензия, взявшая под руки обоих мужчин, после ужина вышли в просторный парк, разбитый позади графского особняка, и обнесённый высокой металлической решетчатой оградой. Такое расточительство в непродуктивной трате железа Олег позволил себе не без некоторого колебания.
— Семеро, Олег, тут, как раз, всё ясно, — засмеялась магиня, — Ты, в своих делах и заботах, пропустил, что прошло почти два года, и Иргония уже не дождётся, когда ты опять наложишь на неё Омоложение.
— Да ладно, — удивился Олег, — Какая разница, сорок или сорок два сейчас её организму? Я понимаю, ближе к пятидесяти она снова захочет вернуть себе десяток лет.
Гортензия вздохнула и с улыбкой посмотрела на Олега.
— Ты, видимо, совсем не научился понимать женщин, — сказала она, — Да Иргония загорелась желанием к тебе снова обратиться, уже через неделю, после того, как вы разъехались.
Олег некоторое время обдумывал её слова, потом посмотрел на неё и Чека — а ведь, вот чудо, почти идеальная пара получилась, хотя, казалось бы, что может быть общего, между образованной и аристократичной магиней и грубым воякой? Но ведь, и правда, сошлось вот так вот.
А ещё он понял, что сам бывает невнимательным и, по-сути, равнодушным к своим даже самым близким друзьям и соратникам.
Впрочем, прямо сейчас, он это исправил, сформировав конструкт Омоложения и неправив его на Гортензию.
— Спасибо! — от неожиданности, радостной неожиданности чуть вскрикнув, поблагодарила магиня, — Олег, я ведь не про себя говорила, ты не думай, что…
— Я не думаю, — прервал он её, — Я и сам это собирался сделать, так почему не сейчас? А насчёт барона, — перевёл он разговор на бирманского посла, — Так он крайне вовремя приехал, есть у меня к его королеве встречные предложения и пожелания. Как раз, после военного Совета и обговорим с ним кое-какие детали. Назначь ему встречу со мной на это время. Когда у нас собирается Совет? — спросил он у Чека.
— Как скажешь, так и соберёмся. Все члены совета, кроме, опять же, Волма Ньетера, которого мы не стали из Шотела отзывать, все здесь сейчас, в Пскове.
Когда они вернулись в особняк, Олег принял решение назначить совещание на следующий день. Раз все в сборе, то тянуть дальше не было никакого смысла. По всей видимости, всё, что его соратники могли придумать, они уже придумали, и предложить что-то ещё уже не сообразят.
За столом к ним присоединилась подъехавшая Кара, и весь обед проговорили об успехах и проблемах в школьном образовании.
— Ты бы хоть раз в школу заехал, Олег, — упрекнула его Кара, — Да и просто к нам в гости бы зашёл, посмотрел бы, как мы свой особняк обустроили.
— Обязательно зайду, Кара, честное слово. Дай только дела разгребу, — пообещал он, дав себе слово, найти время выполнить обещанное.
Не успел проводить одних гостей, как приехали другие. Сначала это был посланник божественной императрицы Агнии маркиз Орро ни,Ловен, не пожелавший довериться переговорам через посредника, пусть этим посредником, министром иностранных дел, как называл её граф ри,Шотел, и была такая умная и очаровательная женшина, как Гортензия.
Ничего удивительного в том, что испытавший на себе действие Абсолютного Исцеления маркиз, выглядел теперь крепким и здоровым мужиком, а не прихрамывающим лишённым глаза, каким его Олег увидел в первый раз.
К чести маркиза, ему было знакомо чувство благодарности, а, ещё большее уважение внушало то, что это чувство благодарности к графу ри,Шотелу совершенно не мешало маркизу хранить верность императрице и империи.
Опытный дипломат умудрялся это совмещать, и Олег, не без некоторого восхищения, иногда вспоминал, как Орро, вроде бы и рассчитываясь с ним за исцеление, извлёк из этого пользу для императрицы. И ещё не известно, кто, в итоге, оказался в большем выигрыше.
— Одно дело слышать об этом, и, совершенно другое, увидеть всё своими глазами, — они с маркизом уже закончили говорить о делах и надирались элитным, выдержанным два года в дубовой бочке, кальвадосом, — Псков восхитителен. Пусть он не такой большой, как Хадон, Фестал или даже Нимея, но эти громады прекрасных мраморных зданий, широкие чистые проспекты, не говоря уж о стенах, мостах, водопроводе, подающем воду даже на третьи этажи, парки, особняки. У меня нет слов. Честно. Я в восторге. Только знаешь, Олег, уже многие, и не только у нас, догадываются, что дело не только в твоей сестре. Начинают подозревать, что тут ты на первом плане.
— Да пусть подозревают, — отмахнулся Олег, его уже немного накрыло, — Теперь уже это не важно. Только тебя я всё же попрошу про мою роль в твоём исцелении всё же помалкивать.
— Само собой, — поклялся Орро, прижав руку к сердцу, — Давай ещё по одной