Стивен Джайлс под руку с пышной Юдокси Пенс. Сегодня она была легка и подвижна более, чем позволяла ее полнота, и порхала по залу в своем платье лимонного цвета.
Проходя, она обернулась к собеседнику Эбнера:
— Ну как, дорогой, не скучаешь? — Затем кивнула Эбнеру и уплыла.
Тому стало не по себе, он подозрительно покосился на своего собеседника. Неужели добрых десять минут на виду у всего зала он мирно беседовал с финансовым магнатом Палмером Пенсом? Надо было немедленно искать какой-то выход. К счастью, подошли Леверетт Уайленд с женой.
— Ну, Пенс, как дела в вашей Ассоциации Нетанцующих?
Пенс! Увы, это был он, заправила крупнейшего треста.
— Превосходно, — ответил Пенс, поднимаясь. — Весьма серьезный молодой человек. В нем что-то есть! — шепнул он Уайленду.
— Ого! Вам удалось поладить, — удивленно протянул Уайленд. — Вы счастливец!
Только что кончился очередной танец, и Уайленд опять ускользнул куда-то. Эбнер совсем забыл о присутствии Эдит Уайленд: он хмурился, сетуя на судьбу, которая так коварно свела его с человеком, чьи взгляды он не разделял и чью общественную деятельность считал достойной всяческого осуждения.
У входа в зал возникла какая-то суета, донеслись аплодисменты, радостные восклицания. «Что там еще?» — раздраженно подумал Эбнер, искоса поглядывая на свою соседку.
Эдит Уайленд, привстав, смотрела на дверь, куда были устремлены взгляды всех присутствующих.
— Наконец-то! — промолвила она с довольной улыбкой и села.
В зал входил высокий представительный мужчина, и толпа расступалась перед ним, встречая бурей рукоплесканий и приветственных возгласов. Средневековые француженки низко склонились перед ним, и длинные вуали заколыхались; их юные современники замахали бархатными шапочками. Новоприбывший гость был джентльмен лет шестидесяти с серебристыми бакенбардами и холодными блестящими серыми глазами; он шел, кивая направо и налево и сдержанно улыбаясь.
— Ура! Ура! — кричали студенты — выпускники класса «натуры» и те, кто еще рисовал кубы и конусы.
— Кто это? — спросил Эбнер.
— Это же доктор Гауди, — ответила Эдит, удивившись. — Какой же бал без него! Он всегда открывает шествие.
— Нечего сказать! — буркнул Эбнер. — В его возрасте, при его солидном положении...
— Но сегодня он почему-то задержался. Доктор Гауди — один из попечителей Академии.
— Наверное, задержали пациенты.
Эбнер дал понять своим тоном, что этому пожилому человеку более приличествуют профессиональные обязанности, нежели светские развлечения.
— Пациенты?
— Вы сказали, он доктор?
— Но не доктор медицины. Доктор теологии.
— Служитель... служитель бога?
— Ну конечно.
— И вы знаете его?
— Я его прихожанка. Каждое воскресенье я слушаю его проповедь.
Эбнер был поражен. Этот проповедник слова божьего, этот христианин и евангелист не осуждает подобные зрелища!
— Неужели он будет танцевать? — спросил вконец удрученный Эбнер.
— Нет, не думаю. Он пришел посмотреть на молодежь, как и мы с вами. Я познакомлю вас с ним!
Эбнер был ошеломлен. Палмер Пенс был, очевидно, вынужден прийти сюда по настоянию супруги. Но доктор Гауди, человек более почтенного возраста и пользующийся еще большим влиянием и известностью, явился, как видно, по собственной воле и вот сейчас, довольный, улыбающийся, шествовал среди ликующих студентов.
Эбнер был потрясен, окончательно сбит с толку. Нет, это уже слишком!
— А вот и она! — услышал он голос Эдит.
Он посмотрел на нее, потом на входную дверь.
— Вот и она! — повторила миссис Уайленд.
Зал, такой просторный и как будто притихший, казалось, ожидал нового торжественного выхода. Прибыла Клайти Саммерс.
XIX
Клайти вошла легкой, уверенной походкой, которая у нее выработалась от частых прогулок в торговой части города, — одетая точно так же, как она оделась бы, отправляясь свежим осенним днем за покупками. На ней был изящный модный костюм мужского покроя, а голову украшал потрясающий бархатный ток цвета граната. Ножки ее были обуты в дорожные, но щегольские ботинки, а на руки надеты светло-коричневые перчатки с мужской строчкой. Она сразу завладела вниманием всего зала, затмив собой и девушек Буте де Монвеля и современниц Жанны д’Арк.
Она шла, стуча каблучками, разглаживая на пальцах перчатки, бросая пристальные взгляды на мужчин, одетых в обычные вечерние костюмы. Легкая морщинка пересекла ее лоб: того, кого она искала, не было видно. Но вот она заметила сидевших рядом в дальнем углу миссис Пенс и Медору, вокруг которых слонялся О’Грейди, бросая алчные взгляды на профиль ее тетушки, и чуть не бегом устремилась к ним.
— Где Эдриен Бонд? — спросила она. — Кто знает, где он?
— Клайти, девочка моя, — воскликнула миссис Пенс, оглядев ее с ног до головы. — Что все это значит?
Клайти провела рукой по своей плотной желтовато-коричневой юбке и поправила шляпку.
— Эти вещи и были в пакете, что вы позавчера прислали мне.
— В пакете из Лондона?
— В том самом. Я совсем было отчаялась получить их: писала на Реджент-стрит, посылала телеграммы, просила друзей чуть ли не каждый день справляться, готовы ли они. И вот костюм прибыл, правда с опозданием на месяц. Я все-таки решила его надеть.
— Ну что ж, костюм стоит таких хлопот. Наверное, последний крик моды? — как бы мимоходом заметила Медора.
— Наверное, — безразлично бросила Клайти, — но где же все-таки Эдриен?
— Да вот он!
Клайти обернулась и увидела фигуру в зеленовато-фиолетовом средневековом одеянии.
— Как же так, Эдриен? — укоризненно проговорила она. — Я полагала увидеть вас «джентльменом».
— Я передумал.
Клайти круто повернулась на каблучках.
— А я-то старалась! Вы собирались одеться джентльменом, и мне захотелось выглядеть настоящей леди. Но ничего не получилось, — сокрушенно сказала она. — Все сразу меня узнали.
Бонд засмеялся.
— Я побаивался, что вы вовсе не придете.
— А вы получили мою записку?
— Записку?
— Ну как же, я писала вам, что открою бал там, а потом уже приду сюда.
— Какой бал? — поинтересовалась миссис Пенс.
— Девушки-телефонистки, мои ученицы, тоже устроили вечер. Я шла в первой паре со славным молодым буфетчиком. Он был ослеплен мной, — вообразите себе! — и выложил напрямик все, что думал обо мне. Времени вдаваться в тонкости не было, и ему пришлось быть очень откровенным. Боже, как я люблю народ! Почему мужчины нашего круга такие робкие?
— Что же он сказал? — ревниво спросил Бонд.
— Да так, пустяки! Грубоватый комплимент, я буквально онемела, однако была бы не прочь услышать его еще