— Неужели вы считаете, что наша гимназия каким-то образом причастна к преступлению?
Подобные заявления притягивали Майера, как магнит притягивает гвоздь.
— Знаете что? Если вы перестанете мешать нам делать нашу работу, может, мы сумеем ответить на этот вопрос. — И он смерил Кох негодующим взглядом.
Когда та ушла, Майер сказал Лунд:
— Люнге приехал в полдень, и ему велели выгрузить плакаты в подвальный этаж. И потом его еще видели возле спортивного зала.
— Что он там делал?
— Не представляю. Может, работать не хотел. Или плохо себя чувствовал. Или ему нравилось смотреть, как девчонки играют в баскетбол.
— Может, он там и потерял ключи от машины.
Майер пожал плечами.
— У какого класса была физкультура после этого? — спросила Лунд.
— Это был последний урок в зале в тот день. Следующий уже был в понедельник. И никто не сообщал о найденных ключах. Хотя я не удивлен.
Они шагали по коридору в сторону вестибюля.
— Что мы знаем о девушке?
Майер сверился с записями:
— Одна из лучших учениц. Хорошие оценки. Красивая. Много друзей. Учителя ее высоко ценили. Мальчишки хотели с ней спать.
— А она позволяла?
— Только Оливеру Шандорфу, но с ним она порвала полмесяца назад.
— Наркотики?
— Никогда. И даже практически не пила. Вот здесь у меня фотография с вечеринки. Никто не видел ее после половины десятого.
Лунд посмотрела на снимок: Нанна в голубом парике и черной шляпе ведьмы, рядом с ней Лиза Расмуссен; обе улыбаются — Лиза как подросток, а Нанна более…
— Она кажется очень… взрослой, — заметил Майер.
— В смысле?
— В смысле… кажется очень взрослой. Особенно по сравнению со своей подружкой.
Он вынул еще одно фото. Снова Нанна и Лиза, минутой раньше или позже. Лиза положила руку на плечи Нанне, а та широко улыбается.
Лунд смотрела на парик и шляпу.
— Зачем она так старалась, готовила костюм, если собиралась уйти рано?
— Да, странно.
Лунд бросила взгляд вдоль коридора, в сторону шкафов раздевалки, на плакаты на стенах.
Майер потряс перед ней своим блокнотом.
— У вас есть готовые ответы? — спросила она его.
— Готовые вопросы, Лунд. Для начала.
Они привели Лизу Расмуссен в пустую аудиторию. Первый вопрос Лунд:
— Ты не говорила нам о том, что Оливер и Нанна поссорились на вечеринке во время танцев. Почему?
Девица надула губы, потом:
— Это не было важно.
Майер прищурился на нее:
— Твою лучшую подругу изнасиловали и убили, а ты говоришь «не важно»?
Она не собиралась плакать, как при первых беседах; на этот раз она вела себя враждебно.
— Мы танцевали. Подошел Оливер. Никакой такой драмы не было.
Лунд улыбнулась:
— Он швырнул в нее стул.
Молчание.
— Нанна была пьяна?
— Не-е-ет, — гнусаво протянула она капризным тоном.
— Зато ты напилась, — сказал Майер.
Подергивание плечом.
— Немного. Ну и что?
— Почему они расстались? — продолжал Майер.
— Не знаю я.
Он перегнулся через стол, очень медленно произнес:
— Почему… они… расстались?
— Она говорила мне, что он инфантильный! Как ребенок.
— Тогда почему ты думала, что она с ним?
— Я не могла ее найти.
Затем за дело взялась Лунд:
— Из-за чего они поругались?
— Оливер хотел поговорить с ней. А она отказалась.
— И потом она ушла. Где в это время был Оливер?
— За стойкой бара. Была его очередь.
— Ты уверена?
— Я видела его там.
Не спуская глаз с Лизы Расмуссен, Майер бросил ей через стол листок.
— Это график дежурства в баре, — сказала Лунд. — Шандорф здесь не упомянут вообще. И никто, кроме тебя, не помнит, чтобы он стоял в тот вечер за стойкой.
Она не стала читать график. Просто закусила нижнюю губу, как маленькая девочка.
— В чем она была? — спросил Майер.
На мгновение задумалась:
— Шляпа ведьмы, ну, такая… с пряжкой. Парик голубой. Еще у нее была метла. Из веток связанная. И еще платье такое, как будто из лохмотьев…
— На улице холодно, Лиза, — перебил ее Майер. — Тебе не показалось странным, что она так легко одета?
— Наверное, она была в куртке, сняла ее в классе…
— Значит, из зала она должна была подняться в класс, чтобы одеться, — сказала Лунд.
— Но нет! — быстрый как молния, перехватил эстафету Майер. — Ведь раньше Лиза говорила нам, что Нанна пошла из зала вниз. — Он посмотрел на нее. — Правильно, вниз?
— Да, вниз, — пробормотала девушка.
— Тогда как она забрала свою куртку? — атаковала Лунд.
— Да, — присоединился Майер. — Как?
— Я не знаю, была ли у нее куртка. Там было много народа… — Лиза Расмуссен смолкла и сидела с красным виноватым лицом.
Майер буравил ее взглядом.
— Я думал, сегодня ты не будешь рыдать, Лиза. Почему вдруг тебе стало так трудно говорить?
— Ты не знаешь, когда она ушла и был ли с ней Оливер Шандорф, — подытожила Лунд.
— Мы знаем, что ты врешь! — заорал Майер. — Так как все было? Оливер нашел ключи от машины, да? Затащил в машину Нанну, чтобы доказать, какой он взрослый? А ты подглядывала?
Лунд вмешалась, обняла девушку за плечи. Слезы теперь текли рекой.
— Нам очень важно, чтобы ты рассказала нам все, что знаешь, — сказала она Лизе.
Писклявым голосом перепуганного ребенка Лиза Расмуссен захныкала:
— Ничего я не знаю… Оставьте меня в покое!
Зазвонил мобильный Майера. Он выслушал краткую информацию.
— Ты должна рассказать нам… — продолжала Лунд.
— Нет, не должна, — сказал Майер и натянул куртку.
Полуподвальный этаж гимназии состоял из лабиринта разнообразных помещений, переходящих одно в другое. Сейчас их поочередно проверял Свендсен, недовольный тем, что эта работа легла на него одного.
В зоне, выделенной для хранения велосипедов, он нашел метлу из веток и несколько полиэтиленовых пакетов.
Лунд огляделась. Ряды железных дверей. За ними комнаты, похожие на тюремные камеры.
В одном из пакетов обнаружился голубой парик.
— А где ее велосипед?
— Я здесь один, — сказал Свендсен четвертый раз за это утро.
— Опечатайте тут все и вызовите команду криминалистов, — распорядилась Лунд.
Вебер сидел за компьютером. Каждый прошедший день только усиливал впечатление, будто он поселился в штабе.
— Видел цифры нового опроса? — спросил он.
— Значение имеет завтрашний опрос, — ответил Хартманн. — Когда они поймут, что образовался альянс…
Мортен Вебер нахмурился:
— Давай не будем считать цыплят, пока не увидим подпись Кирстен Эллер на бумаге.
— Я разговаривал с ними вчера вечером. Дело решенное, Мортен. Перестань дергаться.
Скоугор закончила говорить по телефону. Она тоже не выглядела довольной.
— Как я вижу, сегодня вы в виде исключения хоть в чем-то согласны, — пошутил Хартманн. — Что опять я сделал не так?
— Люди Эллер считают, что ты чего-то недоговариваешь, — сказала Скоугор. — И такое же мнение есть в наших рядах.
— Скажи им… скажи им, что машина была похищена.
На столе Вебера зазвонил телефон. Перед тем как ответить, он воскликнул:
— Почему нельзя сказать правду?
— Мы помогаем полиции!
— У полиции свои цели, — сказала Скоугор. — Им наплевать на нас.
Хартманн уперся. Та полицейская, Лунд, чем-то зацепила его. И он хотел дать ей шанс.
— Нет, Риэ, я не из тех политиков…
— Иногда ты доводишь меня до белого каления, — прервала его Скоугор. — Продолжай в том же духе, и скоро вообще не будешь политиком.
— Звонила Кирстен Эллер. — Вебер положил телефонную трубку. — Она хочет встретиться с тобой. Прямо сейчас. — Он посмотрел на Хартманна поверх очков. — Ты вроде говорил, что с альянсом дело решенное, Троэльс?
— Чего она хочет?
— Во-первых, такой мелкой сошке вроде меня никто не докладывает. А во-вторых, это очевидно.
Хартманн молчал.
— Она хочет поторговаться, — сказала Скоугор.
Они оба смотрели на него так, будто он должен был это знать.
— На ее месте только дурак не воспользовался бы ситуацией, — вздохнул Вебер.
Хартманн решительно поднялся:
— Я все улажу с Кирстен Эллер.
Через пятнадцать минут он сидел в зале совещаний в штабе Центральной партии. Эллер не улыбалась.
— Я недооценила настроения в группе, — сказала она.
— Какие?
— Все эти полицейские разбирательства бросают на вас тень. Только об этом сейчас и говорят. Сторонники Бремера чуют вашу кровь.
— Машина была украдена. Водитель невиновен.
— Почему об этом ничего не известно, Троэльс?
— Потому что полиция попросила нас молчать. Так было нужно. К тому же это ничего не меняет.