районе, а потому позволю себе просить Вас о ходатайстве в назначении меня на службу в Приволжский военный округ. Как бывший офицер Генерального штаба, я бы желал получить должность Генерального штаба во вверенном Вам штабе или же в штабе войсковых соединений округа по Вашему усмотрению. Как начавший уже и строевой ценз по командованию полком, я мог бы занять и строевую должность, но должность Генерального штаба была бы для меня предпочтительней…»
Всё правильно. Дивизиями пусть Чапаевы командуют, а мы в штабе посидим. Там не стреляют. Принесем посильную помощь.
Впрочем, это никак в негативном плане таких, как Шапошников, особенно и не характеризует. Обычные мещане, только в погонах, точнее, в шинелях со свежеспоротыми погонами. Государство и армия, в которой они заслужили полковничьи погоны, развалилось, а кушать что-то надо было. Что там за государство рабочих и крестьян — черт его знает, они политикой никогда не интересовались. Идти воевать в Добровольческую армию, к белым, тоже никакого желания не было. Навоевались уже. Устраивались в штабах, каждый с каждой степенью добросовестности делал своё дело, за что им Советская власть положила жалованье. Нужны они были Советской власти, как специалисты? Полезны были? Без всякого сомнения, разумеется.
Но на хрена, спрашивается, потребовалось сочинять для Бориса Михайловича даже героическую юность?! Или без этого не получилось бы придумать из него советника Сталина?..
* * *
Начинать становление героя пришлось с родителей. Отец страдал от эксплуатации от старого строя, 25 лет проработал по 18 часов в день на какого-то купца, а в награду от него получил только семейный альбом. Мать сначала эксплуатировалась учительницей, а потом, когда завели много детей, уже не могла учительницей эксплуатироваться, пришлось дома с детьми сидеть. Денег совсем очень сильно не хватало, удалось скопить только 3 тысячи царских рублей на покупку дома. Короче, ужасная бедность, из-за чего юный Шапошников не смог учиться в гимназии, там год обучения стоил 70 рублей, закончил Красноуфимское промышленное училище, аттестат об окончании которого давал возможность поступить в высшее техническое учебное заведение. Но из-за проклятой бедности Борис Михайлович выбрал себе для дальнейшего образования военное училище, потому что там за обучение платить не надо было, да еще форму выдавали и кормили бесплатно. Поступил в Московское пехотное училище, которое уже позднее, в 1906 году, будет именоваться в честь наследника престола Алексеевским.
Конечно, далеко не всякий лишь мог преодолеть такие трудности — учиться в пехотном училище при царе:
«Вся жизнь в училище подчинялась строгому распорядку дня: подъем в 6.30 утра, в 7.30 построение на утренний осмотр, затем утренний час, с 8.30 до 14.00 занятия в учебных классах с большой переменой в 11 часов, во время которой давался горячий завтрак (обычно котлета с черным хлебом, кружка чаю и два куска сахару). С 14 до 16 часов проводились строевые занятия. С 16 до 17 часов обед (из двух блюд; по праздничным дням и один раз среди недели давалось сладкое), после чего разрешался полуторачасовой отдых. С 18.30 до 20.00 — самостоятельная подготовка в классе уроков на следующий день. В 20 часов был вечерний чай (кружка чаю с белым хлебом), затем вечерняя перекличка и молитва. С 21.00 до 22.30 юнкера находились в своих помещениях или в читальне. В это время разрешалось заниматься и в классе. В 22.45 — отбой.
Все юнкера были на полном содержании военного ведомства, но никакого жалованья не получали. При переходе из младшего класса в старший держали экзамены, а затем выпускные экзамены при окончании старшего класса.
Борис Шапошников воспринимал как необходимость этот жесткий распорядок дня, строгую дисциплину, насыщенность каждого дня занятиями.»
Всего два куска сахара на завтрак и сладкое в обед один раз в неделю! Не каждый такое выдержит. Да еще по 5 часов в день насыщенных занятий в классе и 2 часа строевых. Сатрапы! Так над курсантами издеваться! Но Борис Шапошников мужественно переносил тяготы и лишения, воспринимал, как необходимость. Сталь закалялась, ни больше, ни меньше.
Два года училищной каторги (целых два года!), потом началась суровая мужская служба в 1-м Туркестанском батальоне. Это стоит из очерка полностью процитировать:
«Подпоручик Шапошников, назначенный командиром полуроты, довольно быстро сумел завоевать себе деловой авторитет. Из двадцати офицеров Туркестанского батальона только шестеро относились к числу молодых, остальные и по возрасту были значительно старше, и выслугу лет имели от десяти до двадцати лет, причем служили преимущественно в том же батальоне. Как вспоминает Борис Михайлович, по этой причине он и другие молодые офицеры „ходили в батальоне, как говорится, на цыпочках и, хотя по закону на офицерских собраниях имели право голоса, никогда его не подавали, слушая, что говорят старшие“. Зато в вопросах службы Шапошников был не из робких.
Уже через месяц после прибытия Шапошникова в роту, где он был назначен обучать молодых солдат, у него произошло столкновение с фельдфебелем роты Серым, состоявшим на сверхсрочной службе.
Фельдфебели, относившиеся к унтер-офицерскому составу, на котором лежало поддержание внутреннего порядка в подразделениях, в старой русской армии, как известно, были грозой не только для солдат. Иногда они не ставили ни в грош и младших офицеров роты, сплошь и рядом докладывая ротному командиру об ошибках полуротных.
И вот однажды, когда Шапошников пришел на занятия, он увидел, что солдаты делают ружейные приемы не по уставу. Спросил унтер-офицера, почему так делается. Отвечает: „Так приказал фельдфебель“. — „Позвать фельдфебеля Серого“. Когда тот пришел, Шапошников заставил его прочитать нужные параграфы устава, а затем спросил, понял ли он, как нужно делать. „Понял, — отвечает Серый, — только у нас иначе делается“. — „Так вот, фельдфебель Серый, запомни раз и навсегда, что нужно делать так, как написано в уставе, а кунштюки с винтовкой я и сам умею делать!“ Взяв в руки винтовку, подпоручик велел Серому командовать, а сам четко проделал прием по-уставному. „Ну а теперь смотри, как можно делать этот прием и иначе“. И он от ноги подбросил перед собой винтовку так, что она трижды перевернулась в вертикальном положении, затем быстро поймал ее у середины своей груди, закончив прием. „Видел, как можно делать? Но это не по уставу, и впредь не сметь отменять уставных требований“. „Посрамленный фельдфебель удалился, — заключает этот эпизод Борис Михайлович, — жаловался, наверное, ротному командиру, но больше не своевольничал“.»
«Зато в вопросах службы Шапошников был не из робких». Понятно, застроить фельдфебеля не каждый офицер сможет. Тут точно нужен железный характер.