сбрасывать и т. п… 1920 год! Год блистательных операций Первой Конной! Угадайте, сколько в статье Шапошникова слов про Буденного и Первую Конную?
Правильный ответ — 0. Н-И-Ч-Е-Г-О.
Шапошников во всех своих военно-теоретических трудах об использовании кавалерии Буденного замечать не желает.
Извините, но если даже очень стараться засунуть свою голову в песок, как страусу, касаясь личности Бориса Михайловича, то все-равно ничего не получится. Даже песка нет, засовывать некуда.
Черная зависть. А такая зависть рождает неприязнь на уровне ненависти. С таким чувством завистник будет объекту зависти гадить инстинктивно…
* * *
Может быть, я не прав, несправедлив к Борису Михайловичу, может быть… Но в 1923 году он пишет еще один «сок мозга» — «Конница. Кавалерийские очерки». Уже 1923 год! Ни слова о Буденном и Первой Конной! Объясните мне, как можно было в 1923 году писать теоретическую работу о применении кавалерии и обойти в этой работе своим вниманием Первую Конную?!
Уже даже белые генералы успели написать восторженные статьи о Буденном, но в Штабе РККА теоретики его в упор замечать не желают.
Чем объяснить такое отношение со стороны того же Шапошникова? Есть варианты?
Ладно. Киев. То, что Г. К. Жуков предлагал его еще в июле сдать, почти за полтора месяца до того, как обстановка там стала угрожающей, и за это Сталин выгнал его с Генштаба, извините за такое слово, но это — фуфло. Откровенное. Другого слова подобрать невозможно. И Жуков либо сам этого не писал в «Воспоминаниях и размышлениях», либо его заставили это написать.
Никакого снятия Жукова не было. Он как был заместителем наркома обороны, так им и оставался, даже в должности не понижен. Его Сталин не снял, а поручил командование Резервным фронтом и проведение этим фронтом первого нашего крупного контрнаступления под Ельней, где родилась советская гвардия. Это было не снятие, а доверие, признание за Жуковым таланта полководца.
«Снять» его потребовалось в рамках той исторической концепции, в которой Генштабу приписывалась главная роль в планировании и проведении операций в ущерб Ставке. Поэтому все просчеты Генштаба были отнесены к вымышленному самодурству Сталина, который с Генштабом не считался. И чтобы скрыть просчет Генштаба относительно Киева, придумали роль дурака для А. И. Еременко, командовавшего Брянским фронтом, обещавшего разгромить «подлеца Гудериана», но слово не сдержавшего.
В предыдущей книге я приводил переписку Еременко с Шапошниковым, Брянский фронт по замыслу Ставки должен был отразить ожидавшееся наступление Гудериана не на Киев, а на московском направлении. И расположение его войск об этом свидетельствует. Сам Андрей Иванович Еременко в своих мемуарах возмущался тем, что о нем сочинили.
Но ситуацию под Киевом нельзя рассматривать в отрыве от ситуации под… Ленинградом. К августу К. Е. Ворошилову там удалось стабилизировать фронт, войска фон Лееба понесли уже такие потери, что наступление дальше вести не могли, но тут 24 августа на фланге у него неожиданно нарисовывается целый моторизованный корпус, переброшенный из группы армий «Центр», который прорывает оборону, в результате Ленинград оказывается в блокаде.
Какой орган у нас за разведку отвечает? Уж не Генштаб ли во главе с его начальником? И что отвечал Шапошников на вопрос Сталина: «Как же вы проморгали целых три немецких дивизии, рванувших к Ленинграду?». Думаю, ничего не отвечал, только моргал виновато.
Но проходит две недели и на северном фланге уже Юго-Западного фронта появляются танки Гудериана, которых ждали совершенно в другом месте и в этом другом месте готовились их отражать на рубежах обороны Брянского фронта. А Кирпоносу, как командующему фронтом, и Буденному, как командующему Юго-Западным направлением, их остановить нечем, им никто не выделил резервы, потому что разведданные Генштаба говорили о том, что Гудериан будет биться в войска Брянского фронта.
Что должен был сделать в такой ситуации Шапошников? Срочно бежать к Сталину и докладывать:
— Товарищ Главнокомандующий, извините, но мы в Генштабе второй раз за две недели… Мы снова проморгали.
Конечно, Сталин стал бы ругаться и называть Шапошникова шляпой. Может быть, даже очень сильно разозлился бы. И Борис Михайлович испугался, он не доложил Сталину об угрозе с севера войскам Кирпоноса, доложил, что там у немцев совсем незначительные силы.
Человек робкий и нерешительный, каким был Шапошников, руководствуется в подобных ситуациях именно этим: «А может само как-нибудь рассосется?». Да, лишь бы прямо сейчас на ковер к начальству не идти…
* * *
На это еще накладывались отношения между Буденным и Шапошниковым. Семен Михайлович как-то не очень авторитет начальника Генштаба признавал и ему прямо указывал на ошибки Генштаба, даже не на ошибки, а на почти халатность его операторов, о чем я тоже в предыдущей книге писал. И не стеснялся информировать об этом Сталина, когда Шапошников затягивал с устранением. Похоже, Шапошникову из-за Буденного от Сталина периодически прилетало.
То, что произошло дальше, о чем прямо свидетельствуют документы, если их не трактовать, а просто читать то, что в них написано, в переписке между Ставкой и командованиями Юго-Западного фронта и Юго-Западного направления, выставляет Бориса Михайловича в совершенно неприглядном виде.
Не в июле, а 19 августа, и не Жуков Сталина, а Сталин Буденного предупреждает, что противник может угрожать Киеву ударами с правобережной Украины с юга и с севера. Но с правобережной Украины! Ставка еще не видит опасности от Гудериана, да ее еще и не было пока. Но у Буденного и так ситуация была не простая, все резервы сожрало Западное направление, войска Юго-Западного были серьезно истощены, поэтому 22 августа Семен Михайлович издает приказ о начале рекогносцировки и строительства тылового оборонительного рубежа со сроком окончания работ первой очереди к 5 сентября. А к тому времени, когда угроза от Гудериана появилась, там уже и окопы должны были быть. Да на том рубеже немцев Тимошенко потом и остановил. И копию этого приказа Буденный направил в Генштаб.
И когда танки Гудериана пошли в направлении на Ромны, Буденный обратился в Ставку за разрешением на отвод войск Юго-Западного фронта. И тут начинается совершенно гнусная история, как она выглядит в документах. А выглядит она так, что Шапошников просьбу Буденного от отводе войск до Сталина не довел, не довел он до Сталина и о готовности тылового оборонительного рубежа.
Мимо Буденного выходит на Кирпоноса оператор Генштаба Шарохин передает рекомендацию Шапошникова (Шапошников не приказывает, а рекомендует) отразить удар немцев под Ромно перебросив туда две дивизии 26-ой армии с артиллерией.
Киропонос бежит к телефону, срочно связывается с самим Шапошниковым и объясняет ему, что у Костенко, у 26-ой