выбор.
Посмотрите, чего мне это стоило. Теперь я умираю и забираю с собой вашу спасительницу, Эритусму.
Боль усиливалась. Холодная боль из глубины ее живота, распространяющаяся наружу. В детстве Таша однажды тяжело заболела: усиливающиеся потливость и рвота свалили ее на час и заставили вообразить смерть. Сейчас она чувствовала совсем другое. Это было больше похоже на блане́, хотя яд икшеля был милосерднее по сравнению с этим. От блане́ было больно одно или два удара сердца. Эта боль продолжалась и продолжалась.
Пазел целовал ее в щеки, задавал вопросы: да, он действительно был здесь. По его настоянию она попыталась сесть во второй раз. Она выпила немного воды, но та обожгла ей язык. Затем резкий свет: Нипс и Марила стоят в дверях, уставившись на нее, у одного из них в руках лампа. Пазел закричал и замахал руками.
— Позовите Рамачни! Позовите Герцила!
Нипс бросился прочь. Фелтруп забрался на кровать, летал кругами и принюхивался:
— У нее нет никакой инфекции. Ни желчи, ни крови. В чем дело, Таша? Кто это сделал, моя дорогая, ненаглядная девочка?
— Я тебя не чувствую, — сказала она. — Фелтруп, почему я не могу потрогать тебя руками?
Марила принесла влажную салфетку, которую Пазел приложил к ее лицу. Если бы только он мог все отбросить, поласкать бы ее, одними руками. Он говорил остальным:
— ...все было в порядке, когда я поднялся наверх... слабеет с каждой минутой… не знает, где она.
Таша закричала. Какой-то орган внутри нее превратился в стекло, затем разбился вдребезги, взорвался. Или же это был огонь, кислота или зубы.
— Она слишком холодная!
— С ее треклятой рубашки капает, приятель.
— Принесите какую-нибудь сухую одежду. Принесите полотенце...
Время расплывалось. Люди разговаривали, а потом исчезали. Герцил и Болуту стояли по обе стороны от нее; перепончатые пальцы Болуту ощупывали ее живот, брюшную полость.
— Нет ни твердой массы, ни припухлости. Таша, ты съела что-то странное?
— Только не я, — сказала она. — Оно все еще дышало. Я не могла просто съесть его живьем.
— Бредит, — сказал Болуту.
Она могла бы сказать это им.
Они боролись с паникой. Таша наблюдала, как они роются в книгах, ищут таблетки, спорят, отворачиваются, когда их глаза наполняются влагой. Холод проник ей в грудь. Она увидела Рамачни у себя за плечом, почувствовала, как его лапа коснулась ее щеки. Смутно она осознавала, что он был потрясен.
Поодаль, в тени, стояла женщина-икшель, наблюдая за ней.
— Диадрелу? — спросила она.
Но нет, Дри мертва. Этой женщиной, должно быть, была Энсил или Майетт.
Пазел смотрел на Рамачни с такой яростью, какой она в нем никогда не замечала:
— Я не слышал, чтобы ты это говорил. Ты не просто так это сказал. Собственное проклятое богами заклинание Эритусмы?
Опустилась темнота, а когда она рассеялась, в иллюминатор пробился дневной свет, но холод донимал еще сильнее. Ее друзья ссорились. Пазел стоял на коленях у кровати. Таша попыталась дотянуться до него, но едва смогла поднять руку.
— Тогда она наш враг и предавала нас с самого начала, — сказал Герцил.
— Нет, — сказал Рамачни.
— Да, — сказал Пазел. — Кредек, Рамачни, если во всем виновато вино и она его отравила...
— Тогда его нужно было отравить.
— Откуда ты треклято знаешь? — К ссоре присоединился Нипс; это было плохо. — Ты не видел Эритусму сколько, семнадцать лет! Пазел разговаривал с ней пять недель назад! Люди меняются.
— Она не могла отравить вино Агарота из своего тайника в сознании Таши, — сказал Рамачни. — Это было сделано давным-давно и с благой целью, даже если мы сейчас не можем догадаться, с какой.
Пазел кипел от злости:
— Эритусма велела мне отдать Таше вино.
— В качестве последнего средства. И она предупредила тебя, что последствия будут ужасными.
— Она намекнула. Почему она намекнула? Почему она не могла просто сказать: «Дайте ей вина, если приблизится конец света. Восхититесь моим умом. Позвольте Таше спасти вас в последний раз, а потом смотрите, как она...»
— Пазел, помолчи! — крикнула Марила.
Слезы и еще больше тьмы. На этот раз тьма не поднялась когда Таша открыла глаза. Ее ноги были бесполезны, как два замерзших бревна. Она повела глазами влево-вправо. Иллюминатор все еще тускло светился. Противоположная стена, за спиной Герцила и мистера Фиффенгурта, просто исчезла. Вдалеке возвышались черные силуэты: голые деревья. Над ними птицы, эта бесконечная стая, мчащаяся на восток. Голоса ее друзей затихли. Нипс притянул Пазела пониже, обхватил руками его голову. Они ждали, да? Они испробовали все, что знали.
— Продолжай бороться, Таша, — прошептала Майетт ей на ухо. — Не уходи, не позволяй этому тобой завладеть. Я почти позволила. Я ошибалась.
Теперь кровать стояла в лесу. Ужасное место: лес, который она видела во блане́-сне. Деревья с глазами, маслянистыми и жестокими. Пар и шепот из дыр в земле, холод, от которого болели ее легкие. Она могла видеть свое собственное дыхание, но не дыхание своих друзей. Они становились тенями, и она покидала их, уходя с незавершенной работой.
— Вино, — сказала Майетт. — Ты слышишь меня, Таша? Вино.
Таша хотела бы, чтобы она замолчала. Она знала, что это из-за вина. Но Майетт все еще был там, рядом с подушкой. Таша смутно почувствовала прикосновение ее руки.
— Посмотри на меня.
Она посмотрела. Женщина-икшель рядом с ней была не Майетт, а Диадрелу, их убитая подруга. Она была яснее других. Ее лицо просветлело, когда Таша обернулась.
— Мать Небо, я думала, ты никогда меня не услышишь! Таша, вино — это яд и лекарство. Ты должна снова выпить его, немедленно. Где оно, девочка? Где вино Агарота?
— Слишком поздно, — прошептала Таша.
Чей-то голос, звонкий от восторга, рассмеялся. Вот он, Арунис. Скорчившийся на ветке дерева, отчетливо видимый, как Диадрелу, и ухмыляющийся.
— Да, — сказал он, — слишком поздно. Не обращай внимания на эту ползунью, маленькая шлюшка: твоя битва окончена. Агарот окружает тебя, и граница Смерти находится всего в нескольких минутах ходьбы от того места, где ты лежишь. Но сначала мы должны свести наши счеты.
Он поудобнее сел на ветке. Ухмыляясь, он расстегнул ворот одежды и показал Таше свою шею. Тонкая диагональная рана пересекала ее по всей длине. Нет, полностью. Та самая рана, которую она нанесла ему Илдракином, когда обезглавила его у разрушенной