в такой чудесной компании вдали от берегов делить с военными моряками досуг и веселье.
И вот наконец-то на виду показался желанный остров. Над морем поднималась небольшая скала, очень строгая и неприступная. Пришвартовались, найдя удобное место. Осматриваемся и видим нечто вроде небольшого пляжа. На окрестных скалах – птичий базар с сотнями тысяч кайр, а на песке – лежбища с десятками тысяч ластоногих. За несколько миль до остова мы слышали звериный рёв и птичий гам. Я страшно обрадовался! Что и говорить – попал в свою стихию. Спрятался и наблюдаю за поведением местных обитателей. Вот кайры учат птенцов плавать. Столкнет мамаша сверху со скалы малыша крылом в воду, а сама плывёт рядышком, поглядывает, как её ребёнок в воде осваивается. Между прочим, я именно тогда узнал, что хвалёный американский яичный порошок, которым дельцы из США пичкали «маршаллизированные» страны, изготовлен из яиц диких морских птиц – собирали для продажи даровые яйца на птичьих базарах. Вот она цена «благодеянию»!
Глаз не могу оторвать от скопления ластоногих. Если какой-нибудь шаловливый малыш отобьётся от своего стада, рачительные мамаши загоняют детёнышей домой. Котиков больше всего. А нет ли среди них сивучей? Если они и есть, то они затерялись в массе котиков. Встретили мы там и охотников-промысловиков. Подумал и решил попросить их поймать для меня несколько котиков. Не возвращаться же с пустыми руками! Поймали для меня десятка три – от самых крохотных до огромных самцов! При погрузке один из котиков вроде как умер, а остальные показали себя опытными и умелыми беглецами. А тот, который «умер», оказался ловким симулянтом: почувствовав себя в родной стихии, он мгновенно ожил и быстро уплыл. Особую прыть беглецу придало появление на горизонте хищницы-касатки.
В дороге котики томились, тоскливо ревели, ничего не ели, словно объявили голодовку в знак протеста против пленения. Через несколько суток мы благополучно прибыли во Владивосток. Мой помощник по хозяйственной части В. Мильво, извещённый по радио о нашем улове, вполне подготовился к приёму морских гостей. Были изготовлены клетки, заказаны четыре бассейна. Но гостям всё было не мило. Они по-прежнему отказывались от еды. Пришлось попытаться кормить силой! Не помогло ничего! Только пятеро самостоятельно стали глотать рыбу. Лишь один прожил у меня шесть месяцев. Это был своеобразный рекорд. Не удалось мне даже попробовать их дрессировать, потому как все силы были брошены на сохранение их жизни…
Юрий Владимирович нахмурился и махнул рукой – что, мол, говорить – такая беда вышла!
Я хорошо понимал его – и не потому лишь, что за годы нашей дружбы научился ценить и любить его животных, искренно горевал, когда они болели или тем более гибли. Я им и сам, находясь на Дальнем Востоке, пытался чем мог помочь в поисках сивучей. В устье Амура я познакомился с опытным зверобоем И. К. Непомнящим. Человек чуткий и увлекающийся, он живо откликнулся на мою просьбу. Она уже стала как бы моей, хотя, конечно, исходила от Юрия Владимировича.
– Морской лев? – переспросил Непомнящий. – Видали мы такого зверя. Чуть ли не в Амурском лимане даже… А зачем и кому он нужен, мы не знали. С производственной точки зрения проку в нём никакого: жиру мало, шкура невелика… Короче говоря, взяли, да и выбросили в воду!
– Что же вы наделали! – воскликнул я. – Вы взяли и выбросили в воду пуд золота!
– Да, – сокрушённо протянул зверобой, – что же теперь делать-то? И сейчас нам на него идти несподручно. Наш кунгас приспособлен для белухи. Для неё и специальная снасть сделана. А за сивучем вашим надо идти в открытое море. Тут и сеть нужна помельче, и судно покрепче. А самое главное – приказ нужен. Из Главка. У нас и без того план по белухе велик!
В общем, я понял, что дело не в сети, не в суденышке, а в бумажке. Ничего нет удивительного. Как шутил герой одной комедии, «на том и стоим – на бумаге с печатью и стоим».
Пока шли телеграммы в Главк, пока там что-то согласовывалось, решалось, побережье затянулось густыми туманами. За белухой я пять раз вместе со зверобоями сходил – почти пятьсот хищников взяли! Я тоже, как заправский зверобой, стал этими показателями гордиться. А вот сивуч ни разу в сетку не попался… Зато мы с Юрием Владимировичем оба в разное время приняли морское дальневосточное крещение…
Беседа наша продолжалась, шла какими-то кругами, захватывая то одну сферу, то другую. И вот вольно или невольно вернулись мы на круги своя, на старую улицу Божедомку в Уголок зверей, пристань, от которой начались все жизненные маршруты Юрия Владимировича.
Элегия и ода славных дней
– Это всё путешествия, странствия, дороги… А если поставить вопрос иначе?..
– Я уже понял Вас, Николай Афанасьевич! Можете вопрос не формулировать. Вы хотите узнать о том, был ли у меня Дом, Дом с большой буквы, который, как мяк, звал меня все годы. Был, есть и останется навсегда. И Вы сами мне его назовёте! Это дом деда, Уголок зверей, бывший особняк принца Ольденбургского на старой Божедомке. Где бы я ни был, я мысленным взором охватываю его комнаты, залы, лестницы… Я иду по нему и вновь вижу перед собой этот земной рай, откуда сам себя изгонял по недомыслию и непониманию истинной ценности того богатства, которое мне уготовила судьба.
Больше всего я любил нашу парадную, нашу лестницу. На ней – уголок природы, отражённой в скульптурных образах животных первобытных времён. Всех этих динозавров и ихтиозавров вылепил из глины мой дед. Он словно приглашал посетителей заглянуть в прошлое мира зверей.
Музею была отдана правая часть особняка. Там в динамических позах застыли лучшие из четвероногих друзей Владимира Леонидовича, соучастники его трудов и славы: старый друг Топтыгин, верная собака Бишка, умница-обезьянка Гашка… Это не скульптуры, а чучела. Они казались мне такими натуральными, такими родными, что я воспринимал их как живые существа. О каждом из них можно рассказывать долгие и увлекательнейшие истории. Все они – герои дедушкиных представлений, книг, картин, фильмов…
В другой половине дома по всей дедушкиной квартире вплоть до бабушкиной спальни резвилась уйма живых зверьков и птиц. И среди этого шумного «народца», как любил говорить дед, жил и работал он – странный, необыкновенный человек, старый, весёлый клоун с лицом мудреца.
Сидит он в своём Уголке зверей и придумывает волшебные истории, в которых ворона играет роль кучера, страус – коня, гусь – солдата, курица – балерину, енот –