class="p1">— Что? — я чуть подняла глаза и увидела, как он смотрит на мою руку, в которой появилась новая салфетка. — А, это... Просто хочу, и появляется всё, что требуется в данную минуту. Лучше помогите, ей сейчас холодно, и нужно побыстрее просушить ей кожу.
И на столике рядом с операционным столом появилась блестящая круглая коробка, доверху наполненная стерильными салфетками.
— Только руки… — я глянула на его не очень чистые пальцы, на свои, по которым довольно часто пропускала искру стерилизации, и воплотила пару перчаток, протянула ему. – Наденьте вот это.
Он осторожно взял перчатки, натянул эластичную ткань на руки и аккуратно взял одну салфетку. Его прикосновения к коже Лики были бережными и медленными. Можно бы и побыстрее, но и так лучше, чем ничего.
— Не бойтесь, ей не больно. Слышите, она перестала стонать? — ободрила его и заглянула ему за плечо.
А как там моя несостоявшаяся помощница? Машэ лежала на диване всё такая же мертвенно-бледная, повернув к нам голову, и в глазах её был ужас .
— Ольга-се, Машэ просит: не надо! — протянула просительно, и из глаза скатилась слеза.
— Ну-ка, тихо, — строго скомандовала я. – Лежи там, пока я не освобожусь.
Она сморщилась, сдерживая рыдания, и закивала мелко. Вот ведь незадача! Я вернулась к Лике и салфеткам.
— Сейчас мы уберём лишнюю влагу и перенесём Лику в комнату. Нужно будет её согревать — ей уже сейчас холодно. В её кровь поступают лекарства, — я дернула подбородком в сторону помпы, во флаконе которой как раз заканчивался раствор. – Они снимают боль. Там ещё успокоительное, оно со снотворным эффектом. Поэтому Лика сонная и уснёт с минуты на минуту. И будет спать довольно долго.
Его руки в белых перчатках уже уверенно брали салфетки и промакивали кожу девушки. А на мои слова он деловито кивал. Я даже хмыкнула. Бывают такие люди, которым нужно что-то делать, чтобы преодолеть страх и панику, это люди действия. Им так комфортнее. Этот, видимо, из таких – кивает с таким видом, будто только что сам операцию сделал.
— Моя бабушка говорила, что во сне человек быстрее выздоравливает, — глянул на меня с улыбкой.
Я опять усмехнулась – ну надо же! Уже пришёл в себя, улыбается, шутит. Хоть в помощники бери. Я ещё раз посмотрела на Машэ. Она, закусив губу, смотрела на нас, на лице — страдание, будто это её лечат.
— Вроде того, да. С волосами сложнее — почти ничего не осталось на этой части головы, – я показала на половину черепа, на которой бугрилась красная рана. – Неизвестно сколько волосяных луковиц выжило. А ведь коже досталось ещё и от осколков с ядом. Поэтому не берусь судить о последствиях.
Парень кивал, но, казалось, что он меня не слушает, увлёкшись промакиванием кожи, каждый раз сбрасывая грязный материал на столик рядом с операционным.
— Ещё надо взять образец её кожи и волос. И если с кожей ещё что-то можно придумать, то как быть с волосами, не знаю. Но к завтрашнему дню что-нибудь придумаю.
— Да, да, — пробормотал Валентин, но механически, будто и не слышал моих слов.
Меня вдруг кольнуло – а ведь он похож на Игоря. Нет, общего очень мало, и это не внешность: может, только в волосах есть сходство – светлые и волнистые, но длина другая и оттенок не тот. Но вот такой рассеянный взгляд…
У моего Роом-Шанда такой становился, когда он улавливал новую мелодию, когда она рождалась в нём и он прислушивался, боясь её потерять. А ещё похожа посадка головы, разворот плеч, осанка. И уверенность в себе. Да, то самое знание, что он, несомненно, прекрасен, и весь мир любуется им.
Я встряхнула головой и сосредоточилась на работе. Материализовала баллон, поставила его рядом с головой девушки, в одной руке зажала тонкий пинцет, а в другой — операционный нож. Мизинцами чуть повернула голову Лики в сторону, высматривая уцелевший кусочек кожи за ухом.
— Что вы будете делать? — сразу растерял свою задумчивость Валентин и подошёл совсем близко.
— Я говорила – мне нужен образец кожи. Я положу его в специальный раствор, — обратной стороной пинцета стукнула по баллону, отчего приёмный зал наполнился металлическим звоном, — кожа в нём растворится, завтра это можно будет распылить, закрывая рану плёнкой. Она поможет заживить ожог без рубцов.
Посмотрела ему в глаза и улыбнулась.
Это было трудно – он ещё сильнее стал похож на Игоря. Такой же пристальный взгляд, таящий угрозу, тот же понизившийся голос с едва заметным опасным рычанием. Даже его корпус, казалось, подался вперёд, будто мужчина приготовился к прыжку.
Это простое недоверие или что-то другое, чего я так не люблю и так боюсь?..
— Ольга! Нельзя всех мерить одной мерой! — это Всёля.
— Спасибо, дорогая. Вовремя.
Я тоже смотрела на Валентина испытующе. Кто он сейчас: кто-то вроде Игоря Роом-Шанда, именем которого ругаются люди, или мне просто показалось?
Мне нужно доверие пациента. Доверие — важная вещь, потому что, веря в меня, люди верят, что лечение поможет, а это половина успеха.
— Ольга, это болят твои старые раны! – увещевала меня Всёля.
Хорошо, поверю.
Я кивнула, стараясь расслабиться, опустила руки с инструментами на стол по обе стороны от головы девушки и, надеясь, что больше знания – больше доверия, пояснила развёрнуто:
— Это биологически активный раствор, — и снова дзенькнула пинцетом по баллону. — Кусочек кожи Лики через несколько часов растворится в нём, и сделает его как бы родным, будто выработанным её собственным организмом. Затем, попав на рану, это раствор создаст что-то вроде заменителя кожи – будет пропускать лекарства и улучшит заживление, но не пропустит инфекцию, защитит.
— Хорошо, я понял, — плечи парня опустились.
Надеюсь, что так.
Одарив его ещё одним изучающим взглядом, подняла инструменты и сделала неглубокий короткий надрез. Парень дернулся ко мне, скрипнул зубами. И я тоже дёрнулась – ожидала чего-то подобного — и выставила ему навстречу нож.
Слёзы тугим клубком забились в горле. Реакции организма никуда не делись, а от страха и ожидания неприятностей только обострились.
— Ольга, он просто волнуется!
— Может быть, — мысленно выдохнула. – Но он слишком похож на Игоря.
— Он не причинит тебе вреда!
— Надеюсь…
С трудом сглотнула. Через силу выдавила:
— Я ей помогаю. Не мешайте. Я