да умница».
У меня менялись пациенты, миры, из которых мы их забирали и в которые возвращали. В некоторых стояли долго, а потом двигались дальше, в некоторых задерживались на считанные часы по времени станции, но Машэ оставалась и всё плела и плела свои странные штуки из соломы, и её вопрос всё не решался и не решался.
И я придумала, что пока она не выполняет свою великую роль Матери, то вполне сможет помогать мне с гостями. Не всегда моей фантазии хватало придумать что-то в экстренном или неотложном случае, и ещё одна пара рук всегда могла пригодиться.
Как же я была наивна!
ГЛАВА 4. Ожог
В голове настырной мухой звучало: «Ольга! Ольга! Ольга!» Я, почти ничего не соображая, натягивала на себя походные штаны, свободную рубаху, шнуровала высокие ботинки. Примерно в момент, когда руки застёгивали плащ, а ноги уже несли меня из двери моей комнаты, я начала просыпаться и соображать.
Это вызов.
И как ни медленно я собиралась, спросонья слепо тыкаясь в рукава и штанины, но успела раньше Всёли: растирая сонное лицо, ещё несколько минут прождала у выхода, пока услышала:
— Открывай!
И я открыла. Инстинктивно заслонилась рукой от яркого света, резанувшего по глазам. И потому ничего не заметила. Едва занесла ногу, чтобы переступить порог, и открыла рот, чтобы задать вопрос: «Где искать?» — как на меня кто-то навалился.
Я едва устояла под упавшим на меня весом, под ударившим в нос запахом горелой плоти и чего-то зловонного, неприродного. Ушам тоже досталось – на фоне далёкого воя толпы хриплое, надсаженное дыхание и утробный, какой-то даже животный стон.
Удержав валящуюся на меня массу, я наконец разобрала, что их двое. В глаза бросилась кровавая рана, что маячила прямо передо мной.
Поддерживая входивших, вернее, вваливающихся, я отступила.
Плечом вперёд внутрь протиснулся мужчина, обляпанный свежей и запёкшейся кровью, с грязным, будто закопчённым лицом. Он поддерживал повисшее тело. Скорее всего, это была девушка – с её головы прямо на ходу отваливались клочья длинных волос. И стоны. Хоть и хриплые, но голос явно женский.
Желудок скрутило, но я усилием воли примяла его и заставила заткнуться. Быстро сорвала плащ и не глядя отбросила в сторону – идти никуда не придётся.
Резко обернулась на приёмный зал — в нём быстро загоралось всё возможное освещение. Скомандовала мысленно:
— Стол! Дверь закрыть!
Преодолела крошечное расстояние и перехватила раненную под другую руку, помогая вести её. За спиной мягко захлопнулась дверь, и мы оказались в белоснежной тишине. Стало слышно, как со стоном дышит девушка и надсадно – мужчина.
— К столу её, быстро.
Я махнула рукой, в надежде, что мужчина поймёт меня и так.
Голова девушки со страшной, будто перепаханной раной безвольно моталась, теряя всё новые и новые пряди длинных светлых волос. При каждом движении головы слышался тот самый стон, от которого волоски на спине становились дыбом. За пару шагов мы преодолели расстояние до операционного стола и усадили, а затем и уложили на него девушку.
— Туника! – скомандовала я, чувствуя, как обостряется зрение, захлопываются вокруг тела белые латы и организм приходит в полную готовность. – Обработка!
По рукам прошёл всполох, и я наклонилась к голове пациентки, чтобы рассмотреть рану. В середине она была красной и бугристой, а по краям – тёмная, будто обугленной.
— Что произошло? – подняла взгляд на перепачканного парня, отметив для себя, что его состояние тоже надо бы проверить, и растянула между ладоней сканирующую плоскостью.
Парень заговорил, однако я ничего не поняла, но продолжила своё дело.
— Всёля, переводи.
— Сама справишься, — пробормотал тихий голос в голове, но всё же какое-то время синхронно нашёптывал перевод.
— Нас приветствовали, осыпали… чем-то сыпали, — он дернул досадливо руками, будто пытался отмахнуться от чего-то, что летело в него. – Я смотрел в другую сторону, когда услышал лёгкий звон, а потом звук осыпающегося стекла. Лика ахнула, а потом... закричала.
Его голос сорвался.
Двигая руками вдоль тела стонущей девушки, боковым зрением заметила, что парень подошел вплотную и держится за стол.
Так, кости черепа целы. Основная проблема – химический ожог кожи. Мои руки заскользили дальше. Множественные мелкие порезы и химические ожоги лица, ушей, шеи, плеч.
— Я повернулся к ней, — продолжил парень, громко сглатывая после каждой фразы и всё ещё держась за край стола.
Дальше, дальше. Лёгкие… Не в порядке. Скорее всего, надышалась ядовитыми парами. Все кости в порядке, сердце — норма.
– Она закрывала лицо ладонями и кричала… На голове у неё шипело... Потом пузыри. Они лопались, а оттуда — кровь… Я подхватил ей.
Да, основной удар пришёлся в темя. Я снова глянула на ожог на голове. В темя, но не в середину, а немного сбоку.
Дальше, дальше!
Руки, стопы – то же самое: порезы, химические ожоги, но все кости целы, глубоких повреждений нет. Что у нас в крови? В крови токсины.
Я материализовала инъектор и уколола обезболивающее, потом приладила внутривенную помпу с раствором, снимающим интоксикацию. Сразу воплотила столик и на нем – ещё несколько флаконов. Это теперь надолго.
Над головой вспыхнула ещё одна лампа, круговая, яркая, залила светом израненное тело в клочьях тлеющей одежды.
— Что это было? Кислота? Щёлочь? Сколько времени прошло? — спросила, воплощая скальпель, и принялась срезать остатки одежды – надо осмотреть все раны на теле.
— Не знаю, что это было. Времени… — он судорожно вздохнул — времени меньше часа.
И уже Всёля шепнула мне на ухо: «Скорее всего, это что-то щелочное. Но мы быстро оказались на месте».
Щёлочь... Миры разные, а пакости одинаковые. Щёлочь — это хуже, чем кислота.
Убирала ткань одежды и видела – тело девушки покрыто мелкими порезами и ожогами. Порезы – осколки тонкого стекла, ожоги – от стекающей ядовитой жидкости. Длинные волосы отчасти спасли уши и шею, немного защитили лицо, приняв на себя основное поражение. Но открытые, выдающиеся участки – нос, одна щека, плечи, кисти, особенно ладони, стопы – пострадали больше.
— Промывать чем-то пробовали?
Обрывки ткани под моими пальцами были кое-где мокрыми. Хотелось верить, что девушке пытались помочь.
— Немного совсем, только тем, что было под рукой, — зубы парня едва заметно постукивали, а его пальцы, что так и остались в поле моего зрения, на секунду замерли и снова продолжили свой нервный танец.
—