бы ни одного смертного. Те проходили мимо, отводя глаза от неоновой вывески и красочной витрины, точно их и не существовало.
Орфей вел себя как ни в чем не бывало, словно каждый вечер коротал время за чашечкой кофе среди оборотней, упырей и Древних. Кивнул бармену, чьи зубы не помещались во рту и торчали из-за узких губ частоколом; хлопнул по плечу нефилима, клевавшего носом над стаканом какой-то мутной воды; и был совершенно безразличен к тому, что его спутница явно предпочла бы оказаться где-нибудь еще.
Майра следовала за Орфеем, не поднимая глаз. Меньше всего ей хотелось встретиться взглядами с кем-нибудь из постоянных клиентов — они непременно подтянутся, как мотыльки на огонек, чтобы выяснить — не припасла ли она для них что-то новенькое?
Как только они заняли место за столиком у входа — единственным свободным в столь поздний час, Орфей сунул ей в руки глянцевый лист меню и велел:
— Выбери что-нибудь на свой вкус. И оглядись.
— Что именно я должна увидеть? — огрызнулась Майра, из вредности заказывая два самых сладких напитка, таких, что на зубах скрипел сахар, а от химического привкуса сиропа отбивало обоняние. Она хотела посмотреть, как он отреагирует — разозлится или расстроится, но Орфей пил и не морщился, хотя в самую первую их встречу заказывал самый простой кофе, без сахара или молока. Майра отчего-то хорошо помнила это, даже если кофейные вампиры и собственный голод занимали в то утро большую часть ее мыслей.
Пару минут они молчали, и пожирательница снов разглядывала гостей кофейни, не зная, что она здесь делает. Орфей предпочитал не посвящать ее в свои планы — то ли держал интригу, то ли все еще не доверял до конца.
— Ты знаешь, что на самом деле представляют из себя Древние? — спросил он, не отрывая взгляда от телефона. Его тонкие пальцы, унизанные серебряными кольцами, порхали над экраном. Майра фыркнула в стакан — маги и электроника, как забавно. Неизвестно, сколько Орфею на самом деле было лет, и он, вероятно, мог застать еще самый расцвет промышленной революции, но смотреть на то, как Темный Житель без малейшей робости пользуется благами человеческой цивилизации, наравне с заклинаниями, было любопытно.
— Когда-то давно они были богами.
Орфей улыбнулся, не поднимая головы:
— Да, давненько. Но многие здесь лишь тени того, кем являлись пару тысячелетий назад. А про “живые оковы” слышала?
Она покачала головой, болтая соломинкой в растаявшей пенке с приторным запахом банана. В кофейне Древних было даже слишком много — у них была особенная аура, выделяющая их из толпы. Будто грязное облако с разноцветными всполохами то здесь, то там, гуляющее на двух ногах.
Вот чего она точно не ожидала, так это того, что Орфей, откашлявшись, произнесет хорошо поставленным голосом:
– “Живые оковы” — комплекс мер, предпринимаемый в качестве наказания для тех Древних и волшебников, что нарушили законы Шабаша. Дух, извлеченный из истинного тела, помещается в пустой сосуд, чаще всего смертную оболочку, лишенную магии или любых, равных по силе, способностей. Данный вид наказания назначается на срок от сотни лет до вечности. Бессмертный, заключенный в человеческую плоть, не дает “оковам” стареть, что делает этот вид наказания подходящим для мятежных духом Темных.
Изумленная столь исчерпывающей лекцией, Майра промямлила:
— Никогда не пробовал преподавать?
— Я веду два курса у новичков Шабаша, — Орфей подарил ей самодовольную улыбку. — Факультатив, но очень познавательно.
Майра хотела заметить, что большая часть обучающихся сбежала бы, сверкая пятками, если бы узнали, что их харизматичный препод — чудовище в привлекательной шкуре, не имеющее понятия о сострадании, но атмосфера в кофейне неуловимо изменилась. Майра, чувствительная к подобным переменам, оглянулась через плечо опасаясь того, что может там увидеть.
Двое Древних — юная девица и бородатый мужик в кожаной жилетке — устроили перепалку. Они кричали друг на друга на каком-то древнем, тягучем языке, размахивая руками, и воздух искрил от остаточной магии. Над головами гостей что-то громыхало, как будто под потолком собиралась гроза.
Что-то назревало. Она рассеянно смотрела на то, как трескается стекло бокала, распадаясь на куски прямо в ее ладонях. Руки обожгло холодом, и одна стена, увешанная плакатами с фальшивыми автографами, отодвинулась на многие метры. Пространство кофейни оказалось одновременно шире футбольного поля и меньше игольного ушка.
Первым, что происходит, сообразил Орфей. Он подскочил на ноги, роняя стул, и грубо толкнул пожирательницу к выходу за ее спиной:
— Уходи, сейчас же!
Та попятилась, задев рукой другой пустой стакан. Он покатился по столу и рухнул с края, точно обрыва, разлетаясь стеклянной крошкой, хрустящей под ногами. Но Майра не слышала удара, стремясь поскорее убраться подальше от разгорающейся драки.
На улице было темно и холодно. Липкий, мелкий снег сыпался с неба, оседал на ресницах, таял на шее и скатывался противными каплями за шиворот. Но Майре было плевать. Дуя на ладони и пытаясь их согреть, она напряженно всматривалась в суматоху внутри.
В кафе что-то сверкнуло беззвучно, и витрина пошла трещинами. Они змеились, расщепляясь, пока не покрыли собой тонкое стекло. Невредимым остался только золотой треугольник, насмешливо взирающий на Майру.
— Во что я ввязалась? — произнесла она вполголоса, пытаясь разглядеть, что происходит внутри, но серый вязкий туман, заполнивший кафе, не давал такой возможности. Он клубился внутри, и в нем проступали силуэты диковинных тварей с оскаленными пастями, с крыльями, расставленными в атаке.
Дверь скрипнула, распахиваясь, и на улицу вывалилась уже знакомая светловолосая дева-Древняя. Она хромала, прижимая к себе безвольно опущенную руку, а на землю капала и капала кровь — густая, как кленовый сироп. Нечеловеческая.
Не замечая пожирательницы снов, дева уселась на грязное крыльцо, бормоча себе под нос ругательства на неизвестном языке. Хриплый голос царапал слух. Она причитала и всхлипывала, пытаясь остановить кровь, но та продолжала струиться и с гулким звуком заливать ее кожаную куртку и ветхие джинсы.
Когда Майра опустилась рядом с ней, стягивая с шеи тонкий шарф, девица отпрянула. И угрюмо молчала, пока ей перевязывали глубокую рану, в которой белела тонкая кость.
“Как же ее так угораздило?” — недоумевала Майра, пока накладывала повязку и туго стягивала углы. Но потом память услужливо подкинула свирепое лицо бородача, и все встало на свои места. Это было в природе Древних: один только намек на неуважение, и они бросаются рвать горло обидчику. Вместо крови по их венам текла едкая гордыня.
Лишь когда дело было сделано, Древняя хрипло засмеялась, растерянная, точно чужая помощь застала ее врасплох:
— Теперь я буду тебе должна.
Майра отмахнулась от нее