интонациях не было желания.
— А я думала, ты будешь упиваться этим. Разве может быть что-то слаще крови врага? Может, хочешь посмотреть? Уверена, тебе понравится, — шагнула к нему, с каким-то внутренним разочарованием замечая, как поспешно он делает шаг назад.
— Нет, — Маэс сморщился так, будто ему под нос сунули гнилое яблоко. Потом отошел в самый угол и плюхнулся на пол, громко звякнув цепями.
— Какой же ты воин, если боишься крови?
— Я не сказал, что боюсь, — хмуро ответил он.
— Значит дело во мне, — Мел равнодушно пожала плечами, тут же получив новую порцию боли. — Не так аппетитна, как хотелось бы?
Проигнорировав ее слова, кхассер уставился мрачным взглядом в стену. На какой-то миг, ей даже показалось, что он задержал дыхание.
Надо было отдать его на потеху Вейлору. Посидел бы в клетке перед толпой, глядишь, стал бы покладистей. Пусть бы в него тыкали палками, бросались камнями, смеялись и обзывали. Какое ей до этого дело? Если бы не уперлась, то отделалась бы всего пятью плетьми вместо двадцати, и было бы не так тошно.
Она ушла в купальню. Уже там, шипя и ругаясь на все лады, медленно стянула камзол, а следом нательную рубашку. Местами тонкая ткань присохла к ранам, и сдирая ее Мел чувствовала, как по спине снова катятся капли крови. Когда она закончила, и безнадежно испорченная, покрытая бурыми разводами рубашка упала к ногам, руки вспотели и дрожали, голова кружилась, запах крови ощущался даже на языке.
Ей пришлось упереться руками в туалетный столик и стоять так, пока бешеный хоровод перед глазами не замедлился. Только после этого она смогла до краев набрать теплую купель, вылила туда два флакона со снадобьем — одно черное от заразы и воспаления, второе — красное от боли, и стиснув зубы, чтобы не закричать, опустилась в побуревшую воду.
Спина пылала, словно к ней прижимали раскаленные над огнем пруты. Каждая полоса на коже пульсировала, взрываясь искрами боли, и откуда-то изнутри поднималось ощущение, что еще немного и вывернет наизнанку. Но Мел продолжала сидеть, покачиваясь из стороны в сторону и чуть ли не до крови кусая собственный кулак. Лишь когда вода стала чуть теплой, она выбралась из купальни, накинула на плечи ветхое полотенце и бережно промокнула спину.
В маленьком шкафчике нашлись бинты и средство для заживления — обычный набор воина. Понемногу зачерпывая прохладную мазь, Мел аккуратно прикасалась дрожащими пальцами исполосованной коже. Там, где снадобье попадало на рану — нестерпимо жгло, потом накатывал холод, и боль медленно затихала.
Ей удалось пройтись по бокам и плечам, но до середины спины, где болело особенно сильно дотянуться не могла. Сколько бы она ни крутилась перед зеркалом, ничего не получалось. От ее неуклюжих попыток снова вскрывались распаренные рубцы и из них сочилась кровь.
— Да какого черта, — огрызнулась она на свое собственное бледное измученное отражение, взяла бинты с вонючей мазью и вышла в комнату.
Кхассер встретил ее убийственно тяжелым взглядом.
— Мне нужна помощь, кот, — бросила ему банку со снадобьем, — подъем.
— Издеваешься? — процедил сквозь зубы.
— Даже не думала, — развернулась к нему спиной, перекинув через плечо мокрую, растрепанную косу, — приступай.
Мел слушала то, как он принюхивался — шумно, по-звериному, потом раздался шорох и звон цепей.
Маэс медлил.
— Наслаждаешься видом? — ухмыльнулась она, но голос жалко дрогнул, когда шершавые пальцы коснулись спины. Он обводил каждую полосу, щедро накладывая мазь, его прикосновения были жесткими, но вместе с тем томительно медленными. Мел чувствовала горячее дыхание на своем плече и изо всех сил старалась не дрожать.
— Бинты давай, — холодно обронил кхассер, отбросив в сторону пустую банку.
Закрыв глаза, Мелена позволила ему перевязать себя и даже не пикнула, когда он слишком туго стянул повязку. Только когда все было закончено, просипела:
— Я не забуду твоей доброты, андракиец. Спасибо.
Ее благодарность звучала как издевка, но ей было плевать. Распахнув скрипящую дверцу, она достала из шкафа новую рубаху и теплый вязаный свитер из серой шерсти лаек.
— За что ты нас так ненавидишь? — задумчиво поинтересовался кхассер, наблюдая за тем, как она одевается.
— А за что вас любить? Или тех, у кого кровь отравлена магией? Вы недостойны жить, — сморщилась, неловко потянувшись за плащом, — ваше место на самом дне, в изгнании. Или на цепи.
— Не слишком ли громкое заявление, для той, которую выпороли у позорного столба?
При воспоминании о публичном наказании Мелена вспыхнула.
— Придержи язык, андракиец. Пока я его тебе не укоротила. И может, раз такой болтливый, то ответишь на один вопрос. Как так вышло, что у самого, по словам магистра Воспоминаний, никчемного из кхассеров оказался на груди золотой амулет, размером с кулак?
— Для нас золото не имеет значения, — ровно ответил Маэс, — Даже у простых воинов его предостаточно. Нам нужен аракит.
— Ах да, вы же привязаны к самому бесполезному камню, валяющемуся в придорожной пыли. Сочувствую. — спор с ним вытягивал последние силы. Полностью одевшись, она направилась к двери, но на пороге остановилась, — Запомни кхассер, ты никто. Просто игрушка. И молись своим невежественным богам, чтобы не надоесть мне раньше времени.
Ледяная ухмылка, полная обещания стереть в порошок, стала ответом на ее слова.
Мел ушла. Ей хотелось побыть одной, забиться в какую-нибудь нору и просто утонуть в своем одиночестве. Она и вправду чувствовала себя как бездомная дворняга, которой некуда было приткнуться в этом огромном замке. Где-то вдалеке гремела музыка, по коридорам раздавались размеренные шаги и звон шпор — это стражники несли патруль, сквозь цветные витражи внутрь заглядывала угрюмая луна. Мелена остановилась возле окна и долго смотрела на молочно-белый диск, то пропадающий среди облаков, то снова выплывающий на чистое небо.
Внезапно показалось, что только луна способна понять, как ей плохо, поэтому Мел поднялась на самую высокую башню, вышла на крохотную смотровую площадку и тяжело опустилась на каменный приступок возле стены. В кармане нашлось яблоко и горсть орехов. И плотнее закутавшись в плащ, Мелена приступила к скудной трапезе, не отрывая взгляда от тонущего во тьме горизонта.
… Спустя пару часов она вздрогнула и открыла глаза. С удивлением осмотревшись, поняла, что все это время проспала под открытым небом. В подбитом мехом плаще было тепло, но от долгого сидения ломило разбитую спину. С громким кряхтением, придерживаясь за стену, Мелена встала на ноги и направилась к темному проему двери, но сделав всего несколько шагов остановилась и медленно обернулась.
Вдали, там, где размытым призраком маячила Сторожевая гряда, чернильное небо озаряли ярко-алые всполохи.
— Невозможно, — прошептала она, не