— Ну и что? — не сдавался Мендес.
— А то, что, по—моему, они должны идти через Каньитас.
— По равнине?
— По равнине, которая сократит им путь.
— Мы теряем время.
Мендес поднялся, повернулся и зашагал по тропе. Шел он медленно, как будто что—то мешало ему. Он оглянулся — Эразмо все еще сидел на корточках с опущенной головой:
— Я не согласен с тобой, Мендес, не согласен.
— Кто здесь командир?
— Ты, конечно.
— Похоже, ты иногда об этом забываешь.
— Дело не в этом, — возразил Эразмо, не меняя позы, — просто…
— Просто лейтенант Эразмо собаку съел на борьбе с бандитами. Уж он—то никого не упустит…
— А вас, Карменати, никто не спрашивал, — резко оборвал говорившего Мендес и коснулся плеча Эразмо: — Давай отойдем.
— В другой раз подумай, прежде чем сказать такое, — бросил Эразмо, проходя мимо Карменати.
Они с Мендесом отошли в сторону.
— Почему ты считаешь, что они пошли через Каньитас?
— Потому что они спят и видят берег.
— Ты думаешь, они рискнут идти по равнине?
— Рискнут, Мендес, рискнут. Мы на них нагнали страху, а когда эти типы напуганы, они способны на все. В этих местах у контрреволюционеров одно спасение — берег. И путь у них только один — в Штаты. Вот почему они готовы на все, даже идти по равнине.
— Но ведь это нелогично, понимаешь, нелогично.
— Что поделаешь, в мире много нелогичного.
— Ты просто хочешь…
— Ничего я не хочу. Я только считаю, что они пошли через Каньитас.
— Ты меня не убедил.
— Ну хорошо, тогда давай разделимся. Дай мне половину людей, и я пойду через Каньитас.
— Ну что за упрямство, черт возьми!
— Просто я обязан их взять, обязан. Если бы с тобой такое случилось…
— Со мной? Черта с два!
Эразмо опустил голову. Он готов был провалиться сквозь землю.
— Да не убивайся ты так, — примирительно произнес Мендес и положил ему руку на плечо: — Не убивайся, с каждым может случиться подобное.
— Нет, не с каждым, — поморщился Эразмо. — Любой из здешних крестьян так бы не опростоволосился. У них эти ублюдки не выскользнули бы. Если голова на плечах, то ничего похожего не случится. Только с таким кретином, как я, это и могло произойти.
— Ладно… А как твое дело, разбирали уже?
— Нет еще. Пока только лишили звания. — Эразмо вскинул голову: — Ты должен дать мне шанс, Мендес, ты должен дать мне шанс…
— Поставить тебя во главе группы? А если не выйдет, если ты провалишь операцию?
— Тогда расстреляй меня, — сказал Эразмо сухо.
— Ну конечно! Не говори ерунды.
— Ты прав, но по мне уж лучше так, — пробормотал Эразмо.
— Что?
— Да ничего. Ты ведь меня знаешь. Мендес. Неужели ты не понимаешь, как мне тяжко? Слышал, что сказал Карменати?
Мендес ударил себя по ляжке, а затем потер рукою лоб:
— Пятнадцать человек?
— Пятнадцать.
Они вернулись к отряду. Мендес что—то произнес тихим голосом. Потом Эразмо стал называть фамилии, и люди отходили в сторону.
— …Росалес, Хуанчо, Карменати.
— Карменати?
— Карменати.
Мендес пожал плечами.
Группа во главе с Эразмо свернула направо. Оставшиеся глядели им вслед до тех пор, пока они не скрылись за поворотом.
— Странный человек этот Эразмо, — обронил кто—то.
— Просто эти бандиты у него вот где, — пояснил Мендес и провел ребром ладони по горлу.
В конце тропинки показался просвет. У подножия начиналось заросшее сорняками поле, а чуть дальше — плантация сахарного тростника. Изнемогая от усталости, они с трудом добрались до дороги и остановились на мгновение, чтобы осмотреться.
— Бежим!
* * *
Сахарный тростник бьет в грудь и обжигает лица, и солнце слепит глаза, и трескаются запекшиеся губы, и скрипит на зубах пыль, и не хватает воздуха, и беспрестанно мелькает под ногами земля, и жадно всматриваются в даль глаза, и осторожно раздвигают тростник руки, и слышится эхо выстрелов, и люди прячутся за деревьями, волоча за собой спутанные травы, и открываются в напряжении рты, и беззвучно шевелятся губы…
* * *
— Вон там! Там!.. Там!.. — закричал, услышав выстрелы, Эразмо.
Он отдал приказание, и люди начали окружать холм. Ползли молча, оберегая стволы винтовок от земли.
Карменати он оставил около себя и теперь следил за передвижениями бойцов, подсказывая, протестуя, подбадривая и направляя их одним только взглядом. Он провел рукой по лицу, словно хотел стряхнуть что—то раздражающее его. Потом посмотрел направо и встретился с глядящими на него в упор глазами Карменати.
— Ну что?
— Для начала в воздух?
— Можно.
— Но ведь нас только десять.
— Не важно, теперь я ученый — им не уйти, они у нас в руках.
— Не знаю, Эразмо, ведь… Не понимаю, после того, что… Странный ты…
Он снова посмотрел на Карменати. Потом огляделся по сторонам, словно пытаясь предугадать, откуда может возникнуть опасность. Посмотрел на часы.
— Все в порядке, Карменати, все в порядке…
Он еще раз посмотрел на часы. Поднял винтовку к плечу и прищурился. Карменати последовал его примеру.
Кольцо неумолимо сжималось и вскоре замкнулось. И тогда тишину разорвал оружейный залп. Он спугнул тех немногих птиц, которые еще здесь оставались, и опустился к земле вместе с листьями. Затем несколько раз повторился, с каждым разом все глуше и дальше, пока не затих совсем.
— Сдавайтесь, вы окружены!
На горле кричащего вздулись вены.
— Сдавайтесь!
— Иди бери! Иди, если ты такой смелый!
— Я же говорил, — прошептал Карменати.
Эразмо снова поднял винтовку. Прозвучал еще один залп. На этот раз — почти над самой землей. Эхо винтовочных выстрелов быстро стихло, но треск автоматной очереди все отдавался в горах. Наступившая вслед за тем тишина казалась наэлектризованной.
— Молчат.
— Да.
— Открываем огонь?
— Вообще—то… зачем рисковать людьми? Если они сдадутся…
— Если… А вдруг…
— Дадим им пять минут. Как ты считаешь? — Не знаю, у тебя опыта больше.
Эразмо прищелкнул языком и обернулся. Обернулся стремительно, словно его ужалили. Но Карменати смотрел бесхитростно и даже чуть удивленно. Эразмо отвернулся.
— Слушайте внимательно, слушайте внимательно! Вы окружены, у вас нет выхода. Если не сдадитесь, мы вас перестреляем. Внимание! Даем вам на размышление пять минут. По истечении пяти минут открываем огонь. Засекаем время…
Он впился глазами в циферблат и что—то зашептал. Секундная стрелка двигалась равномерными толчками. Капля пота скатилась у него по носу и упала на губу. Он слизнул ее. Карменати зашевелился, не меняя положения, и под тяжестью его тела зашуршали листья.
— Ты можешь лежать спокойно?
Шуршание прекратилось.
— Остается четыре минуты!
Он по—прежнему не отводил взгляда от часов. Карменати снова заворочался, и снова раздалось шуршание сухих листьев.
— Черт возьми, неужели нельзя…
И опять тишина.
— Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь, пятьдесят восемь… Три минуты!
Он смотрел все тем же настороженным, выжидающим взглядом. Внезапно Карменати начал ритмично постукивать кольцом о приклад ружья. Удары звучали в такт тиканью часов: раз—два, раз—два, раз—два.
— Тш—ш–ш! Раз—два…
— Две!
— От этих подонков можно ожидать любой подлости.
— Помолчи!
— Давай откроем огонь, а, Эразмо?
— Тш—ш–ш! Раз—два…
Глаза Карменати сузились, ноздри раздулись. Он весь сжался и согнул колено.
— Минута!
— Эразмо…
Эразмо медленно поднес винтовку к плечу.
— Я покажу им!
— Стой, Карменати!
Но тот уже поднялся. Эразмо бросился на него, и Карменати упал.
Грохнули два выстрела.
3. Отказ
Так тяжело бывает в жизни… Не передать!
Вальехо
Он водил пальцем по ложбинке на подбородке, где у него никак не хотела расти борода, и смотрел невидяще на сидящего напротив. Его взгляд скользил мимо — к керосиновой лампе на столе, к заплесневелым доскам хижины и дальше — за стены, хотя окон не было, на дорогу и к темнеющим в ночи холмам.
— Ты что—то сказал, Мендес? — спросил он рассеянно, все поглаживая подбородок.
— Ты нездоров, Эразмо?
— Да нет, просто задумался. Когда же наконец?
— Завтра на рассвете, — ответил Мендес. — А твое дело?
— После обеда.
— Ну вы молодцы… просто молодцы! — сказал Мендес и поднялся, потирая от удовольствия руки. — Наверняка это учтут. Как ты считаешь?
Эразмо пожал плечами.
— Ведь должны учесть, а? — не унимался Мендес.
— Может быть, — ответил Эразмо, но не пошевелился.