— Кого это?
— Некого? А чего же затрясся, когда я сказал про Каньитас? Все обошлось, как видишь.
— Я не трясся.
— Кому ты рассказываешь? Мне? А ну—ка… покажи, что у тебя там в штанах!
— Ничего, — сказал Лоло и нагнулся.
— Дай посмотреть, не бойся, — подошел к нему Малыш. — Сними штаны.
— Отстань.
— Сними, сними… А, напустил в штаны! Смотри, Петух, он напустил в штаны.
— Это от раны, — засуетился Лоло, показывая на темную линию, которая брала начало у самой ширинки.
— От раны… — заржал Петух. — Рана—то у тебя на лодыжке.
— Говорят тебе, от раны.
— Ну конечно, Петух, от раны. Просто если Лоло ломает ногу, то кровь у него идет из задницы.
— Кончайте, черт бы вас… Пошла отсюда, псина! Собака подбиралась к Лоло с высунутым языком, собираясь облизать его рану.
— Убирайся!
Он хотел ударить ее по морде, но промахнулся. Собака отскочила, зарычав, и снова стала подбираться к нему.
— У—у, сволочь!
Пес уже подпрыгнул, когда раздались два выстрела. Он взвизгнул, кувыркнулся и рухнул на землю. Из двух маленьких отверстий струилась кровь.
— Вот это сальто! — захохотал Лоло.
— Дерьмо собачье! Паскуда! — заорал Малыш.
— Вон там!.. Там!.. Там!.. — прогремел в горах чей—то возглас.
Они бросились на землю и тяжело задышали. Малыш глазами отыскал Лоло. Он буравил его яростным взглядом до тех пор, пока тот не опустил голову.
— Паскуда!
Малыш говорил глухим голосом, медленно пережевывая каждый слог. Потом он взглянул на Петуха и, резко выдохнув сквозь зубы, издал тонкий свист. Глаза у него сверкали. Петух ответил ему долгим взглядом. Рот у него был открыт, по лицу стекал пот. Малыш вонзил ему дуло в бок и, пока тот не отступил, почувствовал, как он дрожит.
— Я здесь ни при чем. Это все он, этот ублюдок. Не зря же он напустил в штаны. Я не виноват, Малыш. Это он, он…
— Паскуда! — медленно, будто пережевав, выплюнул тот знакомое слово.
Тишину разорвал оружейный залп. Он спугнул тех немногих птиц, которые еще здесь оставались, и опустился к земле вместе с листьями. Затем несколько раз повторился, с каждым разом все глуше и дальше, пока не затих совсем.
— Сдавайтесь, вы окружены!
Малыш затылком ощутил его взгляд, почувствовал его учащенное дыхание. Они взглянули друг на друга.
— Сдавайтесь!
Они снова переглянулись.
— Иди бери! Иди, если ты такой смелый!
Прозвучал еще один залп. На этот раз — почти над самой землей. Эхо винтовочных выстрелов быстро стихло, но треск автоматной очереди все отдавался в горах. Наступившая вслед за тем тишина казалась наэлектризованной.
— Слушайте внимательно, слушайте внимательно! Вы окружены, у вас нет выхода. Если не сдадитесь, мы вас перестреляем. Внимание! Даем вам на размышление пять минут. По истечении пяти минут открываем огонь. Засекаем время…
Тела их вздрогнули, как от удара, и сразу обмякли, но руки не выпустили оружия, вцепившись в автоматы, как клещами. Тишина угнетала, становилась невыносимой.
— Что будем делать? — заговорил первым Лоло. Он закусил губу и уставился на лежавшие рядом листья.
Малыш постукивал пальцами по прикладу, словно не слышал вопроса.
— Остается четыре минуты!
Малыш вскинул голову и снова опустил ее. Он казался молчаливым и сосредоточенным, словно все это его не касалось. Потом вытащил обойму, осмотрел ее и вставил на место. Глубоко вздохнул.
— Малыш… — начал Лоло прерывающимся голосом.
Он посмотрел на них.
— Три минуты!
Он сплюнул. Снова вскинул голову. Подошел к лежащему поблизости камню. Ощупал магазины, висевшие у него на поясе.
— Малыш, придется сда…
Пронзенный взглядом, Лоло не закончил фразы. Он повернулся к Петуху, который не спускал глаз с Малыша. А тот теперь смотрел на тропинку.
— Две!
Лоло издал какой—то хрип, и они посмотрели на него. Он с трудом шевелил губами, на которых выступила пена. Петух снова взглянул на Малыша, а тот опять занялся своим оружием.
— Малыш…
— Отдай этому дерьму его автомат.
— Но, Малыш…
— Отдай, тебе говорят!
— Одна минута!
Петух взял в руки автомат, не спуская глаз с Малыша. Тот снова погладил свое оружие и начал приподниматься, глядя на тропу.
— Будем прорываться вон там!
Петух прицелился, и губы его свела боязливая улыбка.
— Малыш! — окликнул он.
2. Эразмо
Отряд остановился. Покрытые пылью люди не сели, а рухнули на землю. На какое—то время они застыли в самых невероятных позах. Потом стали медленно устраиваться, стараясь не делать лишних движений, не говорить лишних слов. Время от времени они медленно шевелили губами и сглатывали, словно пили воду. Но глотать приходилось лишь обжигающий легкие воздух или в лучшем случае пот, скопившийся в уголках рта. Один из тех, кто шел впереди, неожиданно вскинул голову и тут же снова уронил ее на грудь.
— Спекся, — пробормотал он.
— Эразмо! — послышался чей—то на удивление свежий голос.
Тот, кого позвали, преодолевая усталость, подбежал к кричавшему:
— Ну что, Мендес, можно двигаться дальше?
— Дальше? — изумился тот, вытягивая шею.
— Конечно!
Мендес закусил губу, снял фуражку и пригладил волосы, отчего в воздух поднялось облачко пыли.
— Люди уже не в состоянии двигаться, Эразмо. Пятнадцать дней мы идем почти без отдыха. А потом… — Он выбил фуражку о бедро и взглянул на собеседника: — Я…
— Что ты?
— Я не уверен, что эти гады где—то здесь, — выпалил он.
— А я уверен, они здесь, я же тебе го…
— Да—да, мы идем за ними по пятам с тех самых пор, как вы допустили оплошность и…
— Не мы, а я допустил оплошность! — закричал Эразмо. — Мои люди ни при чем.
— Ладно, ладно, — примирительно произнес Мендес, — сейчас речь не об этом. — Он сжал губы и стал притопывать на месте, очищая ботинки. — Я думаю, нам лучше вернуться.
— Как это?!
— Послушай, Эразмо, люди валятся с ног от усталости. Следов бандитов не видно, и потом… они все равно никуда не денутся. С контрреволюцией в этом районе покончено. Район окружен, и бандитам отсюда не вырваться. Мы вернемся, а завтра возьмем побольше людей и со свежими силами прочешем округу.
— Трое могут проскользнуть и через игольное ушко…
— Трое? А разве не двое?
— Трое. И потом… Знаешь, окружение окружением, но среди нас много неопытных, и мы просто обяза… Что там такое?
Слева послышался какой—то шум, который вскоре перерос в возбужденные крики. Они направились туда.
— Что случилось? Что? — спрашивали они, прокладывая себе дорогу.
— Следы, там следы.
— Они где—то здесь!
— Смотрите, — показал один из бойцов на русло ручья.
— Совсем свежие, черт побери! — Эразмо наклонился, чтобы рассмотреть поближе отпечатавшиеся в грязи следы. Он готов был целовать их. — Я же говорил, они где—то здесь. Они здесь, Мендес! Они от нас не…
— Пошли! — приказал Мендес. — Вперед! Быстрее! Живо!
Люди поспешно направились к горе, которая виднелась за ручьем. Эразмо шел впереди. Он шел, пожирая тропу глазами, раздувая ноздри, стараясь не пропустить след. Вдруг он бросился к лежащей на земле фляжке, поднял ее и подбежал к Мендесу:
— Смотри!
— Ого!
— Быстрее!
— Вперед!
Люди ускоряли шаг, передавая приказ по цепочке. В спешке кто—то налетел на высохший пень. Шум подействовал на колонну ошеломляюще. Люди застыли с поднятыми руками и ногами, словно пригвожденные к месту. Двигались только головы, что не нарушало, однако, впечатления полного покоя. Эразмо нетерпеливо оглядывался по сторонам, будто надеясь таким образом заглушить шум. Все это отняло у отряда какое—то время. Когда тишина восстановилась, Мендес отдал приказ. Поднятые ноги опустились, а жесты обрели законченность. Потом тишину наполнили привычные звуки: шарканье ботинок, хриплое дыхание и сопровождающие всякий приказ распоряжения, возгласы, ругань.
— Быстрее!
У развилки отряд задержался. Мендес и Эразмо опустились на корточки, вокруг них еще несколько человек встали на колени. Остальные стояли чуть поодаль. В пяти метрах от отряда выставили посты.
— …А потом они должны были свернуть на Сагарру, — сказал Мендес тоном, не допускающим сомнений. Он вонзил в землю заостренную палку, которую нес в руке, и хотел было подняться.
— Подожди.
Мендес все же решил встать, но на его колени легли чьи—то ладони, напомнив, что Эразмо собирался что—то сказать. Командир в упор посмотрел на него:
— Что еще?
— Я не думаю, что они пошли через Сагарру.
— Почему?
— Да потому, что это слишком длинный путь. А им надо выйти к берегу как можно быстрее.