Читать интересную книгу Лингвистическая психотерапия - Надежда Фёдоровна Калина

В отличие от индивидуализированного процесса означивания (первый, семантический уровень) обмен значениями стремится быть сугубо конвенциональным, иначе невозможно общение и взаимопонимание. Однако синтаксические конвенции охватывают далеко не все пространство субъективной реальности. При любом, даже самом высоком уровне нормативности референции, остаются семиотически неоднозначные "свободные концы". Так, например, в логике и лингвистике детально разрабатывались проблемы видов предикации, способов исчисления предикатов, анализа пропозициональных установок и т.п. Конечной целью при этом было стремление разработать как можно более детальные правила описания отношений между элементами субъективной реальности каждого участника общения, чтобы сделать их высказывания хоть в какой-то степени верифицируемыми. Тем не менее эта проблема (особенно в психологическом, личностно-смысловом плане) относится к числу неразрешимых, поскольку действительность всегда шире любой описывающей ее системы (теорема неполноты дедуктивных систем К.Геделя).

Третий (прагматический) регистр психической реальности представлен отношениями между знаковой системой и ее пользователями. Он включает в себя множественные соответствия между интерпретированными фактами реальности и личностью как объектом (поскольку человек непременно мыслит себя частью мира) и субъектом такой интерпретации. Психическая реальность на уровне прагматики представлена явными и неявными целями высказываний (иллокутивность), субъективными отношениями субъектов речи к тому, что обсуждается и речевой ситуации в целом (модус и диктум), косвенными смыслами (иносказания и намеки), пресуппозициями (условия, соблюдение которых сообщает высказываниям смысл или делает их истинными) и т.п.

Следует отметить, что современная лингвистика склонна рассматривать прагматику как базовый уровень функционирования системы языка. Так называемая дектическая парадигма (Т.В.Булыгина, Е.В.Падучева, Ю.С.Степанов) предлагает весь язык рассматривать в соотношении с субъектом, который его использует ("философия эгоцентрических слов"). Я говорящего субъекта становится отправной точкой любых лингвистических функций, релятивистская природа которых целиком определяется множественностью психических статусов субъекта. Нижеследующая цитата фактически описывает субъективную психическую реальность говорящего с точки зрения лингвистики: "Одна из основных линий новой, прагматической интерпретации высказывания – это "расслоение" Я говорящего на Я как подлежащее предложения, Я как субъект речи, наконец, на Я как внутреннее Эго, которое контролирует самого субъекта. И параллельно этому расслаивается сама прагматика: на элементарную часть – "локацию" Я в пространстве и времени, на более сложную часть – "локацию" Я (уже Я усложненного как субъект речи) в отношении к акту говорения, наконец, на "локацию" высших порядков (которые уже и не должны называться просто локацией) – отношение говорящего Я к его внутреннему Эго, которое знает цели говорящего и его намерения лгать или говорить правду и т.д." (56, с. 374-375).

В лингвистической психотерапии важно проводить строгое различение между субъектом высказывания и субъектом высказанного. Функция первого в дискурсе практически сведена к нулю – он не имеет не особого места, ни актуальной персонификации. Высказывание как несводимый к своим элементам уровень языка функционирует благодаря тому, что место субъекта остается пустым и его может заполнить любой субъект, вступающий в высказывание. В процессе терапии это могут быть "виртуальные" субъекты, идентифицированные с новыми, необычными для клиента способами поведения, или диалогический субъект терапевтического взаимодействия.

Субъект высказанного останавливает непрерывную циркуляцию диалогических форм и присваивает себе язык, выступающий как формальное основание субъективности (Э.Бенвенист). Множественный диалогизирующий субъект высказывания уступает свое место одному-единственному – субъекту сказанного, высказанному Я, которое В.А.Подорога удачно называет "лингвистическим телом" (см. 48). Лингвистическое тело субъекта поддается непрерывному изменению в процессе терапии, оно метафоризуется, подвергается метонимическому смещению, его семиотические корреляты служат своеобразными мостиками, соединяющими отдельные регионы психической реальности субъекта, в том числе и в тех случаях, когда ее участки создаются заново в беседе и терапевтом.

В психологическом плане расщепление говорящего субъекта является ни чем иным как его "движением" в континууме психической реальности, "по полям значений и в бездны смысла" (Ф.Уилрайт). Характерно, что Степанов счел необходимым обозначить бессознательный аспект Я ("внутреннее Эго"), полагая его ответственным за цели и намерения субъекта. А учет "локаций" различных частей Я систематически представлен в деятельности психотерапевта в виде проблемы конгруэнтности (аутентичности) речи и поведения клиента.

Субъективная психическая реальность как реальность субъекта конкретно представлена в речи прежде всего местоимениями, из которых, помимо Я, важно также ЭТО (Б.Рассел определяет "это" как то, что в момент говорения находится в центре внимания). Соответственно, бессознательное субъекта (его Другой) пользуется словом "оно". Базовыми координатами языковой реальности субъекта является триада Я - здесь - сейчас ("эгоцентрические слова"), определяющие его положение по отношению к дискурсу. Практически все ученые, интересовавшиеся проблемами философии языка, вводили специальные обозначения для этого класса слов и выражений: Ч.С.Пирс называл их "индексальными символами", Б.Рассел – "эгоцентрическими частными терминами", М.Хайдеггер – "десигнаторами наличного бытия" (Dasein-designatoren), О.Есперсен, Ж.Лакан и Р.О.Якобсон – "маркерами" или "шифтерами", Э.Бенвенист – "автореферентными словами", О.Куайн – "невечными предложениями" (occasion sentences). По своей природе эти "маркеры" являются функциями, изменение которых полностью преобразует систему субъективных концептов "себя" и "мира". В структурном психоанализе Лакана шифтеры ответственны за атрибуцию дискурса субъекту или Другому, они также предопределяют диалектику означаемого и означающего в конкретном высказывании.

Описывая трехуровневую (семантико-синтактико-прагматическую) структуру психической реальности, я периодически упоминала бессознательные элементы и аспекты ее. Бессознательный уровень есть, в сущности, еще одна психическая реальность, более глубинная. Она включает те же структурные уровни (имеющие, правда, иную лингвистическую природу). Эту глубинную психическую реальность можно назвать реальностью Другого. Этот регистр я буду называть неосознаваемым психическим, дабы отличать его от бессознательного психического в традиционном (см. Раздел 1) для психологии смысле.

Введение этого понятия обусловлено интуитивным пониманием природы психического моделирования реальности с помощью языка как процесса, говорящего о скрытых вещах, которые он отражает, но на которые не похож. Но, хотя интуитивное понимание всегда направляло и продолжает направлять исследования глубинных уровней психэ, научный анализ требует четкой понятийной рефлексии того смутно вырисовываемого знания, которое соответствует истинной природе концептуализированной реальности, скрытой за внешней оболочкой видимой действительности. Для начала необходимо очертить те аспекты психического моделирования реальности, которые обусловлены системной природой психики и виртуальностью языка.

Как уже было сказано выше, люди обычно совсем не задумываются над тем, как они используют язык для моделирования реальности. Хотя этот процесс происходит в сознании (и составляет главную функцию последнего, равно как языковая картина (модель) мира – основное содержание сознания), однако сам он практически не осознается. Любой язык предоставляет неограниченные возможности для обозначения образов, мыслей и чувств, но человек не знает, почему выбирает какие-то определенные слова и выражения. И далеко не всегда делает выбор правильно и точно. Обычная речевая практика выглядит как речевая стихия.

Сдерживающей основой этой стихии служит система лингвистических универсалий, имеющаяся в любом языке и, по современным представлениям, единообразная – “несмотря на существование бесконечного множества различий, все языки построены по одной и той же модели“, указывает Р.О.Якобсон. Одной из таких универсалий является, например, принцип согласования, определяющий правила сочетания слов в предложении (существительных с прилагательными или глаголами, глаголов с наречиями и т.п.). Сами средства согласования могут быть различными (падежи, суффиксы, предлоги), но их правила весьма стабильны – скажем, легко выделить грамматический критерий, определяющий, что глагол “болел“ сочетается с существительным, стоящим только в определенных падежах (“болел мальчик“, “болел корью“). А вот синтаксический критерий, задающий возможность образования винительного падежа, зависящего от непереходного глагола (“болел неделю“), является трудно осознаваемым, поскольку зависит от системы именных классов данного языка. Но никто из носителей языка не скажет “болел собаку“.