Читать интересную книгу Лингвистическая психотерапия - Надежда Фёдоровна Калина

При этом следует учесть, что акт объективации ментальных структур сознания имеет выраженную ценностную природу. Модель (концепт) мира обязательно включает в себя небеспристрастное отношение личности практически ко всем аспектам последнего, а структура внутреннего опыта реальности представлена не просто значениями и смыслами, но их иерархией. У большинства людей, не склонных к философско-психологической рефлексии, привыкших в своем взаимодействии с миром руководствоваться просто здравым смыслом, индивидуальный опыт концептуализации действительности (пусть и носящий на себе отпечаток групповых – этнокультурных, идеологических, профессиональных и т.п. – стереотипов ее восприятия и интерпретации) выступает в качестве высшей ценности и авторитета. Французский писатель и философ Ж.Батай, размышляя над экзистенциальной природой ценности внутреннего опыта, называет его "пинаклем" (высшей точкой, возвышением). Стремление "вознести свою личность на пинакль"[9] – не просто естественное (и потому простительное) свойство человеческой природы. Это нечто большее, по Батаю – это атрибут диалектики сознания и объекта, обеспечивающей адекватность человеческого мировосприятия: "Развитие сознания ведет к иссушению жизни, которая в отместку притупляет сознание. Лишь провозгласив принцип: внутренний опыт сам по себе авторитет, – я могу преодолеть эту немощь. Сознание разрушило авторитет, необходимый опыту: решаясь рубануть сплеча, человек заново овладевает областью возможного, причем это не прежняя возможность, не ограниченная, – это край возможного... В конце концов, в опыте достигается сплавление объекта и субъекта, поскольку сам он – как незнание – будет субъектом, а как неизвестность – объектом. И пусть беснуется сознание – непрестанные поражения служат опыту так же верно, как и крайняя покорность" (9, с. 26-27, подчеркнуто мною – Н.К.).

Объективация процессов психического моделирования реальности в сознании предполагает также возможность не приурочивать сознание к определенному субъекту психики, индивиду. Желательно вообще не приписывать сознанию ничего – как со стороны субъекта, так и со стороны объекта. Ведь только отсутствие импликаций как субъектного, так и объектного порядка позволяет быть уверенным в том, что известно действительное положение вещей относительно сознания. Тем самым снимается противоречие между объектной сферой (как натурально существующей) и субъектной (тоже натуральной, но имеющей определенные психологические качества).

Что же касается бессознательных аспектов психического моделирования действительности, то специфика объективации, сопровождающая их вычленение и описание, может быть (вслед за А. М. Пятигорским и М.К. Мамардашвили) названа "борьбой с сознанием". Речь идет о некотором вынесении за скобки самого сознающего сознания. Как пишут упомянутые авторы, "можно себе представить, что мир сознания в чем-то чрезвычайно существенном противостоит нашим внутренним стремлениям, противостоит какой-то важной линии нашей жизни... Его (сознание – Н.К.) надо прекратить, чтобы понять что-то другое, то есть чтобы просто жить. "Жизнь" и "сознание" – это вещи совершенно разные: мы ведь в какие-то моменты ясно ощущаем существование такой жизни, которая сознанием не является" (45, с. 29). Такая процедура была (явно или неявно) использована Фрейдом, а высшего уровня своего развития она достигла в структурном психоанализе Лакана.

Будучи поставлена таким образом, проблема бессознательного моделирования реальности не есть проблема измерения или понимания человеком глубин своего подсознания. Речь идет о создании условий для внутреннего опыта нового типа, качественно отличного от классических воззрений на природу бессознательного психического. Вундт и Жанэ рассматривали бессознательное как "испорченные" или же чрезвычайно малые (сублиминальные) участки сознания. У Фрейда бессознательное ранее присутствовало в сознании, было его частью. Интерпретировать, истолковать смысл бессознательного – значило попросту вернуть в сознание то, что ранее было вытеснено или забыто. У Юнга концепция коллективного бессознательного предусматривала возможность возвращения в сознание того, чего там никогда не было; архетип – это идея моделирующей функции бессознательного в чистом виде. Неклассическая рациональность не видит никакого противоречия в том, чтобы счесть бессознательным не только то, что ранее было в сознании, но и то, что будет[10] в нем когда-либо в будущем.

Трактовка бессознательного не как прошлого, а как будущего по отношению к сознанию – отнюдь не игра ума, это весьма эвристичная и продуктивная идея, особенно в сфере психотерапии. Я имею в виду будущее понимание значений и смыслов тех или иных свойств или фрагментов реальности, представленных в сознании уже сейчас, в настоящем. Любой бессознательный концепт (принцип, теория) формирует у субъекта систему устойчивых мнений и предпочтений в области значений и смыслов всего, что происходит в действительности или является ее частью. Деятельность психотерапевта зачастую сводится именно к выявлению и устранению таких бессознательных концептов, являющихся источниками проблем клиента. Их можно называть иррациональными когнициями (когнитивный подход А.Бека и А.Эллиса), ограничениями в модели (НЛП), эго-состояниями личности (трансактный анализ) или комплексами (аналитическая психотерапия и постъюнгианство) – сущность (психологическая природа) везде одна и та же: неосознаваемая идея делает людей, вещи или события носителями определенных (в контексте психотерапии – негативных или травмирующих) характеристик, которые в действительности не принадлежат объектам, а целиком и полностью исходят от субъекта.

Хотя моделирующая функция бессознательного и носит интерпретативный характер, это не должно вводить психолога в заблуждение: в системе психики она занимает важное место. Ведь человеческое взаимодействие с миром предполагает познание его сущностных характеристик (законов), благодаря которому возможно прогнозирование результатов деятельности (антиципация). Накопление информации в бессознательном (в отличие от сознания, вооруженного критичностью, логикой и другими атрибутами racio) – неконтролируемый процесс, однако он по-своему расширяет возможности понимания, которое сводится к подтверждению гипотез (большей частью иррациональных) о том, каким представляется мир. Параллельные процессы мышления и рационального познания не только мало влияют на бессознательные концепты, но и могут частично (а в клинических случаях – полностью) блокироваться ими.

Кроме того, в процессах психического моделирования реальности бессознательными (в большинстве случаев) являются структуры организации внутреннего опыта. Отражающая и рефлексирующая абстракции являются источником структурных новообразований, поскольку всякое отражение на некоторый новый уровень (например, интериоризация социального действия в устойчивое концептуальное представление) влечет за собой реорганизацию, компонуясь с новыми элементами. Такая продуктивная перестройка задолго до превращения репрезентируемого содержания в тематизированное целое вступает в действие через процессы ассимиляции, координации, схематизации и т.п., причем структура концепта как таковая не осознается.

Наконец, особой формой единства сознательных и бессознательных аспектов моделирования в психике является имитация. В отличие от знаковых и символических моделей и структур, образующих основания древних и современных культурных традиций, в наше время в качестве специфической формы освоения реальности все большее значение приобретают имитация и фальсификация. Симуляция[11] лежит в основе производства симулякров – призраков реального, миметических копий действительности, “реального без истоков и реальности: гиперреального. Симуляция настолько широкомасштабна, что она заставляет совпасть все реальное с моделями симуляции. При этом исчезает самое существенное – различие между симуляцией и реальным... Нет больше ни сущности и явления, ни реального и его концепта“ (88, р.11). Призраки вещей и вымыслы событий, имиджи людей и фантазмы ощущений не просто подменяют реальность, но вытесняют ее из опыта.

Как уже указывалось в первой главе (см. с.*), этот процесс получил в структурном психоанализе название конституирования на уровне воображаемого. Далее я покажу, что в качестве способа моделирования социальной действительности он явно доминирует. Для большинства людей переход от моделирования мира в сознании к моделированию мира сознанием и овеществлению моделей является естественным и совершенно незаметным. Ряд фикций, для отдельного индивида принципиально неустранимых, становится пространством бессознательного развертывания отчуждающей функции Я, в котором стремится найти завершение неоднозначно связанный с ним мир его собственного изготовления. В качестве артефакта мир симулякров, гиперреальное, надежно изолирует субъекта от реальности – как внешней, так и внутренней. Имитация и симуляция становятся смыслопорождающими, начинают функционировать в качестве источников внутреннего опыта.