руку мужчины.
– Куда вы меня ведете?
– Увидишь, Лебедь. Увидишь.
– Там будут другие дети, с которыми можно поиграть?
Мужчина смотрит на Мэдисон и усмехается.
– Ты увидишь.
– Нет!
Я раскачиваюсь взад-вперед, сидя на бетонном полу, прижав колени к груди. Слезы текут по моим щекам, а пот катится по коже, несмотря на то что я сижу на холоде без одежды. – Нет, нет, нет…
Я трясу головой, но все еще слышу его голос где-то на задворках сознания.
– Это просто сон. Это просто плохой сон. Он не вернется, – повторяю я, раскачиваясь взад-вперед и вцепляясь в свои волосы.
– Мэдисон, Мэдисон! Черт!
Чей это голос?
– Нет! – Я снова трясу головой, погружаясь в темную бездну воспоминаний. – Он всегда возвращается.
– Мэдисон! – ревет еще один голос на заднем плане. Другой голос.
– Вернись, детка.
Я знаю этот голос.
Мои глаза распахиваются, из груди вырывается леденящий кровь крик.
– Не прикасайся ко мне!
Ко мне начинает возвращаться сознание, я поднимаю глаза и вижу Бишопа, Нейта, Хантера, Брантли, Кэша, Эли и Чейза, окруживших меня. Я тут же закрываю голую грудь, а Бишоп срывает с себя толстовку, натягивает ее на меня, а затем кладет руки мне под ноги и поднимает меня с земли. Я прижимаюсь к его груди, вдыхая его пряный, сладкий аромат.
– Что, что я сказала? – бормочу я сквозь рыдания.
– Ты сказала достаточно, чтобы мы узнали все, что нужно.
Челюсти Бишопа напрягаются, когда он переводит взгляд на Нейта, который до сих пор на меня не посмотрел.
– Нейт? – шепчу я, но он меня не замечает.
Его глаза прикованы к Бишопу. Меня захлестывает волна унижения. Он меня стыдится? Из-за того, что со мной произошло? Теперь он смотрит на меня по-другому? Все мои худшие страхи разрывают мне грудь, словно огромный поезд. Я грязная. Никто не сможет любить кого-то, кто прошел через такое. То, что он обо мне узнал, заставит его думать обо мне иначе. Я просто это знаю. Мое сердце разрывается в груди, горло сжимается, а слезы не прекращают течь по моим щекам.
– Отвези ее домой, – бесстрастно отвечает Нейт.
– Нейт? – пробую я снова, борясь с комом в горле. – Поговори со мной.
Он не двигается, не сводя глаз с Бишопа.
– Отвези ее домой.
Бишоп крепче меня сжимает.
– Поговорим об этом позже, – предупреждает он Нейта.
Я не вижу реакции Нейта, уткнувшись носом в шею Бишопа и слушая удары его пульса. Посадив меня на пассажирское сиденье, Бишоп закрывает дверь, а затем садится на водительское кресло и заводит свой «Мазерати».
– Мэди, нам не нужно говорить об этом прямо сейчас, но, в конце концов, я должен на сто процентов знать обо всем, что с тобой произошло – хорошо?
Я не отвечаю, наблюдая за тем, как темная ночь проглядывает между ветвями деревьев и листьями.
– Ответь мне.
– Да, – отвечаю я. – Я расскажу тебе все, что помню.
Он жмет на газ, удаляясь от хижины.
– Почему? – хриплю я, как только мы выезжаем на шоссе.
– Что почему? – Он смотрит на меня каждые пару секунд, при этом не сводя глаз с дороги.
– Почему ты заставил меня говорить именно так? Зачем меня запугивать?
Он держит паузу до тех пор, пока тишина не затягивается.
– Страх – это твоя болевая точка, детка. У всех нас они есть – такие вещи, которые могут поставить нас на колени.
Ответ меня удивляет.
– О, а что у тебя?
Он снова делает паузу, достаточно долгую, чтобы я догадалась, что он не собирается отвечать. Я прислоняюсь лбом к прохладному окну и закрываю глаза, внезапно почувствовав усталость и опустошенность.
– Ты.
Мои глаза резко открываются. Не желая слишком явно демонстрировать свое удивление, я не спускаю глаз с темной дороги.
– Что?
– У меня не было болевых точек, – признается Бишоп. – Так меня воспитал мой отец, поэтому я такой, какой есть. Это в нашей крови, мы не можем позволить себе давать слабину. Мой отец не признает таких вещей. Он женился на моей маме для прикрытия, а не по любви – но не мне говорить о чувствах. – Несколько секунд он смотрит на меня, словно подтверждая сказанное, а затем снова сосредотачивается на дороге. – Я не имею права на болевые точки. Те гребаные чувства, которые я испытываю, когда думаю о том, что ты трахаешься с кем-то другим… – Он выдыхает. – Я бы убил этого человека в одно мгновение без каких-либо сожалений. Дело не в том, что я влюблен в тебя или что-то в этом роде. Это просто потому, что мы вроде как… друзья. В извращенном смысле.
– Друзья? – повторяю я, пробуя это слово на языке.
Значит, он и правда меня опекает и испытывает ко мне какие-то чувства. Если нет, то зачем ему убивать кого-то из-за меня? Он кажется сбитым с толку, – примерно таким же, как и я. Я понимаю, в чем тут дело. Бишоп всегда относился ко мне иначе, независимо от того, через какое дерьмо он вынуждал меня проходить. Опасно ли это для него? Испытывать такие чувства к «другу»?
– Почему это плохо? – быстро спрашиваю я, прежде чем успеваю себя остановить. – Я имею в виду, почему иметь слабость – плохо?
– Это уязвимость. Мне было нечего терять, пока я не встретил тебя. Я не могу позволить себе иметь слабость, не в этой жизни.
– Ну, может быть, мы встретимся в другой жизни и я смогу быть для тебя чем-то большим, чем болевой точкой.
Я смотрю на него, и наши глаза встречаются. Два темно-зеленых океана затягивают меня, поблескивая, словно тлеющие угли.
– И кем бы ты была? – спрашивает он.
Его брови нахмуриваются, когда он переводит взгляд с моих губ обратно на мои глаза.
– Я была бы твоей.
Подъехав к моему дому, Бишоп выходит из машины