Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не могла глаз отвести от этой булавки. Казалось, она излучала яркий белый свет, заливавший комнату. Затем свет втягивался в свой источник, оставляя капельку росы на золотом поле. Я нерешительно выставила вперед ногу.
– Это бриллиант, – произнес кто-то, и вся большая компания рассмеялась.
Я постучала ногтем по стеклянной грани.
– Ее первый бриллиант.
– Дай его ей, Марко.
Марко поклонился и положил булавку мне на ладонь.
Бриллиант ослеплял пляшущими бликами света, словно сошедший с небес кубик льда. Я быстро сунула булавку в свою сумочку с отделкой под черный янтарь и огляделась. На меня смотрели пустые, как тарелки, лица, и, казалось, никто не дышал.
– К счастью, – на моем предплечье сомкнулась сухая и цепкая рука, – я сопровождаю эту даму весь вечер. Возможно, – искорка в глазах Марко погасла, и они сделались черными, – я окажу некую небольшую услугу… – Кто-то рассмеялся. – Стоимостью в бриллиант. – Он еще сильнее сжал мою руку.
– Ой!
Марко убрал ладонь. Я посмотрела на свою руку. На ней багровел след от большого пальца. Марко пристально наблюдал за мной. Потом указал на другую сторону моей руки.
– Глянь туда.
Я опустила взгляд и заметила еще четыре отпечатка.
– Вот видишь, я совершенно серьезно.
Неширокая и то появляющаяся, то исчезающая улыбка Марко напомнила мне змею, которую я дразнила в зоопарке в Бронксе. Когда я постукивала пальцем по прочному стеклу клетки, змея раскрывала свои похожие на половинки циферблата челюсти и, казалось, улыбалась. Затем она упрямо бросалась на невидимую преграду, пока я не убирала руку.
Раньше я никогда не встречала женоненавистника. Я определила, что Марко – женоненавистник, потому что, несмотря на находившихся в комнате манекенщиц и старлеток с телевидения, он обращал все внимание только на меня. Не по доброте и даже не из любопытства, а только оттого, что меня ему случайно «сдали», словно карту из колоды одинаковых карт.
Музыкант из оркестра загородного клуба подошел к микрофону и начал ритмично трясти маракасами, что подразумевало латиноамериканскую музыку.
Марко протянул мне руку, но я вцепилась в свой четвертый дайкири и не двигалась с места. Раньше я никогда не пила дайкири. А пила я его потому, что этот коктейль заказал для меня Марко и я была благодарна ему за это, поскольку он не спросил, что я буду пить, а я промолчала и теперь пила один дайкири за другим.
Марко взглянул на меня.
– Нет, – сказала я.
– Что значит «нет»?
– Я не могу танцевать под такую музыку.
– Не дури.
– Я хочу посидеть и допить свой бокал.
С еле заметной улыбкой Марко наклонился ко мне, и в одно мгновение мой бокал описал полукруг и оказался зажатым в его ладони. Затем он схватил меня за руку с такой силой, что мне пришлось выбирать – идти с ним танцевать или остаться без руки.
– Это танго. – Марко искусно лавировал вместе со мной между танцующими. – Обожаю танго.
– Я не умею танцевать.
– Тебе и не надо. Танцевать буду я. – Марко обвил рукой мою талию и рывком прижал меня к своему ослепительно-белому костюму. Потом сказал: – Представь, что ты тонешь.
Я закрыла глаза, и музыка обрушилась на меня, словно ливень. Нога Марко скользнула вперед, коснувшись меня, а моя плавно двинулась назад, и мне показалось, что я приклеилась к нему всеми конечностями, двигаясь так же, как он, без всяких усилий. Через какое-то время я подумала: «Для танца не нужны двое, достаточно одного», – и позволила себе клониться и изгибаться, как дерево под порывами ветра.
– Ну, что я тебе говорил? – Дыхание Марко обожгло мне ухо. – Ты просто прекрасно танцуешь.
Я начала понимать, почему женоненавистникам удается выставлять женщин такими дурами. Женоненавистники похожи на богов: такие же неуязвимые и исполненные могущества. Они спускаются на землю, а потом исчезают. Поймать их невозможно.
После латиноамериканской музыки объявили перерыв. Сквозь створчатые двери Марко вывел меня в сад. Из окна танцевального зала лился свет и доносились голоса, но через несколько метров воздвигнутая тьмой стена гасила и глушила их. Под неярким светом далеких звезд деревья и цветы испускали прохладные ароматы. Луна куда-то скрылась.
Калитка в ограде закрылась за нами. Пустынная площадка для гольфа простиралась среди густо поросших деревьями холмов, и я с грустью припомнила знакомую мне обстановку: загородный клуб, танцы и лужайку с одиноким сверчком.
Я не знала, где именно нахожусь, скорее всего, где-то в богатом пригороде Нью-Йорка.
Марко достал тонкую сигару и серебряную зажигалку в форме пули. Сунув сигару в рот, он нагнулся над маленьким огоньком. Его лицо с резко высвеченными переходами света и тени казалось чужим и искаженным болью, словно у беглеца. Я пристально смотрела на него.
– В кого ты влюблен? – спросила я.
Несколько мгновений Марко молчал, лишь открыл рот и выпустил синее колечко дыма.
– Чудесно! – рассмеялся он.
Колечко расширялось и таяло по краям, мертвенно-бледное во мраке ночи.
Потом он произнес:
– Я влюблен в свою двоюродную сестру.
Я ничуть не удивилась.
– Почему ты на ней не женишься?
– Это невозможно.
– Почему?
Марко пожал плечами.
– Она же моя двоюродная сестра. Она собирается стать монахиней.
– Она красивая?
– Ее никто не коснется.
– А она знает, что ты любишь ее?
– Конечно.
Я умолкла. Преграда казалась мне совершенно нереальной.
– Если ты любишь ее, – произнесла я, – то когда-нибудь полюбишь кого-то еще.
Марко швырнул сигару себе под ноги. Земля стремительно наплыла на меня и встретила легким ударом. Между пальцами проступила грязь. Марко ждал, пока я приподнимусь, потом он обеими руками схватил меня за плечи и швырнул обратно на землю.
– Мое платье…
– Твое платье!
Грязь растеклась и прилипла к моим лопаткам.
– Твое платье! – Словно в тумане, лицо Марко наклонилось над моим. Капли его слюны попали мне на губы. – Оно черное, и грязь тоже черная. – Он бросился на меня, словно хотел продраться своим телом сквозь меня прямо в грязь.
«Вот оно, – подумала я. – Вот оно, началось. Если я буду вот так лежать без движения, это случится».
Марко вцепился зубами в бретельку у меня на плече и разорвал платье до самого пояса. Я увидела, как мелькнула голая кожа, словно бледная завеса, разделяющая двух смертельных врагов.
– Шлюха! – с шипением ворвалось мне в уши. – Шлюха!
Пыль рассеялась, и я увидела поле битвы целиком. Я начала вырываться и кусаться. Марко прижимал меня к земле.
– Шлюха!
Я врезала ему по ноге острым каблуком туфли. Он чуть повернулся, ощупывая место удара. Потом я сжала пальцы в кулак и врезала ему по носу. Это походило на удар по бронированному поясу линкора. Марко сел. Я начала плакать. Он вытащил белый платок и промокнул им нос. На светлой ткани расплылось темное пятно, как от чернил.
Я облизала соленые костяшки пальцев.
– Где Дорин?
Марко пристально смотрел куда-то за площадку для гольфа.
– Где Дорин? Я хочу домой.
– Шлюхи, все шлюхи, – говорил Марко, казалось, самому себе. – Да или нет – одно и то же.
Я толкнула его в плечо.
– Где Дорин?
Марко фыркнул:
– Валяй на стоянку и поищи на задних сиденьях всех машин. – Он вдруг резко обернулся. – Мой бриллиант.
Я поднялась на ноги и откуда-то из темноты вытащила свою накидку. Потом пошла прочь. Марко вскочил на ноги и преградил мне путь. Затем он нарочито медленно утер пальцем расквашенный нос и двумя мазками измазал мне щеки кровью.
– Я своей кровью заработал этот бриллиант. Верни его.
– Я не знаю, где он.
Но я прекрасно знала, что бриллиант лежал у меня в сумочке и, когда Марко повалил меня на землю, она улетела, словно ночная птица, в непроглядную тьму. Я начала подумывать, как бы увести его подальше, а потом вернуться одной и разыскать ее.
Я понятия не имела, сколько может стоить бриллиант такого размера, но, как бы то ни было, я знала, что немало. Марко обеими руками схватил меня за плечи.
– Говори! – приказал он, чеканя каждый слог. – Говори, или я тебе шею сверну.
Мне вдруг стало все равно.
– Он в моей сумочке, – ответила я. – Где-то в грязи.
Я ушла, а Марко остался ползать на четвереньках, ища в темноте еще один маленький кусочек тьмы, скрывавший сияние бриллианта от его бешеного взгляда.
Дорин не оказалось ни в танцевальном зале, ни на стоянке. Я старалась держаться в тени, чтобы никто не заметил прилипшую к моему платью и туфлям траву, а черной накидкой укрыла плечи и голую грудь.
К счастью для меня, танцы почти закончились, и группки людей начали выходить из клуба и направляться к припаркованным машинам. Я шла от машины к машине с просьбой подвезти меня, пока в одном из авто не нашлось для меня место, после чего меня высадили в центре Манхэттена.
В бледно-серый предрассветный час между тьмой и зарей на крыше солярия «Амазона» не было ни души. Тихо, словно грабитель, накинув халат с васильками, я подкралась к краю парапета. Ограждение доходило мне почти до плеч, поэтому я подтащила один из стоявших у стены шезлонгов, раскрыла его и встала на шатавшееся под ногами сиденье.
- Сила привычки - О. Генри - Проза
- Дорога сворачивает к нам - Миколас Слуцкис - Проза
- Поросячья этика - О. Генри - Проза
- Роман на крыше - Пэлем Грэнвилл Вудхауз - Проза / Юмористическая проза
- Человек, который съел «Боинг-747» - Бен Шервуд - Проза