делом привычным, но в эту ночь по-особенному тяготила. Засыпал я с единственным желанием – увидеть во сне Маленького императора.
Сон был странным, я чувствовал зажим, рамки, которые давили и ограничивали меня. Дышать было тяжело. Эти рамки давили на меня. Появился страх, что я не сумею выбраться оттуда никогда. Я был один в этом сне, один в центре бесконечного тумана, который душил. Но я чувствовал чье-то присутствие, это был Маленький император. Он не хотел показываться мне. А я не мог двигаться, стоял как вкопанный. Единственное что я мог – говорить.
– Я хочу вернуться в свои девять лет, вернуться к нашей первой встрече, хочу поменять свою жизнь, хочу, чтобы все было по-другому. Я сожалею, о многом сожалею. Знаю, я поклялся не делать этого, но я слаб даже перед собственной клятвой. Прости.
Я кричал ужасной пустоте, которая заполняла меня. Я надеялся, что император услышит меня, но не ждал что поймет.
Проснулся я весь в слезах, хоть и не помню, что плакал во сне. Думаю, с этого и начался мой путь искупления вины за собственный выбор.
Этим искуплением стал мой внук. Он был привязан ко мне больше, чем к кому-либо. До 15 лет он часть приезжал ко мне со своей матерью несколько раз в год. Дальше он делал это самостоятельно.
Мы с ним были похожи, но я боялся, что он повторит мою историю. Полагаю, мое искупление упиралось в этот страх. Бывали времена, когда он прилетал ко мне после ссоры с матерью.
«Я пока не хочу с ними разговаривать», – отвечал он мне на нравоучения. Это меня успокаивало. Значит, он не хочет обрывать с ними связь. Просто нуждается в одиночестве и понимании. В его возрасте это нормально.
– Они меня иногда бесят своими лекциями, жизни учат так, будто сами умеют жить.
– Ты чертовски прав, Тима, никто не знает, как жить, но они любят тебя и хотят уберечь тебя от плохого, от ошибок, понимаешь?
– Их забота меня душит.
– Любовь без этого невозможна.
– Но твоя же любовь не такая, – в глазах читалось сомнение, люблю я его или нет.
– Моя любовь, Тима – это другое. Это то, что я осознал и не навязываю. Они этого, пока не знают, не умеют любить по-другому. Будь терпеливее к ним, но не становись таким же, как они.
Тима стал для меня другом, смыслом старости, чистой памятью. Я ему рассказывал о том, что хорошего и плохого было в моей жизни. Не ждал, что он поймет мои слова и опыт сразу же, но на протяжении жизни, уверен, этот опыт будет полезен.
Мои разговоры с ним всегда были на философские темы, я не хотел терять его доверия, не давил на него и давал ему советы тогда, когда он этого просил.
– Тима, возможно, я кажусь тебе крутым, но, если ты ответственный человек, ты начнешь меня осуждать. Я жил так, чтобы себя не обидеть, уверенный, что меня никто никогда не поймет. Но я не сожалею ни о чем, – говорил я ему.
Я прожил хорошую жизнь, хоть и не стал Мистером Б. или монголом. Я остался самим собой, был верен себе до конца. Независимо от того нравилось другим это или нет. Смерти я не боялся, пугали последние минуты, которые будут мне отведены. Точнее, не узнать, что именно эти минуты последние.
Зная какой однообразной, бывает смерть, кто-то в этом мире все еще мечтает о величии. Я же выбрал просто быть и любить свое существование.
Небольшая рыбацкая деревня, где бок о бок работают русские и японцы. На крыльце одного из домов неподвижно сидел старик. Глаза его были закрыты, несмотря на это на лице читался покой. На улице продолжалась оттепель. С крыши на землю падали капли последнего снега. Звук падающих капель пожирал шум бескрайнего океана.