Ее платье без рукавов расходилось вширь на талии и стекало к полу.
Лицо ее было спокойно, черные седеющие волосы тугой косой обвивали голову. Только венец из золотых листьев открыто обозначал ее власть. Нумун привезла с собой особый столовый прибор, на зубцы которого насаживала каждый кусок.
Рядом сидел ее советник, в таком же сочном пурпуре, с белой накидкой на широченном плече. Оба они были темноглазыми и темнокожими, Арпа Нерафрисс чуть светлее Нумун. Глориан еще не уяснила, как они добились своего положения и какую власть оно давало. Все это казалось так сложно.
– Что у них на гербе? – спросила за общим шумом Хелисента.
Герб изображал светлую арку на лавандовом поле.
– Это Врата Унгулуса, – объяснила Глориан. – Край света. Мне Лиума сказала.
– Разве у света есть край? – недоуменно нахмурилась Джулиан. – Да еще с воротами?
– Ну должен же он где-то кончаться?
– Разве? – склонив головку к плечу, удивилась Хелисента.
– Я слышала, у Нумун двое супругов, – прикрываясь ладошкой, сообщила Джулиан.
Хелисента возмущенно фыркнула, а Глориан прикончила третью – или четвертую – чашу вина.
– Да, вот скандал был бы в Халгалланте, – заметила Джулиан. – Супружество втроем! Ох как чудесно, греночки!
Глориан оглядела стол.
– Эй, там, – крикнула Хелисента, – передайте и принцессе!
– Ее высочество, – вскричали пирующие, поднимая чаши. – Дама Глориан!
– За нашу прекрасную принцессу, – рассмеялась сидевшая рядом с королевой Флорелл. – Радости ее залу!
Королева Сабран спустила с плеч мантию, открыв сливочно-белую кожу. Она тоже подняла чашу и одарила Глориан редкой улыбкой.
– Возлюбленная дочь, принцесса Иниса и Хрота, – звучным голосом произнесла она, и гомон стих. – Да благословит и сохранит тебя Святой в твои пятнадцать лет!
Ликующие крики взлетели к потолку.
«Она меня все-таки любит, – подумала Глориан, и в животе у нее потеплело. – Она мной гордится».
Ей передали блюдо с тонкими, как пергамент, ломтиками, зажаренными в меду и масле. Глориан сунула в рот несколько штук подряд и облизнула сладкие пальцы.
Она подняла глаза и увидела, что мать, глядя на нее, повела бровью. Следующую гренку она ела изящно, откусывая по кусочку.
Королева Сабран, успокоившись, вернулась к беседе с сидевшим по левую руку верховным советником Иниса Робартом Эллером. Робарт и за разговором все окидывал зал острым взглядом голубых глаз. Будучи герцогом Щедрости, он взял на себя почти все расходы по устройству празднества, заказал даже пряное вино из Искалина, где виноград под теплым солнцем наливался сладостью.
При виде матери, такой статной и сильной, Глориан порадовалась, что сама она – лишь бледное ее подобие. Она рождена быть тенью, а дело тени – влачиться за спиной.
Руку вдруг пронзила острая боль.
– Что за дурак! – возмутилась разом протрезвевшая Джулиан. – У тебя ноги или колоды?
Глориан, хлопая ослепшими от боли глазами, разобралась, что это было. Один из слуг – мальчик-паж – хотел подлить ей вина и задел больную руку.
– Принцесса! – Мальчик дрожал от страха. – Простите! Вам больно?
– Ничего, – через силу выговорила Глориан. – Мне надо выйти.
Она больше не могла терпеть – жар, шум, боль. Когда она поднялась, встали и сидевшие рядом. Глориан отмахнулась от встревоженной свиты. Пусть лучше решат, что ей просто нужно на стульчак – как оно и было. Если не обманывало внутреннее чувство, живот готов был взбунтоваться.
В замке Дротвик хватало закутков и укромных местечек. В их числе была старая галерея для музыкантов над Большим залом. Глориан взбежала по лестнице, откинула отгородившие ее занавеси… и налетела на что-то большое и твердое. Рука закричала криком. Принцесса отшатнулась и свалилась бы, если бы не удержалась здоровой рукой за стену.
Сначала ей пришло в голову, что галерею заложили камнем. Но тут занавесь отодвинулась, показав полускрытое тенью перепуганное лицо.
– Ради Халгалланта, ты кто такой?! – возмутилась Глориан.
От боли и смущения голос сделался резким. Она никого не думала здесь увидеть. Мужчина – скорее, юноша, не старше ее, – вытаращил в ответ глаза:
– Госпожа! – Он опомнился, склонил голову. – Умоляю простить. Вы ушиблись?
В его выговоре слышался скрежет кремня. Она бы поклялась, что парень северянин.
– Ушиблась? – огрызнулась Глориан. – Я разгневана! Что ты затаился в темноте?
Он, как видно, не находил слов. Глориан понимала, что ведет себя как невежа, но ей нужно было убрать его с дороги или свалиться без чувств ему на руки. Кость болела так, что в глазах мелькали огоньки.
Из-за спины юноши показалось второе лицо. Женское, примерно того же возраста, темные волосы уложены над бледным лбом. Сообразив, чему помешала, Глориан залилась краской.
– Если вы двое не обвенчаны, не след вам сходиться. – Она выпрямилась в полный, немалый, рост; руку так и дергало. – Прочь, пока о том не услышала королева Сабран.
– Мы не… – заговорила девушка, но юноша ее перебил:
– Повинуемся, моя госпожа. Простите нас. – Он подтолкнул подругу, и оба скрылись.
Глориан дождалась, пока не затихнут шаги, и согнулась вдвое, заливая пол рвотой и ежевичным вином.
«Сдается мне, – угрюмо подумала она, когда подоспела ее охрана, – что мать справилась бы лучше».
Еще через полчаса она сидела за верхним столом в Старом зале. Сюда, в более избранное общество, пригласили триста самых важных гостей, в том числе карментумскую делегацию.
Охрана Глориан вызвала костоправа Келл Бурн, чтобы прибинтовать больную руку к груди. Так Глориан чувствовала себя уверенней, хотя все тело еще ныло. Чтобы освежить дыхание, она пожевала кошачьей мяты, а тонкую кожаную подвеску для руки скрыла под мантией.
Рядом с ней сидел четвертый кавалер. Первый по застенчивости решился только шепнуть свое имя, второй оказался со странностями («Госпожа, глаза у вас зеленые, как гладкие жабы»), а третий, наследник искалинской земли, где выращивали оливки, не посмел даже взглянуть ей в глаза.
Этого старшего сына ментендонского наместника звали Магнауст Ваттен. У него были серые, точно стальные, глаза, а белое лицо выражало лишь пренебрежение. Среди одетых в пылающие осенние краски инисцев он вырядился в тюленьи шкуры и черную кожу, словно бросал вызов хозяевам бала. Сын человека, которого звали когда-то Морским Королем, притягивал к себе опасливые взгляды со всего зала.
На Глориан, дочь настоящего короля, он не произвел впечатления. В разговоре только ныл да жаловался, зато очистил блюдо с запеченным лебедем, а ей пока что не дал вставить больше двух слов между своими речами.
Спасибо хоть ей не пришлось танцевать. Смотреть Глориан любила, но вечно сбивалась с ритма. Сейчас пятьдесят гостей исполняли зеанто – искалинский круговой танец.
– И конечно, – хвастал приставленный к ней кавалер, – ментцы не смеют вслух сказать о нас дурного слова. Все они трусы, но не сомневаюсь, что между собой вольно болтают змеиными язычками.
– Ужасно, – рассеянно обронила Глориан.
– Мы заваливаем города богатствами. Мы защищаем их от набегов. Мы открыли им путь в небесный чертог, а они смотрят так, будто рады бы посадить нас всех на корабль и утопить.
Они вели беседу на так называемом высоком хротском – на