Близняшка стала медленно и старательно сдирать податливую кожуру, поминутно вздыхая и причитая вполголоса, но так, чтобы её все присутствующие в купе очень хорошо слышали:
— И зачем я только в этот дурацкий плод столько приворотного зелья шприцом впрыснула?… Выкинуть нельзя! А вдруг кто чужой подберет?… Гоша отказался наотрез, все старания прахом пошли… Роб — классный парень, но ему не подсунешь. Я же не самоубийца, лютых врагов себе наживать в лице…. Эх, придется самой съесть! Будь, что будет…. Вот влюблюсь сама в себя без памяти, попляшите вы у меня тогда ваньку-встаньку! Такого натворю, что сама первой удивлюсь, а затем и ужаснусь!..
Когда продукт оказался полностью готов к употреблению, поделенный на дольки, девушка хитро подмигнула сестренке и живо развернулась к Каджи, заодно воздушно проскользив по сиденью к другу настолько близко, что он опять оказался зажатым в углу купе.
— А ну-ка открывай ротик, красавчик, и жуй давай! Хочешь мира во всем мире? Вот и старайся для его сохранения, иначе я за себя не ручаюсь…. Ну, пожалуйста…. Не упрямься, Гоша… Чего тебе стоит? Я зря старалась что ли? Чистила…
Парнишка озадаченно поскрябал в затылке, потом картинно вздохнул и, плотно зажмурившись, покорно раскрыл рот. Первая долька не замедлила тотчас же туда отправиться, благодаря энергичным Янкиным стараниям. Каджи, осторожно пожевав, на миг замер, прислушиваясь к вкусовым ощущениям, а потом его челюсти активно заработали, только треск за ушами стоял. Спустя несколько секунд он распахнул глаза и уверенно потребовал:
— Давай еще! Твое зелье видать просроченным оказалось, пока ничего не чувствую. Ты как была для меня Янкой — самой лучшей девчонкой во всех существующих измерениях, так ей и осталась. Наверное, нам следует увеличить дозу, если хотим добиться положительного результата…
Гоша изобразил на лице абсолютную серьезность, демонстративно закинул ногу на ногу, а руки сцепил в замок на колене, раскрыв рот. Девчонка в задумчивости потеребила сережку в ухе, потом расплылась в блаженной улыбке и принялась отправлять дольку за долькой в рот Каджи, скороговоркой приговаривая:
— Ты как всегда прав, Гошка. Зелье я покупала из-под полы мантии у одной малознакомой колдуньи с Эйсбриза. Наверняка оно левое. Таможня на него добро не давала, лицензией на производство даже и не пахло, а потому оно вряд ли самого лучшего качества. Но вот если схрумкать пару килограммов мандаринов с ним, ведь, наверное, всё равно должно подействовать, как ты думаешь?
— Конечно должно! Просто обязано подействовать, — успокоил подругу Каджи. — Ты, Янка, давай не отвлекайся на разговоры, а живенько чисть следующий! Вот только я не совсем уверен, что смогу за один присест съесть сразу несколько килограммов, хотя цитрусы ты прикупила отменные. Но я постараюсь…
— А если не сразу, а постепенно? — подал идею Баретто, отчаянно сдерживая рвущийся наружу смех. Ему даже пришлось больно ущипнуть себя, решительно прищемив кожу на запястье, иначе не смог бы сохранить серьезное выражение лица.
— Ну ты и придумал, Роб! — Янка возмущенно фыркнула, искоса глянув на друга, но одновременно подарив ему очаровательную улыбку благодарности за поддержку. — Еще скажи, что нужно растянуть процесс кормления мандаринами лет этак на десять, чтобы как раз перед свадьбой и закончить. А ведь терпение — не мой конек, и ты прекрасно это знаешь…
— И давно они здесь так с ума сходят? — поинтересовалась Аня у Баретто вкрадчивым шепотом.
Мальчик приложил палец к губам и укоризненно покачал головой.
— То есть развлекаются, — тут же поправилась колдунья еще более тихо.
— Когда меня из игрушки выкинуло обратно в купе, то они уже конкретно застряли на наблюдаемой нами стадии сумасшествия, — Роб придвинулся к подруге поближе и заговорщически прошептал ей на ухо. — Но ты, Ань, не мешай им. Пусть играются в любовь. У них это так прикольно получается, что мне даже завидно. Ты только глянь, как они классно смотрятся вместе… когда не спорят и не ругаются.
— Вряд ли эта парочка в ближайшее время захочет поссориться, — девочка заправила за ухо прядь черных волос, попутно исподтишка полюбовавшись на остальную часть их кампании, расположившуюся напротив, а затем серьезно посмотрела на Баретто. — Каджи очень сильно изменился после того, как Янка с Этерником вытащили его из Серого мира, не дав ему совершить величайшую глупость на свете. И изменился он вроде бы в лучшую сторону. Да и к моей сестренке Гоша теперь относится совершенно иначе, не как раньше…
— Конечно, он с нее пылинки сдувать готов. Янка ведь запросто могла погибнуть тогда, спасая его головушку от непосильной тяжести Венца Гекаты. Но ее такая перспектива не остановила. Впрочем, как и сегодня в игре тоже. Вот потому-то они тут и спорили до хрипоты, едва не поругавшись, — огорченно вздохнул юный волшебник. — В крайнем случае, мне показалось, что опоздай я с возвращением из игры еще хотя бы минут на пять, то они сидели бы в противоположных углах купе. И дулись бы друг на друга.
— Так жарко спорили? — удивилась колдунья, озадаченно выгнув дугой тонкие брови.
— Слишком мягко сказано, хотя до драки дело, к счастью, не дошло…
— Между прочим, мы всё прекрасно слышим, не глухие, — Каджи дожевал последнюю дольку мандарина и блаженно откинулся к стенке вагона.
— Может быть хватит сплетничать о своих лучших друзьях и ближайших родственниках? — Янка шутливо-грозно уперла руки в бока и, прищурившись на один глаз, с напускной строгостью уставилась на шушукающуюся парочку. — Да будет вам известно, мы с Гошей не спорили, а просто обсуждали некоторые мелкие разногласия в вопросах игровой тактики, чтобы в следующий раз действовать более слаженно и продуктивно.
— Верим, верим, — за обоих сразу же согласилась близняшка, активно закивав головой, отчего её тщательно причесанные до этого волосы буйно разметались по плечам. И она тут же с долей хитринки предложила: — Так может стоит еще разок сыграть, чтобы проверить насколько вы удачно согласовали свои действия? Вот только возник один малюсенький вопросик: если мне не изменяет память, то по правилам, кажется, каждый играет сам за себя? Или уже нет?
Яна ничего не ответила сестре, лишь невнятно пожала плечами и потупила взор, словно хотела скрыть от самого близкого человека что-то очень важное. И как будто боялась, что в глазах у неё промелькнет нечто такое, чего Ане вполне хватит для длительной обиды на «свое отражение».
Каждый задумался о своем, сокровенном, и купе на целую минуту погрузилось в тягостное молчание, нарушаемое только перестуком колес. Первым из задумчивости выкарабкался Баретто, решительно высказавшись:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});