— Привет, Макар, — меня вырывает из момента солидный мужчина лет сорока, подошедший к нашему столику.
— Яся, знакомься, — говорит Макар, пожимая протянутую ему руку. — Это Марк Тихонов — владелец этого шикарного ресторана.
— У вас тут просто волшебно, — искренне говорю я, тоже пожимая протянутую мне руку Марка.
Макар приглашает друга присоединиться к нам, и тот присаживается за столик.
— Надеюсь, вы не против, — Марк кивает на рояль, — если Сергей немного при вас порепетирует.
— Я только за, — говорит Макар, с аппетитом уничтожая свой стейк. — А насчет Яси не знаю. У нее какие-то проблемы с музыкой.
Марк переводит на меня удивленный взгляд, а я чувствую, что краснею.
Пинаю ногой под столом Макара.
— Попросить Сергея прекратить? — любезно спрашивает хозяин заведения.
— Нет, что Вы, — я трясу головой. — Ни в коем случае. Игра вашего пианиста на высоте. Дух захватывает.
Марк кивает.
— Приятно, когда приходят люди, которые могут это оценить.
Я краснею еще сильнее и опускаю взгляд на тарелку.
— Яся тоже раньше играла, — как бы между прочим сообщает Макар.
Брови Марка взлетают вверх.
— Вы пианист?
— Нет! — слишком резко и поспешно отвечаю я.
— Она бросила музыку, — добавляет Макар.
Я сжимаю в руках вилку с ножом, не в силах справиться с неловкостью.
— Надеюсь, ради чего-то столь же великого? — спрашивает Марк.
— Вовсе нет, — отвечает за меня Макар.
— Тогда почему? — кажется, Марку и правда хочется узнать, на что я могла променять то, к чему сам он явно испытывает страсть.
— Да, Ясь, почему, объясни нам? — спрашивает Макар, заглядывая в мои глаза.
26
Я кладу столовые приборы на скатерть и вытягиваю свои ладони над столом. Так, чтобы их было лучше видно.
— Пальцы больше не слушаются, — признаюсь я даже не стараясь скрыть легкую дрожь рук. — Восемь лет назад я сильно обожгла кисти. Вернуть необходимую для игры подвижность было просто невозможно.
— Невозможно? — уточняет Макар. — Или ты даже не пыталась?
Поджимаю губы.
Может, это и правда. Я не слишком старалась. Смирилась с тем, что музыка больше не для меня.
Я не могла больше быть прежней собой. Не после того, что случилось.
И за пианино я так больше ни разу не села.
Потому что было так плохо, что, казалось, музыка своим живым потоком снесет остатки того, что держит меня в этом мире живой.
Мне просто было страшно. И я боюсь до сих пор.
— Музыка не обязана быть профессией, — в голосе Марка, хозяина ресторана, я слышу сочувствие. — Многие люди играют, танцуют, рисуют для себя.
— Конечно, — соглашаюсь я, только чтобы не спорить.
Аппетит пропал.
Я молча жду пока Макар закончит свой обед.
Злюсь на него.
Ну зачем он лезет в это?
Когда мы уходим из ресторана и садимся в машину, сильно хлопаю дверью, надеясь вывести мужчину из себя.
А то меня разозлил, а сам сидит спокойный.
Но Макар только вздыхает, никак не комментируя мое настроение.
Приходится дуться и играть в молчанку. Но на середине пути я не выдерживаю.
— Обязательно было говорить в ресторане при постороннем человеке о моих личных проблемах? — спрашиваю я, не глядя на Макара.
— Да, — коротко отвечает он.
Я жду, что он скажет еще что-то. Объяснит свое поведение, но он просто замолкает, сосредоточившись на дороге.
— Будь добр, больше так не делать! — требую, ударяя для убедительности кулаком по своей коленке.
— Не наглей, мелочь, — осаждает меня Макар. — Мне не нужно твое разрешение. Я буду говорить и делать то, что считаю нужным.
Я просто задыхаюсь от возмущения.
— Даже если это касается меня?
— Тем более, если это касается тебя, — спокойный тон Макара меня страшно бесит. — Я — мужчина. Ты — женщина. Командовать буду я. Расслабься.
Смотрю с отвисшей челюстью, как он уверенно управляет автомобилем.
— Когда это ты стал таким закостенелым традиционалистом?
Макар пожимает плечами.
— Всегда таким был. Ты просто не замечала.
— Твоя жена будет сидеть дома и не иметь права голоса? — не могу удержаться от вопроса.
Скользкая тема. Но как не спросить?
Вижу, как Макар морщится. Ему не понравился вопрос.
— Жена, которую я хотел бы иметь, — отвечает он, — должна любить свою семью и дом. Это главное.
Выдыхаю. Звучит не так уж и плохо.
— И во всем меня слушаться, разумеется, — добавляет Макар с ухмылкой.
Поворачивает на секунду ко мне голову, чтобы подмигнуть.
Вот зараза.
Я не понимаю — шутит он или нет. Поэтому одновременно чувствую и раздражение, и непонятно откуда вылезшее веселье.
Сердце сжимается от тоски, когда мы выходим из машины у нашего дома. Столько всего связано с этим местом. И плохого, и хорошего.
Как необычно вернуться сюда вместе с Макаром.
Замечаю, что на этаже он опять проносится мимо своей старой квартиры, даже не бросив мимолетного взгляда.
Спешу за ним почти бегом. Отперев бабушкину дверь ключом, заходим внутрь.
Пока Макар скрывается в уборной, решаю не тратить зря время. Притаскиваю с кухни в коридор старую трехногую табуретку. Взбираюсь на нее прямо в обуви. Открываю дверцы антресолей.
Эх, маловата я ростом. Тянусь рукой за нужной коробкой, но не достаю.
Она совсем рядом с пальцами. Я стараюсь подняться на пальчиках как можно выше. Чуть — чуть не хватает.
Внезапно табуретка подо мной отъезжает куда-то в сторону. А я с визгом лечу вниз.
Жмурюсь, готовясь ударится больно об пол. Но этого не происходит.
Макар ловит меня на руки и крепко прижимает к своей груди.
— Ты с ума сошла? — спрашивает он, глядя на меня как родитель на глупого ребенка.
А потом легонько целует в кончик носа. Так нежно, что мое глупое сердце пускается вскачь.
— Так коробка ведь… — мямлю я, плавясь от удовольствия в крепких объятиях.
— Почему сама полезла? Ты правда не видишь во мне мужчину, солнышко? — спрашивает Макар с усмешкой глядя на меня.
А я вижу. Очень даже. Вот прямо сейчас чувствую каждой клеточкой тела его силу и мужественность.
Как же хочется, всегда быть оберегаемой этой силой. Чтобы вот так носили на ручках. Ловили, если соберусь упасть. И целовали в носик. И не только в носик, конечно…
— Я думала, что справлюсь, — отвечаю тихо. — Не хотела тебя просить.
Макар со мной на руках вздыхает.
— Плохо… придется учить тебя просить.
Он аккуратно опускает меня на ноги, но не отпускает. Продолжает держать в объятиях. Прижимает к себе теснее. Так что дыхание снова перехватывает.
Чувствую, как мужская ладонь легко глядит меня по спине.
Затем ладони Макара нежно обхватывают мое лицо. Он склоняется ниже. Смотрит в глаза с такой нежность, что все внутри меня просто поет от счастья.
Я жду поцелуя, как глотка прохладной воды в пустыне.
— Попроси, — властно велит он, почти касаясь своими губами моих.
И я подчиняюсь.
— Поцелуй меня, пожалуйста…
27
Наши губы соединяются, и мы замираем. Стоим неподвижно, не закрывая глаз. Смотрим друг в друга глубоко — глубоко. До сокровенного ощущения чуда. До гулкого биения сердца, которое, кажется, одно на двоих.
Столько трепета в его взгляде, столько нежности в пальцах, ласкающих мое лицо и шею, что я доверяюсь безоговорочно.
Отбрасываю в сторону назойливую неуверенность. Бывают же люди счастливы в этом мире. Почему я не могу быть одной из них в конце концов?
Губы Макара приходят в движение, мягко раскрывают мои. По-прежнему не закрывая глаз, Макар толкается в мой рот языком. Целует меня так, что я дрожу в его руках. И смотрит.
Наверно, ему нравится то, что он видит. Мои глаза заволокло пеленой удовольствия. Я то закрываю их, то открываю, но почти ничего перед собой не вижу. Просто послушно отвечаю на каждое его движение. Позволяю его губам владеть мной так, как ему хочется.
Щеки пылают огнем, а низ живота сводит сладкой судорогой.