— Почему ты больше не любишь музыку? Скажи мне! — требует он.
— Потому что я больше не могу ее играть… — признаюсь я ему и самой себе.
Это слишком личное. То, о чем я сама не хочу думать. Эту часть себя я отрезала восемь лет назад.
— Ты и есть музыка, — шепчет Макар, склоняясь к моему уху. — Не плачь, пожалуйста.
Макар берет мое лицо в ладони, целует мокрую щеку. А я и не чувствовала своих слез, настолько взвинчены эмоции.
— Ты песня, Ясенька, — шепчет Макар в мои губы. — Лейтмотив моей жизни.
Его губы касаются моих, и я забываю все свои страхи. Осторожно отвечаю на нежную ласку, и Макар углубляет поцелуй. Толкается в мой рот языком, подчиняя и даря удовольствие.
Он прижимается ко мне всем телом, буквально впечатывая меня в стену. Чувствую животом его желание. Это возбуждает. Каждое его прикосновение сносит мне крышу. Так что я забываю обо всем.
Забываю, что были причины не быть доступной игрушкой.
Макар оставляет мой рот и спускается ниже, целуя шею. Это так приятно, что я не могу сдержать стон.
Мне очень хорошо в его руках. А еще больше нет запаха гари, и руки не дрожат. Дрожат теперь ноги и вовсе не от страха.
— Я знаю, что давлю на тебя, — хрипло шепчет Макар в мою шею, вжимая меня за задницу животом в кое-что твердое. — Я хотел бы дать тебе больше времени…
21
Макар сжимает мою грудь через футболку.
Я судорожно вдыхаю, но мой рот тут же закрывают поцелуем. Теперь губы Макара не успокаивают, они подчиняют. Властно владеют моими, заставляя снова стонать и дрожать в его руках.
Я не знаю, что делать.
Отталкивать Макара совсем не хочется. Да и получится ли?
Но внутреннего согласия нет. Какая-то часть меня не хочет. Не готова подчиняться правилам Макара. Я боюсь быть удобной и доступной. Потому что ему надоест, и он забудет. А я этого не переживу.
Но у всего есть своя цена.
Имею ли я право отказывать Макару, когда он так сильно мне помог? Может, это не так уж и страшно?
Может стоит потерпеть и позволить случится тому, что и так неизбежно произойдет?
Стоит этим мыслям пронестись в моей голове, и возбуждение резко спадает, как пелена с глаз.
Ничего не могу с этим поделать.
Прикосновения мужчины теперь ощущаются по-другому. Трепетное наслаждение куда-то улетучивается.
Макар подхватывает меня на руки и несет в гостиную. Там большой и удобный диван, на который меня поспешно кидают.
Тут же Макар ложится сверху, снова даря мне глубокий поцелуй.
Я стараюсь расслабиться. Не слушать тело, порывающееся сжаться и оттолкнуть. Наверно, пора уже сдаться. Не хочу быть эгоистичной недотрогой.
Закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на губах Макара. На его руке, пробравшейся уже под футболку.
Макар замирает. Прекращает поцелуй. А я трусливо продолжаю лежат с закрытыми глазами.
Повторяю про себя, что разрешаю ему. Что это мой выбор.
— Глаза открой, — требует он хрипло.
Подчиняюсь. Открываю глаза и встречаюсь с его почти диким хмурым взглядом.
Горло пересыхает от страха.
— Я не отказываю тебе, — шепчу в надежде успокоить его.
Но становится только хуже. Глаза Макара застилает пугающий холод.
— Почему? — зло спрашивает он. — Почему, интересно знать, ты не отказываешь, хотя хочешь?
Я не знаю, что сказать. Чего он ждет от меня? Глупо открываю и закрываю рот, так и не придумав правильного ответа.
— Говори! — требует Макар.
— Я не понимаю, — почти плачу я. — Чего тебе нужно? Я думала, что ты хочешь меня…
— Я знаю, чего я хочу, — обрывает меня Макар, — Почему, мать твою, ты решила поиграть со мной в бревно?
— Я… я просто пытаюсь быть благодарной!
Макар отшатывается от меня.
— Что? Что ты, блядь, сейчас сказала?
Дрожу от холода. Стоило ему отодвинуться, как я тут же замерзла. Сажусь и обхватываю свои плечи руками.
— Я…
— Нет, лучше заткнись, — рычит Макар. — Сука! Она пытается быть благодарной! Кого ты собралась из меня сделать?
Я вообще не понимаю, что происходит. Почему он злится? Что я сделала не так?
Но мой ответ ему и не нужен, кажется.
Макар снова рычит и смеется непонятно чему, будто сошел с ума.
— Благодарность, блядь!
Он смотрит на меня так, словно хочет прибить, а затем просто разворачивается и уходит.
Сижу в шоке, вообще ничего не понимая.
Ну что не так?
Слышу, как хлопает входная дверь.
Это все слишком сложно и непонятно. Меня просто трясет. Кажется, я совершила большую ошибку. Обидела его. Но я совсем не хотела.
Просто он давит и давит. Я не могу на такой скорости. Не успеваю понять ни своих чувств, ни его.
Зачем ему сдался этот дурацкий концерт, например? Он никогда не интересовался музыкой. Раньше он иногда слушал, как мы с Ариной играли дома, но даже в музыкальную школу на наши отчетные выступления не ходил. Восемь лет назад в его плеере был только жутковатый рэп, больше похожий на то, что кого-то тошнит матом. А теперь фортепианный концерт?
Мне так плохо, что я просто падаю ничком обратно на диван, чтобы дать волю слезам. Почему я сейчас чувствую себя виноватой? Я ничего плохого не сделала в конце концов.
Но легче не становится. Я лежу так несколько часов, зарывшись в диванные подушки, и рыдаю. Ну почему все так сложно?
Что вообще за бред между нами происходит? Почему так сильно болит где-то в сердце? Просто на части рвет от тоски, потому что Макар ушел. Где он? Ведь ночь за окном. Получается, он сбежал от меня из собственного дома.
Мне так хочется, чтобы он вернулся и поговорил со мной. Без приказов и психов. Искренне. Я бы, может быть, набралась смелости и рассказала ему о своих чувствах. Объяснила бы, что морожусь не потому, что он мне безразличен. Я ведь просто боюсь, что не нужна ему так же сильно, как он мне.
Кажется, так я и засыпаю в гостиной. Потому что просыпаюсь от хлопка входной двери.
— Давай, брат, отведем тебя баиньки, — слышу я из коридора голос Кота, — ну че ты за дебил, а? Какого хрена ты туда бухой сегодня поперся? Тебя Ясенька дома не развлекает? Я че зря старался?
Вскакиваю с дивана, торопливо растирая лицо, чтобы проснуться. Тихонько выглядываю в коридор и вскрикиваю в испуге от увиденного.
Кот поддерживает шатающегося из стороны в сторону Макара, по лбу которого течет кровь. И глаз опух. Смотреть просто страшно.
— Что произошло? — с дрожью в голосе спрашиваю я, подбегая к мужчинам и подхватывая Макара под вторую руку, чтобы он так сильно не шатался.
Макар поднимает на меня стеклянный взгляд и пьяно улыбается. Кажется, вымолвить хоть слово он не в состоянии.
— О, солнышко, ты не спишь, — Кот дарит мне свою фирменную позерскую улыбку. — Вот, привел домой твоего в стельку пьяного Макарушку. Благодарности принимаются поцелуями.
— Иди ты! — рычу я, раздражаясь, — он не мой и… почему он весь в крови?
— Ну вот и помогай людям, — театрально сокрушается Кот, — что от Макара пиздюлей получил вместо «спасибо», что ты посылаешь. Какие вы все неблагодарные! А, впрочем, то что он все еще не твой многое объясняет. Че так сложно дать нормальному пацану, Ясь? Ты посмотри, как он страдает… Я, между прочим, тебя сюда привез, чтобы он глупостями прекратил уже заниматься. И что? Мне опять звонят ночью и сообщают, что господин Быков как малолетний дебил катается бухой в говнину на уличных гонках. Тачку свою разбил, ну и рожу немного. Ничего, заживет. Еще красивее будет, не переживай.
В шоке смотрю на Кота. Даже рот открываю.
Макар сел за руль пьяный и попал в аварию?
22
— Нужно срочно везти его в больницу! — почти ору я на глупого друга Макара.
— Да что ты засуетилась-то, — отмахивается он. — Царапина это, не волнуйся так. Просто кожу немного содрал. Давай дотащим его уже до какой-нибудь койки, а то у меня скоро руки отвалятся.
Мы помогаем Макару дойти до дивана, на котором совсем недавно спала я. Если честно, Коту приходится практически нести почти бесчувственное тело, потому что Макар двигать своими ногами явно не в состоянии.