И у меня нет права касаться женщины, спящей сейчас в моем доме.
Я, блядь, должен ждать, чтоб не облажаться. Чтоб не просрать ее доверие.
Наливаю себе еще и еще.
Потому что у меня не осталось сил сдерживаться. Потому что охуеть как надоело дрочить, представляя себе ту, что ждет меня буквально за стенкой.
Вспоминаю, как чуть не кончил только от того, что засунул в нее палец. И как много ее влаги стекало тогда по моей руке.
Блядь.
Тру лицо ладонями, чтобы немного прийти в себя. Но помогает слабо.
Тянусь за стаканом, но случайно сталкиваю его со стола на пол.
Раздается громкое «бздынь», и куча мелких стеклянных осколков разлетается в разные стороны по всей кухне.
Кажется, я выпил больше, чем чувствую.
Плевать. Можно ведь хлестать ром прямо из горла.
— Ой! — слышу испуганный голос Яси и беспомощно стону про себя.
Пожалуйста, только не подходи ближе. Я не смогу сейчас удержаться.
Она стоит при входе на кухню. Щурится после сна и зевает.
Как маньяк смотрю на ее голые босые ноги. Ее чертово платье едва прикрывает бедра. И это, блядь, почти незаконно.
Яся делает шаг вперед и морщится от боли.
Да, блядь! Тут же стекла везде на полу!
— Не шевелись, — я вскакиваю со стула, чтобы подлететь к ней и подхватить на руки.
Сажаю ее прямо на стол.
— Я наступила на что-то… — хнычет она, пытаясь задрать ногу и рассмотреть пятку.
Я не позволяю.
Присаживаюсь на корточки и хватаю ее за лодыжку. Подношу хрупкую босую ступню к глазам.
Сука!
— Извини, — говорю ей, — стакан разбился, а я не убрал.
Вижу маленький осколок проколовший нежную кожу. Вынимаю его и отбрасываю в сторону.
— Не двигайся! — требую я, пока иду искать, чем оказать первую помощь.
С помощью воды и салфеток аккуратно промываю порез и останавливаю кровь. Несколько красных капель успели скатиться на кафель.
Это моя вина.
Яся шипит от боли и морщится, когда я прижимаю к ее коже чистую салфетку. Вижу, как в ее глазах блестит влага, и просто выть хочется от досады.
— Извини меня, малышка, извини.
Целую по очереди каждый пальчик на обеих ее ножках.
Как, сука, в своих фантазиях.
Руки сами собой гладят Ясины ножки. Утешая, успокаивая боль.
Ну и что, что порезана пятка? Если размять коленки, это ведь точно отвлечет от неприятных ощущений.
Поднимаю голову, утыкаясь носом в эти самые коленки.
Заебись. Самое время их поцеловать, что я и делаю.
Самое время развести их в стороны.
Яся притихла, и вообще, кажется не дышит.
Поднимаю взгляд на ее лицо.
Нижняя губа прикушена. На щеках яркий румянец. А глаза распахнуты на пол лица.
Боится?
Вроде нет. Смотрит шокировано, но страха нет.
Растерянность может, и предвкушение.
Да, сука. Соблазнительное предвкушение плещется в ее глазах, давая мне зеленый флаг на все, что последует дальше. Лишая последней причины отступить.
Развожу ее коленки в стороны еще сильнее, и чувствую, как она дрожит.
Да, малышка!
Ты будешь дрожать, стонать и кончать сегодня на этом столе.
Целую внутреннюю сторону ее бедер. Облизываю и прикусываю нежную кожу, подбираясь к трусикам.
— Прости меня, — шепчу между ее ножек, — я не смогу остановиться.
Прижимаюсь губами к хлопковой ткани, на которой уже расползлось влажное пятно.
Яся дергается и стонет.
Да, малышка. Меня все в тебе заводит.
Поднимаюсь на ноги между ее разведенных коленок и впиваюсь в ее губы жадным поцелуем. А она двигает попкой, прижимаясь трусиками к моему давно вставшему члену.
Хнычет в мой рот, требуя большего.
И все барьеры окончательно сносит.
Нажимаю ей на грудь, заставляя откинуться назад, и любуюсь охуенной картиной.
Любимая лежит передо мной на столе с широко раздвинутыми ножками и мокрыми трусиками.
И у меня окончательно сносит крышу.
30
Я так нервничаю, ожидая дома Макара, что вконец извожу себя. Готовлю нам ужин. Но все мысли только о том, чем мы возможно займемся, когда он наконец вернется.
Я успеваю сходить в душ, надеть легкое домашнее платье и даже подкраситься, а Макар все не приезжает.
Оценивающе смотрю на себя в зеркало. Вроде неплохо. Платье простое, но довольно открытое. Рисунок из нежных цветов на ткани придает ему даже какое-то невинное настроение, но короткая свободная юбка демонстрирует ноги почти на всю дину. Лямки на плечах слишком тонкие, чтобы скрыть лямки бюстгальтера, и я смело решаю его не надевать.
Хватит уже трусить.
И вот такая храбрая я провожу весь вечер в одиночестве. Ужинать не хочется. И я слоняюсь по дому без дела, гадая приедет ли Макар сегодня вообще.
Проверяю телефон, но от него нет ни пропущенных звонков, ни сообщений.
Я одновременно и волнуюсь, и раздражаюсь. Потому что, если с ним все в порядке, то я собираюсь на него обидеться.
Нет, сама писать я тоже не собираюсь. Раз уж он так занят, то и я придумаю себе дело.
В конце концов достаю привезенную с собой книгу и спускаюсь с ней на первый этаж.
А стоило бы конечно из вредности смыть косметику, надеть самую скучную пижаму и завалиться читать в кровать. Чтобы некоторым сразу стало очевидно, что их тут никто не ждал.
Но я почему-то так не делаю.
В гостиной забираюсь в кресло с ногами в своем дурацком коротком платье и пытаюсь читать.
Погрузиться в историю не выходит. Я успела прочитать уже треть книги, а проблемы героев так меня и не тронули.
В конце концов мои глаза просто начинают слипаться от усталости.
Зевая во весь рот, я сползаю в кресле пониже, чтобы облокотиться головой о мягкую спинку, захлопываю книгу и прижимаю ее груди. Когда мои глаза закрываются, то я вижу в голове вовсе не героев книги, которую только что читала.
Я вижу нас с Макаром, которые как дураки кружат вокруг друг друга не хуже этих глупых героев романа.
А просыпаюсь я уже в полной темноте. Кажется, меня разбудил какой-то звон. Или он мне приснился.
Потягиваюсь в кресле, распрямляя затекшие ноги и руки.
С моих колен на пол падает книга.
А на кухне слышится какая-то невнятная возня.
Так-так-так.
Кажется, кто-то вернулся домой.
Во мне поднимает голову обида и раздражение от пустого ожидания. Но не только она.
Вместе с ней голос подает влечение. Меня очень тянет к этому мужчине, и сопротивляться желаниям становится все сложнее.
И нужно ли? Может, он будет готов со временем к серьезным близким отношениям?
А если даже и нет, как мне отказаться от пусть мимолетного, но счастья?
Забываю про обувь и валяющуюся на полу книгу. Лень искать их в темноте или включать свет.
Иду на кухню так, босиком.
Зевая, щурюсь от яркого света. Делаю шаг и охаю от неожиданной боли. Кажется, я наступила на что-то острое.
— Не шевелись, — Макар вскакивает со стула, на котором сидел, и уже через секунду подхватывает меня на руки.
Я даже не успеваю понять, что происходит, и сориентироваться в пространстве, как оказываюсь на кухонном столе.
Макар сажает меня, и я пытаюсь поднять ногу, чтобы увидеть рану.
Она там точно есть. Я чувствую острую боль в ступне.
Чем я порезалась?
— Наступила на что-то… — жалуюсь я.
Макар хватает меня за лодыжку, и сам присаживается на корточки, чтобы рассмотреть.
— Извини, — говорит он, — стакан разбился, а я не убрал.
А потом он резко выдергивает из кожи то, что в ней застряло, и я шиплю от боли.
Прикусываю губу, чтобы не заплакать.
Блин.
Макар суетится, промывая мою ногу и прижимая к порезу салфетку.
— Извини меня, малышка, извини, — виновато шепчет он.
И я хочу сказать, что ничего страшного не произошло. У всех бьется посуда. И босиком не стоило сюда топать.
Но не могу сформулировать свою мысль вслух, потому что Макар вдруг решает начать целовать мои ноги.
Я чувствую его губы на каждом пальчике, и эта ласка отзывается во мне волной возбуждения.