о феях натолкнула её на самую светлую мысль.
Феи заботятся и защищают.
* * *
И вновь тишина. Из-за двери в мастерскую отца не было слышно ни звука.
Джей застыла, держась за ручку, не смея ни отпустить, ни повернуть. В голове всё ещё вертелись образы: вдруг она лишь вызовет раздражение и он её ударит? Или прогонит с криками? Или…
«Или ты не сможешь ему помочь. Ничем и никак».
Да, это было страшнее всего.
Она пыталась заставить себя. «Открой, просто открой дверь, это же твой папа, в конце концов», – твердила она себе и всё никак не могла повернуть ручку.
– Джей? – раздался тихий мужской голос, и она быстро открыла дверь, выдохнув с облегчением.
В нос ей ударил жаркий, душный воздух, и она покачнулась, и мир по сторонам потемнел.
– Ты… Ты когда в последний раз открывал окно? – проговорила Джей и побежала открывать ставни.
Тут же подул ветер. Она задышала глубоко и часто.
– Не знаю, – отрешённо сказал отец, сидевший за столом.
Когда Джей оторвалась от окон и повернулась к отцу, он уже полностью пришёл в себя. Выпрямился, расправил белую, забрызганную отварами рубашку, слабо улыбнулся. На столе валялись какие-то коробки и травы, пол был весь в коричневых пятнах от настоек. Кровать расстелена, одеяло на ней лежало скомканным пучком.
Джей видела отца каждый день всю свою жизнь. Видела его счастливым и грустным, раздражённым и занятым. И знала, что его улыбка – совершенная чушь.
– Я же знаю, что ты не улыбаешься.
Джей огляделась по сторонам, пытаясь понять, где ей присесть.
– Садись со мной за стол, – проговорил отец дрожащим голосом и придвинул стул к ней.
Она села. В глазах у отца стояли слёзы.
– Я знаю, что тебе очень тяжело… – начала Джей, мучительно проворачивая в голове все слова и доводы, которые могли бы хоть немного уменьшить боль отца.
Но он её перебил.
– Не нужно меня успокаивать. Я… Я заслужил, Джей. Я не справился. Хотя кто ещё должен был спасти этих малышей, если не я… – У отца задрожали руки, и Джей быстро накрыла их своими. – Пожалуйста, не нужно. Иди к сестре. Она наверняка тоже переживает.
– Пап, что случилось? – задала Джей единственный вопрос, который смогла придумать.
Пусть отец заплачет. Пусть выпустит свои страдания в этот жаркий воздух – а они уже в нём растворятся и улетят далеко в Белую Землю.
– Дети Блэквеллов. – Джей почувствовала, как сильно у него напряглись руки. – Вчера… они все умерли. За одну ночь. Я не знаю как. Не знаю отчего. Это… Это неизвестная мне хворь, а я столько всего пытался вспомнить… – Тут он замер, уставился стеклянными глазами на дверь. – Нет, Джей. Ты лучше иди. Нечего здесь сидеть и спасать то, что нельзя спасти. Они умерли. Точка.
Он вытянул от неё свои руки и указал ей на дверь. Затем, помолчав, отвернулся к окну.
Джей тоже посмотрела, куда смотрел отец, – и вспомнила про лес, далёкий и такой близкий.
– Пап! – воскликнула она, подскочив на месте. Отец посмотрел на неё вымученным взглядом. – Нет-нет, стой, это важно. Мы же работаем с травами, верно? Так почему бы не попробовать… ну… травы в лесу? Да-да, я знаю, мне запрещено туда ходить, но, может… Может, там найдётся что-то, что победило бы эту болезнь?
Отец молчал.
Джей глубоко вздохнула, грустная, но довольная тем, что отец хотя бы выслушал.
Она ушла из мастерской с глубокой надеждой на лучшее. И почему Крейны раньше не задумались об этом?
* * *
Лине идея не понравилась.
Она сказала Джей, что лес не просто так остался неизученным, и попросила не говорить об этом бабушке. На все вопросы она лишь грустно кивала, а потом и вовсе прогнала Джей, мол, у неё есть дела поважнее.
И Джей забыла о той маленькой мысли, что положила в голову отца. Забыла и жила дальше, взволнованная лишь тем, что отец продолжал запираться у себя в мастерской.
Дома было спокойно и тихо. В деревне же… не совсем.
Очень быстро слух о том, что отец не смог вылечить малышей, достиг каждого уха в Белой Земле. И все днями напролёт обсуждали, как самый талантливый целитель провалился в таком деле. Вся деревня оплакивала детей Блэквеллов.
И вся деревня подозрительно смотрела на дом Крейнов.
Джей боялась, что их перестанут уважать. Что перестанут покупать их отвары и настойки, не будут обращаться за помощью… Но, в конце концов, какой ещё выход оставался у жителей деревни?
Однажды она даже озвучила это отцу – на четвёртый день его затворничества. Но тот ничего не сказал и лишь снова прогнал её из мастерской.
Наконец, когда подходил к закату пятый день после смерти детей, отец вышел. С мешком, в котором стучали друг о друга стеклянные баночки.
Он вышел прямо на торговую площадь, куда в это время выходили гулять все, кто прятался от жары днём. И с невероятной гордостью во взгляде провозгласил, что создал самое действенное средство от простуды – настойку, которая мгновенно излечивает любые проявления болезни.
Она пахла очень странно, и отец объяснил Джей, что так пахли лесные травы. Те самые, которые она предложила ему задействовать в практиках.
Отец пошёл против традиционного семейного целительства, против бабушки и Лины – чтобы возродить свою веру в себя, свои силы и дело Крейнов.
В тот день Джей впервые увидела на его лице искреннюю, гордую улыбку. Он никогда не смотрел так ни на неё, ни на Лину, ни на собственные отвары – она даже подумала, что это первые минуты в его жизни, когда он по-настоящему был счастлив.
Больше они никогда не говорили о Блэквеллах – отец будто взял эту тему и закрыл в ящике на тысячу замков. Так он поступал со всеми темами, которые рождали в его душе беспорядок и тревогу.
И если бы Джей знала, к чему всё это приведёт, она уничтожила бы все наработки отца, сожгла бы все травы. При необходимости сожгла бы весь дом.
Лишь бы не это.
Мама
Джей медленно протирала лестницу.
Каждая ступенька давалась ей тяжело и с болью, но она поднималась, водила тряпкой по дереву, оценивала, где и как ещё нужно будет прибраться. Она пыталась прогнать мысли о том, что если гости окончательно победили, то они могут принимать лица и других её родных.
«Папа… что будет, если ты увидишь гостя-папу?»
Ей захочется побежать к нему в объятия, даже если это будет значить смерть. Особенно если смерть.
Но всё это сейчас было неважно. Лина заставила её задуматься о будущем. О том, как будет, если отец вскоре не придёт, у неё закончатся припасы и она не сможет защищать Белую Землю.
Она протирала лестницу от пыли и грязи, пока не дошла до третьего этажа. Здесь всегда, даже до засухи, было пусто. Все сидели по своим мастерским и молчали, лишь иногда можно было услышать отдалённое бормотание. Или как отец напевал себе песни под нос, чтобы легче было работать.
Джей зажмурилась, пытаясь восстановить в памяти каждую морщинку, каждый волосок на голове отца. Он не был красивым и не всегда был добрым – но только его образ оставался ещё незапятнанным, не испорченным засухой.
Она вспоминала его слова.
«Знания, милая, это совершенная сила. Я учусь с самого своего детства и буду делать это всю свою жизнь».
И голос. Такой успокаивающий, тихий голос, и лоб в морщинках, и запах какой-нибудь полевой травы.
К горлу подобрался знакомый болезненный ком. Грудь свело острой болью, и Джей согнулась, часто дыша. Ступеньки расплывались перед глазами – то ли от давления, то ли от слёз.
Она открыла глаза и оглянулась. Обычно она заходила и прибиралась во всех комнатах, кроме маминой мастерской. Джей с вниманием и чувством протирала все поверхности, проходилась веником по всем углам, открывала окна, стараясь запустить внутрь как можно больше насекомых, чтобы в доме появилась хоть какая-то жизнь.
Но только мамину мастерскую она не трогала.
Теперь же, не веря самой себе, она подошла к заветной двери. На ней не было никаких надписей, царапин или пятен. Безымянная комната, всегда остававшаяся