Оскорбительные слова пленника полоснули его по живому, но он сдержался. Он ждал своего часа. Белый человек распростерся перед ним, и Сильва мог сделать с ним, что угодно. Лэйна перебросили через седло, и так туго стянули руки, что кисти посинели, и Хондо не мог и пальцем шевельнуть.
Индейцы поехали мимо длинных холмов. Хондо, повернув голову, увидел вокруг плоские застывшие лица.
В полдень пустыня превратилась в раскаленную жаровню, подогреваемую сверху пышущим багровым солнцем. Путь показался бесконечным: боль, жара и монотонность движения притупили сознание, и Хондо впал в забытье.
Время для него остановилось. Руки опухли, рубашка прилипла к телу, и соленый пот заливал покрасневшие веки, глаза щипало.
Но сильнее боли и усталости была жажда жизни. Даже теперь оставалась надежда на счастливый исход… А может…
Хотелось сражаться, вырваться, скрыться, жить. Было стыдно признаваться, что таким образом попал в плен. Хондо разлепил веки, впереди маячила спина Сильвы.
Марево застилало горизонт, в волнах горячего воздуха изменяли свои очертания горы, камни и редкие кусты можжевельника. Струйки пота щекотали спину, стекая между лопаток. Кожаный пояс глубоко врезался в запястья, малейшее движение причиняло невообразимую боль.
Хондо поднял голову и сплюнул.
— Женщина! — прохрипел он от переполнявшей грудь злобы. — Старуха!
Сильва оглянулся, животная ненависть сверкнула в его глазах.
Хондо так и подмывало пришпорить коня, врезаться в индейцев и умереть быстрой смертью, но он сдерживал себя. Может быть, еще выдастся удобный момент, нужно ждать. Хондо согнул затекшие пальцы и зажмурился от боли. Но никто не услышал стона, едва не сорвавшегося с губ.
Каждый шаг коня причинял ему боль.
Хондо подался вперед и закрыл глаза. Он вспоминал домик, ручей с холодной и чистой водой, ясноглазую женщину, хлопочущую по хозяйству, голос ребенка… Боль утихла, Хондо задремал. Сквозь сон он услышал сухой шелест листвы и почувствовал запах дыма и кофе.
Запах дыма становился все сильнее. Хондо открыл глаза: они подъезжали к индейскому поселению. Он увидел перед собой плоские смуглые лица с широкими скулами и квадратными подбородками. Среди них на мгновение мелькнуло женское лицо, чем-то напомнившее ему Дэстат, но Дэстат давно умерла, давно. И он жил когда-то среди апачей. Сколько раз Хондо выходил с ними на охоту и участвовал в опасных вылазках за мустангами! Может быть, здесь он встретит тех, кто знает и помнит его?
Хондо выпрямился в седле, гордо поднял голову и уставился в одну точку перед собой, не оборачиваясь и не глядя по сторонам.
Когда они остановились, Хондо обвел взглядом окружившую его толпу. Чуть поодаль стоял один человек, и Хондо узнал его.
Хондо громко произнес:
— Я сам виноват, что попался в руки женщине.
Его стащили с лошади и поволокли к костру. Там Лэйну развязали ремень, стягивавший руки; он увидел таз с водой и сунул туда опухшие кисти. Боль медленно затихала.
Витторо, стоявший отдельно, подошел к костру и взглянул сверху вниз на Хондо.
— Белый человек говорит на нашем языке, — сказал Сильва. — Он оскорбил меня.
Глава 13
Хондо, стоял, поглаживая покрытые рубцами запястья рук. Он поднял голову и наткнулся на пристальный взгляд Витторо.
— Ты смелый, если решился оскорбить воина. — И вдруг резко спросил: — Где твои люди на конях? Сколько их?
— Этого я не знаю, Витторо.
— Тебе известно мое имя?
— Я видел тебя на совете в Мид-форте.
— Совет! Это слово ничего не значит для белых людей! — Голос его стал еще резче. — Где всадники?
— Я не знаю.
Витторо показал рукой на седло.
— На нем военное клеймо.
— Я когда-то служил в армии. Теперь — нет.
Витторо мрачно взглянул на Хондо.
— Если ты не шпион, что привело тебя в нашу землю?
Лэйн помолчал, потом медленно, растягивая слова, ответил:
— Это касается только меня, Вождь. Я не собирался вредить ни твоему племени, ни другим племенам апачей.
Витторо молча отвернулся и зашагал прочь к вигвамам. Хондо оставили одного. Ноги были связаны, но руки свободны. Он сжал пальцы в кулак, чувствуя, что они вновь стали послушны ему. На запястьях темнели темно-красные рубцы от ремня.
Он осмотрелся и ему показалось, что он уже был когда-то здесь…
Невысокие вигвамы и шалаши, пасущиеся лошади; дети, играющие в пыли.
Только тогда Хондо не был пленником. Он жил среди апачей, имел друзей и даже жену, хотя и в то время Лэйн чувствовал себя чужим. Здесь пахло пустыней, жарящейся олениной, дымом костров; Хондо сел на землю. Он знал, какая смерть ждала его, и знал, как должно ему держаться, чтобы не закричать, не испугаться. Он должен умереть достойно.
Принесли еду. Женщина поставила перед ним миску, и вздрогнула, когда пленник поблагодарил на ее родном языке. Уходя, она краем глаза посмотрела на Хондо, и вскоре вернулась с вареной тыквой и кувшином холодной родниковой воды.
Что это: человеческая доброта или приготовление к казни?
Нет, женщина могла поступить так только из чувства сострадания.
Как хорошо жить. Разве можно когда-нибудь быть готовым к смерти? Ему не хотелось умирать, хотелось жить, встретиться с Энджи… и Джонни.
Он всегда мечтал о сыне. Страшно умереть и ничего не оставить после себя, не оставить о себе память, не оставить свою кровь. Страшно унести все с собой.
А что, собственно, он мог передать сыну, если бы у него был сын? Умение стрелять? Убивать? Разрушать?
Нет… еще он знал пустыню, горы и любил приключения. Скрип кожаного седла, вкус холодной чистой воды, дальние походы, — он бы научил сына любить малейшие радости этой жизни.
И вот она, близкая смерть? А что останется потом? Через несколько дней о нем забудут даже те, кто знал его. Жизнь в любой миг может лопнуть, как пузырь, и облачко пара-души быстро рассеется в мире. Джонни. Он мог стать для него отцом и отдать ему свою родительскую любовь. Он не может уйти в небытие, не оставив следа среди живых. Нужно жить, он должен бежать. Он ведь еще ничего не создал для будущей жизни.
А этот народ — разве он имеет право винить их? Ведь они — Люди. В этом главное. Они верили, что с ними будут жить, как с Людьми. Дружбою они ответили первым белым поселенцам на континенте, а что получили взамен? Белые за добро платили злом. Индейцы были вынуждены защищать себя с оружием в руках. Они знали, что силы не равны: белые люди отнимали их земли, солдаты расстреливали их семьи. Но индейцы стойко боролись и гордо умирали. Он, Хондо Лэйн, был вовлечен в круговорот этих событий, и, видно, судьбою было предназначено, чтобы именно так закончилось его земное существование.