После того как новорожденный вышел на свет божий, он взорвался ужасными криками, сопровождаемыми счастливым смехом всего окружения.
– Поздравляем! Поздравляем!
Целуют роженицу, новорожденного, забывают маленькую девочку и, конечно же, и меня. Счастье всех участников представления измерялось громкостью криков, которые сопровождали роды. Все это было мне знакомо и уже не интересно. Свертки, белые с «ушками», распространяли сводящие с ума запахи. Мой рот наполнился слюной. Эти запахи мне знакомы с кухни моей бабушки. Моя бабушка дирижировала приготовлением еды в нашем доме.
Мое внимание сосредоточилось на лице малышки. Рыженькая. Большие карие глаза. Маленький носик и круглый рот. Малюсенькие ручки, покрытые коричневой коркой, так знакомой мне. Слава богу, что я от них совершенно избавилась. Кажется, ее руки замерзли, так же как и мои. Вопрос, где это произошло и когда? Похоже, что эта девочка пришла не из Бессарабских колонн, а из какого-то местного изгнания. Прошло много времени с тех пор, как нас выгнали. С тех пор прошло два рождества, а теперь уже Пасха. Интересно, снег и иней не хотели нас оставлять. Эта девочка, наверно, замерзла после Рождества, но она была в каком-то другом месте. Вопрос только, в каком?
Сопровождающие роженицу, наконец, вышли из комнаты, и акушерка положила младенца в маленькую коляску с подушками. Пришла очередь малышки! Сестры вошли вдвоем: сестра Поплавская и Вера. Обе сочувственно всплакнули, гладили крошку по голове и спросили:
– Как тебя зовут? Как тебя зовут?
Они заслоняли ее лицо так, что я не могла его видеть, но слышала тонкий и звонкий голосок.
– А-ню-та!
Всеобщее восхищение.
– Анюта! Анюта! – повторяли сестры и целовали ее.
Вдруг неожиданность.
– Я не евр-р-р-рейка! – говорит Анюта.
Гортанный звук «ррр». Катастрофа. Происхождение Анюты ясно. Я превратилась в каменный столб. Настоящая катастрофа. Как мы это переживем?!
Я испугалась! Очень испугалась. Сразу же подумала, что со мной случится в создавшейся ситуации. Я сказала себе: в этой больнице теперь три еврея: я, румынский доктор, а теперь еще и эта рыженькая девочка в веснушках. Маленькая куколка. Где она была до этого? Похоже, что и она мерзла в снегах. Ее маленькие сладкие ручки были покрыты сухой коркой кожи, которая отпадет со временем. Это так трудно – использовать одеревеневшие руки. Я это испытала на себе. Я избавилась от этих корочек только месяц назад или два. Мои руки в хорошем состоянии. Я могу рисовать, писать и держать вилку. Но, самое важное, это то, что я могу переворачивать листы в бесконечных книгах. Я читала днем и ночью. Кстати, румынский врач тоже принес мне книгу. Он считал, что эта книга подходит мне по возрасту. Было довольно сложно читать ее из-за языка. Вообще я считала себя взрослой, потому что читала только взрослые книги. Книги, которые приходили ко мне с больничного чердака, были очень разные. Например: история русской революции; Достоевский – собрание сочинений; Золя – собрание сочинений; Бальзак – собрание сочинений. Впечатляет, нет? Очень разнообразная тематика. Их литературную глубину не всегда я могла понять. В общем-то, у меня такое впечатление, что бесконечное чтение на протяжении более чем года что-то таки сделала. Я училась думать, размышлять, становилась не по возрасту развитой девочкой.
Я думала, что румынскому врачу надо посмотреть крошку, а я смогу спросить его, как можно скрыть ее происхождение. Несмотря на то, что я не выносила доктора из-за его двуличности. Он верен врагу и себе как еврей? Мои суждения слишком резки. Хорошо или плохо. Середины нет! Я знаю, что он разберет ситуацию лучше, чем я. Так что делать? Я позвала сестру Поплавскую, мою большую подругу, специалиста по сплетням. Я посоветовалась с ней по поводу Анюты.
– Что делать? Спросить доктора или нет?
– Да, надо спросить этого жида, что делать с малышкой, чтобы полицаи не утащили ее сразу в гетто. Там она не выживет.
– А…
Гром посреди ясного неба! Есть гетто в Любашевке? Что такое гетто?
– Гетто – это немецкое слово. Я не знаю, что это означает. Это что-то похожее на тюрьму. Ой-ой-ой какая тюрьма. Любашевка почти город. Скажем, очень большая деревня. В этой тюрьме только жиды.
– Вы их видели?
– Не дай бог! Я не видела таких вещей и не хочу!
– Так что вы думаете? Спрашивать его или нет? Да? Нет?
– Спроси его. Этот жид очень любопытный! Он все знает. Кроме того, малютка из его породы. Тоже маленькая жидовка.
– Хорошо. Скажите ему, что я прошу его зайти ко мне. У меня есть несколько вопросов.
Когда она вышла, я подумала, что со мной произойдет, если они узнают, что я тоже маленькая жидовка. Дверь открылась, и румынский врач вошел во всей красе, в мундире и с широкой улыбкой. Он подошел к маленькой девочке, потрепал ее за щеку, сказал ей что-то на румынском и вытащил из кармана конфету, как я и думала.
– Какая прекрасная малышка! Теперь у тебя есть новая подруга. Ты довольна?
Я не знала, что ответить. Теперь я боялась за нас обеих. Сестра Поплавская «приклеилась к его хвосту» и слушала все, что он говорил. Понятно, что нам нельзя было говорить. Даже на румынском могли проскочить опасные для меня слова, пища для размышлений для этой сестры-сплетницы. Румынский врач сразу понял ситуацию. Он не идиот, подумала я. Весь в улыбках, он вытащил стетоскоп и проверил грудь крохи.
– В легких ничего нет, – сказал мне. – Сердце в порядке. Через месяц-два можно будет отправить ее домой.
Я не знала, что и сказать. В присутствии сестры я не хотела говорить ему, что девочка еврейка, то, что было всем очевидно с того момента, как она открыла свой сладкий ротик и стала перекатывать «р-р-р-р-р..». Что делать? Как ему намекнуть?
Вдруг меня осенило:
– Ты знаешь, – сказала по-румынски. – Эта девочка похожа на тебя.
– Чего? Она ведь рыжая, а я черный!
– Но она из той же расы.
– А, это серьезная проблема. Об этом надо подумать.
Слово «раса» видимо было знакомо сестре. Она посмотрела на меня, улыбнулась и подмигнула.
– Понимающий – поймет! – сказала она по-русски.
Все время разговора девочка лежала на кровати с широко раскрытыми глазами.
– Сколько тебе лет? – спросила сестра.
– Мне четы-р-р-р-е.
– Большая и красивая девочка! – сказала сестра и поцеловала ее.
Доброе сердце было у сестры Поплавской.
– Знаешь, Танечка, ты уже можешь прогуляться вокруг нашего города. Скажи ему. Скажи ему сейчас, что тебе уже можно выехать в коляске, но не сходить с нее, и посмотреть все, что ты хочешь.
Акушерка вернулась с коляской. Она слышала последнее предложение сестры.
– Замечательно! Прекрасно! Скажи, скажи ему, что я покажу тебе нашу красивую церковь! Ты сможешь помолиться за здравие малютки! Ты уже выздоравливаешь, слава богу! Ты обязана, помолится богу и поблагодарить его за то, что ты уже можешь ходить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});