девятифунтовых полевых орудий с лафетами, зарядными ящиками и лошадиной сбруей. Один фургон для боеприпасов. Одна телега с инструментами. Две тысячи зарядов. Одна тонна пороха в бочонках. Все. – Голландец явно шпарил наизусть по накладной.
– Как это все доставили на берег?
– На плотах. Британцы работали как черти. И среди них были настоящие моряки.
Невольная хвала профессионала, который способен оценить профессионализм даже в противнике. Вероятно, построили понтоны из бочонков; по крайней мере, Хорнблауэр сказал себе, что сам действовал бы таким образом. Вероятно, инсургенты помогли с тяжелой физической работой, но это не умаляло результата.
– И вся команда отправилась с пушками?
– Вся. Для двенадцати орудий – только-только.
Тоже верно. Команда «Абидосской невесты» насчитывала примерно семьдесят пять человек – для двух батарей в бою даже мало.
– А на борту оставили солдат-венесуэльцев?
– Да. Вы сами видели, как они сбежали. Меня не отпустили – заставили стоять на якоре у подветренного берега.
Вполне понятно: повстанцы не хотели, чтобы голландец разнес весть о том, что блокада – обман.
– Эти… эти бандиты ничего не смыслят в кораблях, – продолжал свои сетования шкипер. – «Бесстрашный» несколько дней назад начал тащить якорь. Я отправил своих людей…
– Вам повезло, что ваше судно не сожгли, – перебил Хорнблауэр. – И не забрали совсем. Что вы не в тюрьме на берегу.
– Может, и так, но…
– Так или иначе, вы на свободе, сударь, – сказал Хорнблауэр, вставая. – И можете отплыть с береговым бризом. Завтра вечером вы бросите якорь в Виллемштадте.
– Но мой груз, сэр? Меня задержали. Я был в опасности. Флаг моей страны…
– Владельцы вашего судна могут принять меры, какие сочтут нужными. Насколько я понимаю, мистер Рамсботтом очень богат. Можно подать на него иск о возмещении убытков.
– Но… но… – Голландец не находил слов, чтобы выразить свое негодование и захватом судна и тем, как равнодушно Хорнблауэр к нему отнесся.
– Ваше правительство, разумеется, может заявить протест. Либо правительству Великой Колумбии, либо королю Фердинанду. – Произнося эту нелепицу, Хорнблауэр сохранял каменное лицо. – Поздравляю вас, сударь, вы избегли очень серьезной опасности. Желаю вам благополучного возвращения.
Он освободил «Гельмонд» и завладел «Абидосской невестой». Уже кое-что, сказал Хорнблауэр себе, возвращаясь в шлюпке на «Клоринду». В юридических подробностях пусть разбирается правительство, если пожелает. Что скажут о его действиях Адмиралтейство и кабинет министров, он не брался даже гадать, хотя от одной этой мысли ему сделалось слегка не по себе. Впрочем, адмирал не может выказывать опасения ни перед кем, а уж тем более перед туповатым капитаном вроде Томаса Фелла.
– Я буду признателен, сэр Томас, если вы отправите призовую команду на бриг, – сказал он, поднявшись на палубу «Клоринды». – Пожалуйста, проинструктируйте офицера, который ее возглавит, чтобы он держался вместе с нами. Мы отплывем к Пуэрто-Кабельо, как только вам будет удобно.
Фелл, при всей своей тупости, был отличным моряком. Хорнблауэр знал, что может целиком положиться на него в предстоящем непростом деле: ночью провести корабль вдоль опасного побережья. Береговой бриз, пусть порывистый и непредсказуемый, позволял выиграть у пассата бесценные мили, и терять эту возможность не следовало. Хорнблауэр спустился в душную каюту, разделся и лег. День выдался напряженный, утомительный физически. Хорнблауэр лежал, чувствуя, как по ребрам щекочущими струйками стекает пот, и уговаривал себя оставить все мысли до завтра. Британская общественность сочувствовала борьбе за свободу по всему миру, а многие англичане даже принимали в ней деятельное участие. Ричард Черч уже много лет возглавлял греческое восстание против турок, Кокрейн в эту самую минуту сражался за южноамериканскую независимость в Тихом океане. Да что далеко ходить, напомнил себе Хорнблауэр: в армии Боливара тысячи английских солдат. Многие частные лица жертвуют состояния делу свободы, как Рамсботтом пожертвовал свое.
Однако никто не знает, как расценит здешние события кабинет министров. Национальная политика часто идет вразрез с национальным общественным мнением. Про лордов адмиралтейства твердо можно сказать одно: они совершенно непредсказуемы. То же относится и к его величеству королю Георгу IV; Хорнблауэр подозревал, что «первый джентльмен Европы» давно отбросил свой и до того не слишком искренний либерализм. Возможно, главнокомандующего в Вест-Индии ждет суровое взыскание, если не отставка.
Хорнблауэр дошел наконец до успокоительной уверенности в том, что будущее неопределенно и никакие его действия в ближайшие часы ни на что повлиять не могут. С такой мыслью вполне можно было уснуть, и он уже начал задремывать, когда что-то защекотало ему бок. Он потянулся стереть струйку пота, однако это оказался не пот. Рука наткнулась на таракана, ползущего по коже, и Хорнблауэр с омерзением вскочил. Карибские острова кишат тараканами, но не каждый может с ними свыкнуться. Он прошел в темноте и открыл дверь в кормовую каюту, впустив свет подвешенной наверху лампы. Не меньше десятка омерзительных тварей бегало под ногами.
– Милорд? – Верный Джерард, услышав адмиральские шаги, сразу вскочил с койки.
– Ложитесь обратно, – сказал Хорнблауэр.
Он надел шелковую ночную рубаху со сложными сборками на груди и отправился на палубу. Луна уже взошла. «Клоринда» тихо скользила в галфвинд со свежим береговым бризом. Тараканы прогнали всю тревогу о будущем. Хорнблауэр стоял, облокотясь на фальшборт и в полном умиротворении любовался красотами тропической ночи. На рассвете наступил штиль, но часом позже налетел неожиданный ветер, так что «Клоринда» и «Абидосская невеста» в миле за ее кормой смогли продолжить путь к Пуэрто-Кабельо; город уже различался в подзорную трубу. Из порта выходили рыбачьи суденышки – на веслах, потому что ветер был встречный. Они выглядели немного необычно; по мере того как «Клоринда» приближалась, Хорнблауэр в подзорную трубу разглядел, что они перегружены людьми. Весла работали без остановки, и тяжелые суденышки, огибая полуостров, одно за другим выходили в открытое море и брали курс на Ла-Гуайру.
– Думаю, генерал Морильо