Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ольга слушала его, и все время хотелось ей спросить о Леоне. Она заглянула в саквояж Луки Матвеича и извлекла из него брошюру «Две тактики…» Перелистав ее, она подошла к Чургину, поднесла брошюру к его лицу.
— Вон она где, оказывается!
— Спрячь, а то увезет еще. И попотроши тот саквояж, быть может там еще кое-что есть.
Лука Матвеич усмехнулся, а Ольга стала извлекать из саквояжа литературу.
— «Монистический взгляд на историю»… «Людвиг Фейербах»… «Нищета философии», — читала она.
Чургин удивленно обернулся, потом встал и тоже присел на корточки возле саквояжа.
Варя насмешливо заметила:
— Ну, теперь совсем спать не будет и Ольгу возле себя засушит.
— А она тоже мало спит? — спросил Лука Матвеич.
— Учит же он ее! Леона выучил так, что Алена теперь и не рада, что вышла за него. Потом штейгера Соловьева все просвещал, потом Ивана Недайвоза, а теперь и до Ольги очередь дошла. Скоро всю шахту домой будет водить и тоже учить. Это же беда, какой ученый стал! А женился, был такой тихий и п]эо книжки небось не говорил.
— Ай-я-яй… Обманул, бисов сын! — шутил Лука Матвеич.
Встав из-за стола, он сделал несколько шагов по комнате, то вытирая голову платком, то помахивая им возле лица, затем задумчиво проговорил:
— Да-а, Леон-то выучился и других теперь учит, а вот жену перевоспитать не сумел. И это плохо, очень плохо. Мещанская любовь эгоистична и годится только для тех, кто свои маленькие, личные интересы ставит превыше всего. А Леон далеко ушел от этого, и Алене его теперь, пожалуй, не догнать Другая спутница в жизни ему нужна, — заключил он и добавил — Моя старуха в молодости бывало листовки переписывала, да и в полиции приходилось сидеть, и ничего, даже гордилась этим.
Чургин взглянул на Ольгу, румяную, со смущенно опущенными длинными ресницами, и тихо спросил:
— Слыхала?
— Слыхала, — ответила Ольга, и щеки ее еще больше зарделись румянцем.
2
Лука Матвеич не мог задерживаться в Александровске, и Чургин, не имея возможности созвать общерудничную сходку рабочих-активистов, устроил на другой день небольшое собрание в шахте. Лука Матвеич рассказал активистам о событиях в стране и о задачах, поставленных перед партией третьим съездом.
Совещание происходило в выработанной лаве. Все лежали на штыбе, в абсолютной темноте, Луки Матвеича не было видно, и оттого, что говорил он в сырой, пахнущей плесенью расщелине, голос его звучал глухо.
Лука Матвеич сообщил о том, что Витте начал мирные переговоры с Японией, что самодержавие хочет любой ценой закончить войну, чтобы развязать себе руки внутри страны и подавить революцию. Потом рассказал о событиях в Одессе и в Черноморском флоте и продолжал:
— Царь, говорят, просил германского кайзера придвинуть к русским границам несколько дивизий на случай, если Витте не удастся выторговать мир у Японии. Напрасные надежды! Задушить революцию уже нельзя. Весь народ поднимается на вооруженную борьбу с царизмом. В Тифлисе прошла демонстрация в связи с похоронами товарища Цулукидзе, друга товарища Кобы. Сейчас тифлисские рабочие опять бастуют и весь Тифлисский уезд объявлен на военном положении, а в Горийском уезде происходят волнения среди крестьян… В Лодзи дело дошло до восстания рабочих и вооруженной битвы на баррикадах. В Новой Александрии воинские части вступили в бой с казаками. В Нижнем-Новгороде, в Ростове, в Иваново-Вознесенске, в Туле, в Минске, в Риге, в Варшаве начались всеобщие политические стачки, столкновения рабочих с казаками и черносотенцами. Революция ширится и захватывает все новые города. Однако это лишь подготовка к решительной битве. Наша задача — готовиться к этой битве как можно энергичнее. Надо учить рабочих выступать организованно, смело выходить на улицу, на демонстрацию. Пусть у вас сегодня станет одна шахта, а не пять, но станет сразу, в один час…
— Но если удастся остановить две-три шахты — это же будет неплохо? — заметила Ольга.
— А они так нас поодиночке не пощелкают, власти? — подал голос Митрич и недовольно добавил: — Да зажгите хоть одну лампу! Говоришь, как все одно в пустую бочку, и людей не видишь.
— Говори, говори — мы и так слышим, — сказал Чургин.
Лука Матвеич немного помолчал и снова заговорил:
— Надо держать власти в напряжении и не давать им передышки, так сказать, беспокоить неприятеля частыми, непрерывными атаками. Но есть доля истины в словах Митрича: правительству легче порознь разделаться с выступающими. Как тут быть? Очевидно, надо зорко смотреть вперед и уметь вовремя отступить, чтобы сохранить силы для будущей генеральной атаки…
— По-моему, и нам надо готовиться к вооруженным схваткам с черносотенцами и полицией, — сказал Рюмин.
— Правильно, надо готовиться, — подтвердил Лука Матвеич. — И надо учиться стрелять. Выходить в степь, в какую-нибудь балку, скажем, и учиться попадать в цель.
— А как быть с рабочими из меньшинства; если они не захотят выступать с нами? — спросил Еська Бахмутский.
— Рабочих, сторонников меньшинства, надо стараться отрывать от их лидеров и разъяснять им решения третьего съезда. Меньшевиков, не согласных с решениями третьего съезда, отметать от себя беспощадно, — ответил Лука Матвеич. — Нам дорого единство партии, товарищи, тем более сейчас, но революция нам дороже. Меньшевики — это русское крыло западноевропейского реформизма, мелкобуржуазное крыло в нашем рабочем движении. Отсекать их от этого движения, гнать вон из комитетов — наша обязанность.
Иван Недайвоз заворочался, потом пошелестел бумагой и наконец чиркнул спичкой и закурил.
Чургин, лежа на боку, взглянул на озаренное огнем крупное лицо Недайвоза с синими от угля вкрапинами, на лихо закрученные усы и выдавшиеся из-под картуза чуб, и Иван показался ему сказочным богатырем, гигантом, сидящим на штыбе и головой подпирающим кровлю. И инженер Рюмин, и штейгер Соловьев с тонкими черными усиками, и сосредоточенно крутивший цыгарку Митрич, и машинист подъемной машины Мирошников, и зарубщик Еська, хмуро смотревший на огонь, и даже Ольга — все, расположившиеся вокруг Луки Матвеича, показались Чургину почему-то необыкновенно сильными. «А за каждым из них есть еще десять партийцев, а за теми — сотни сознательных рабочих. Подымись они все разом, поведут за собой тысячи. Арифметика довольно простая, но сколько она стоит труда и времени!» — мысленно заключил он и незлобиво попенял Ивану Недайвозу:
— Ты спичку зажег или целую жердь? Беда мне с таким анархистом. Кури, а окурок — в рукав.
Иван Недайвоз погасил спичку и серьезно ответил:
— Насчет спички согласен, а насчет анархиста — нет. Анархисты почту сегодня будут громить, а я пришел сюда узнать, как революцию делать, — с гордостью проговорил он и так потянул цыгарку, что она загорелась.
И опять огонь выхватил из темноты его большую фигуру, бросив от нее широкую тень.
Когда расходились, Лука Матвеич, набивая трубку, негромко сказал Чургину:
— Мне надо послать Леонида Константиновича в Петербург. Как ты на это смотришь?
— Он недавно начал строить мастерские при шахте. Но, если нельзя послать другого, я поговорю со Стародубом. Придумаю что-нибудь, скажу: невеста, мол, вернулась из-за границы.
— Повод вполне уважительный… А у него на самом-то деле есть невеста?
Чургин чиркнул спичкой о коробок, дал Луке Матвеичу прикурить, потом зажег лампу и лишь тогда ответил:
— Невеста его вышла за молодого Загорулькина.
— Оксана?.. Не ожидал. Как же это вы с Леоном прозевали такое дело? Да ведь Оксану и по закону поп не мог венчать с Яковом Загорулькиным.
— Ну, это просто делается: тысячу рублей архиерею в зубы — и вся недолга. А Оксану проморгали, верно… Давай-ка двигаться, старина, мы отстали.
Чургин не заметил Рюмина и-Ольгу, которые находились еще в лаве и все слышали. Когда они приползли в штрек, Чургин с удивлением спросил:
— А вы, господа хорошие, как это позади нас оказались?
— Так просто, не. торопились, — смущенно ответил Рюмин.
— Не торопились, — повторил Чургин и, пристально взглянув в лицо Рюмина, многозначительно добавил: — Зря медлили, Леонид Константиныч.
Домой Ольга возвращалась вместе с Рюминым. Он шагал рядом с ней и делился своими впечатлениями о шахте:
— Зарубка — очень тяжелая работа. Плохо работают инженеры-горняки. Этот труд, я думаю, могла бы выполнять машина. И разгрузка лав варварская — санками. Чургин говорил мне, что на новой шахте они со Стародубом хотят выгружать уголь и доставлять его к уклону машинами. Но, увы! Таких машин горная техника еще не создала. Я решил подумать над этим.
— Но вы работали на заводе, а не на шахте, Леонид Константинович.
- Лазоревая степь (рассказы) - Михаил Шолохов - Советская классическая проза
- Мариупольская комедия - Владимир Кораблинов - Советская классическая проза
- Горячий снег - Юрий Васильевич Бондарев - Советская классическая проза
- Собрание сочинений. Том 7. Перед восходом солнца - Михаил Михайлович Зощенко - Советская классическая проза
- Резидент - Аскольд Шейкин - Советская классическая проза