Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, отличая то, что в нашей власти, от того, что из неё изъято, будем верить, что свершение второго полностью зависит от Божиего промысла, а первого, кроме Божиего промысла — ещё и от нашего изволения. Итак, подвластное нам (4) — я охвачу как бы определением — это всё то, что по нашей мысли повинуется воле, состоит ли оно в рассуждении добродетели, либо, напротив, в пути порока. Неподвластное же нам (5) — всё то, что создаётся не нашим произволением, и вообще всё, что по природе свободно от<369>добродетели и порока, которые возникают — или, точнее говоря, являются — от употребления, которое дают этим вещам те, кто ими владеет. Возжелаем же горячо единственно тех благ, которые с Божией помощью совершаются нашим свободным изволением и зависят от нашего суждения, и будем весьма их ценить — так мы будем послушными и кроткими ослятами (Мф 21:2), несущими на себе Слово и исправно бегущими путём добродетелей. Тех же, что не в нашей власти, так как сами по себе они по природе не суть ни порок, ни добродетель, а орудия [205] произволения, являющие скрытое устремление нашего ума, вовсе желать не будем, чтобы злоупотреблением не повредить естественную силу воли, вознамерившуюся овладеть невозможным и для неё неисполнимым, но предоставим эти вещи Богу и примем с благодарностью любую перемену времён и дел, приключающуюся нам на пользу по спасительной воле Божией, чтобы таким образом исполнить красу добродетели не только через неизменное, но также и через изменчивое, и через неправильное — правильным образом. Ведь никто, подчиняясь Богу и вверяя Ему попечение о том, в чём сам не властен, не лишается надежды на добрый исход. И правду изрёк Мудрый где‑то в своих речах: «Взгляните на древние роды и посмотрите: кто верил Господу и был постыжен? или кто взывал к Нему — и Он презрел его?» (Сир 2:10).
Раз это так, как показал разум, спутник истины, мудро установивший свойства желательного и нежелательного и отграничивший друг от друга несовместные вещи, то даже когда нас отрешают от власти, не будем её домогаться, претерпевая это как лишение некоего блага; ведь власть вовсе не подчиняется нашим желаниям и далеко отстоит от нашего разума, как и богатство, и здоровье, и всё, что морально безразлично, и нами преобразуется в добродетель или порок; но, с другой стороны, не будем и безусловно отвергать власть, когда нам её дают, потому что она может стать орудием добродетели для боголюбивых и со всем усердием подносящих Богу, кроме всего, зависящего от них, ещё и то, им неподвластное, что попускается им Промыслом. Ведь того, что по природе само по себе не есть ни добро, ни зло, разумеется, не следует ни любить, ни избегать, потому что для появления и хранения какой‑либо добродетели или порока совершенно нет нужды ни в обладании, [206] ни в необладании тем, без чего мы можем и стать, и быть, и оставаться добродетельными, или же, напротив, дурными и лишёнными всякой добродетели — раз уж одни, лишённые и могущества, и богатства,<372>и здоровья, обрели многие сокровища вечных благ, а другие, напротив, обладая и могуществом, и богатством, и здоровьем, собственной волей отпадают от всех Божественных благ. А свидетельствуют об этом нищий Лазарь и богач: один, лишённый всякого земного могущества, здоровья и изобилия, восприял на лоне Авраамовом блаженное отдохновение, другой же, в избытке осыпанный всеми земными благами, был отделён пропастью от святых и осуждён на огненную кару. Да и Давид с Иовом, великие ревнители истины, столь далеко отстоявшие друг от друга и совершенно противоположные по образу жизни, сохранили и приумножили добродетель, подвергшись испытанию. Добродетель ведь возникает не от богатства и здоровья, да и не от противоположной участи, иначе она обращалась бы в порок, изменяясь с обстоятельствами, а от благочестивого расположения души и от ревностного устремления к добру воли, неизменно привязанной к Богу и без нарушения хранящей самотождество в противоположностях.
Так что будем рады, когда нам дают власть, и примем её, как вспомогательное орудие добродетели, посылаемое нам Богом. А когда нас её лишают, не будем её домогаться, как бы слагая с себя страшное бремя, скрывающее от нас замысел Провидения, Которое человеколюбиво устраивает всё каждому на пользу — ведь говорит Мудрый: «Не домогайся сделаться судьёю, чтобы не оказаться тебе бессильным сокрушить неправду, чтобы не убояться когда‑либо лица сильного и не положить тени на правоту твою; не греши против городского общества, и не роняй себя пред народом; не прилагай греха ко греху» (Сир 7:6–8). Если только ты в этих делах не захочешь тщеславиться, дорогой мой, то окажешься не в худшем положении, чем окружающие тебя люди, ведь «очи Господа», как сказал сам Мудрый, «призрели на тебя во благо тебе, и Он восставил тебя из унижения твоего и вознёс голову твою, и многие изумлялись, смотря на тебя» (Сир 11:12–13), и повествуют народам и племенам [207] о твоих добродетелях. И — как через великого Давида прорёк об апостолах Дух Святой — «по всей земле прошёл звук» (Пс 18:5) благих деяний твоих, «и до пределов вселенной» (Пс 18:5) проникло благоухание твоих добродетелей. Ведь ты не съедал свой хлеб один, но щедро уделял от него сиротам, и от юности их воспитал их как отец, и от чрева матери их<373>руководил их к правде (Иов 31:17). Ты не презрел гибнущих без одежды, и укрыл их; все немощные благословили тебя, ибо ты согрел их плечи шерстью твоих овец (Иов 31:19–20). Ты не поместил твоё золото в землю (Иов 31:24), то есть в ублажение твоей плоти, а приобрёл твоим богатством небесные блага твоей душе. Ты не соблазнился тленным богатством и не приложил твоего сердца его потоку. Ты не сиживал с насмешниками (Иов 31:5), чья жизнь позорна и исполнена бесчестия. Нога твоя не спешила на лукавство (Иов 31:5), и ты не радовался падению врагов, и сердце твоё не говорило: «Хорошо!» (Иов 31:29). Не вопияла на тебя земля — ведь ты не ел плода её без платы и не удручал душу её владельцев (Иов 31:38–39). Ты удерживал руки от даров нечестивых, и спасал страдальца от руки сильного (Иов 29:12), и плакал о всяком несчастном, и стенал, увидев человека в беде (Иов 30:25). Ты помогал сиротам, лишённым помощника, и уста вдов благословляли тебя (Иов 29:12–13). Ты облачился в правду и облёкся в правый суд, как в плащ (Иов 29:14). Ты стал глазами слепых, ногами хромых и отцом немощных (Иов 29:15–16). Ты сокрушил челюсти беззаконных и исхитил добычу из их зубов (Иов 29:17). И, вообще говоря, голодных ты кормишь, жаждущих поишь, странников укрываешь, раздетых одеваешь, больных призреваешь, заточённым помогаешь (Мф 25:35–36); главное же, всем этим угождаешь Богу, рассудив, что славнее всего — усердно заботиться о всех этих несчастных ради Него. Поэтому Бог по справедливости сохранил тебя, и светильник Его светит над твоей головой (Иов 29:3), то есть в тебе осуществлением добродетелей закон заповедей ярко сияет всем, и в его свете ты идёшь во мраке (Иов 29:3), то есть, благодаря знанию, полученному благоговейным созерцанием сущего, ты безвредно минуешь обман века сего и невежество, поспешая к всесветлому свету. Поистине тебе одному, возлюбленный, [208] из всех людей выпало на долю сохранить добродетель под бременем власти и даже вмале не подчинить золоту закон Христов, — напротив, ты настолько поработил твоё могущество добродетели, что узнаётся оно лишь по ней да по разуму и всем известно и всюду прославлено справедливостью.
Если же избегая, что естественно, страданий плоти, мы надеемся посредством власти обеспечить её благополучие, то должны знать, что благополучие плоти было привнесено в жизнь нарушением Божественной заповеди, и человеком, который предпочёл временное вечному; а страдание плоти — соблюдением Божественной заповеди, и Бог, сделавшись ради этого человеком, в Себе выказал его и узаконил; и что первое — причина отчуждения человека от Рая и тамошних благ, а второе — восстановления в Раю и вознесения на небеса; оно же, что всего<376>удивительнее, содействует приближению к Богу. И поэтому будем всегда держаться телесного страдания, как орудия Божественной благодати, не следуя переменам времён и обстоятельств, а благополучием плоти вовсе пренебрегать, как вещью презренной, неизбежно обречённой полному исчезновению, которая, как сказал Христос божественными устами Григория, «не преступает собственных пределов»[1534] и виновна во всех язвах души — чтобы мы во всех движениях душевных и телесных излучали Божественное сияние, полностью принадлежа единому Богу. Да попросту говоря, станем по благодати вместилищем всего Бога целиком и сами полностью и во всём обожимся — настолько, чтобы по всему казаться вторым Богом, за исключением тождества с Ним по сущности: это вот и есть совершенство для нас, не несущих в себе ни малейшего знака века сего, дабы через него не лишиться как‑нибудь божественного нрава и не пострадать горько из‑за осквернения истинной чистоты, не находя средств к исправлению.