Читать интересную книгу Творения - Максим Исповедник

Неложно веруя, возлюбленный, что это всё осуществится в будущем, не будем же и сами беспечны, но со всем усердием и изо всех сил, пока хоть сколько осталось нам времени, бежим от обольщения мира и от мироправителя. Мир ведь преходит, и всё, что в нём, гибнет. Наступит, воистину наступит срок, когда возгласит некая страшная труба (1 Кор 15:52) неслыханным гласом, и всё земное распадётся, лишаясь своей ныне зримой красы. И видимый мир прейдёт, восприняв своё завершение, и явится ныне скрытый духовный мир, представляя глазам, ушам и умам совершенно неведомые тайны. А труба, возгласив внезапно по Божиему повелению, заставит разом подняться как бы от некоего сна бесчисленные мириады человеческих тел, сзывая их на смотр; Бог же за то, что каждый сделал посредством тела — хорошего ли, дурного ли — по справедливости воздаст достойную мзду (2 Кор 5:10), придавая всем существованиям великое и страшное последнее [218] завершение. Да будет же непрестанно стоять перед нашим взором и спасительный страх геенны, и славное желание Небесного Царствия (что на самом деле значит страх и желание одного и того же, то есть Бога, Который и делается, и зовётся всем для всех, в зависимости от порочности или добродетельности каждого); страх будет полностью удерживать нас от зла,<392>а желание — побуждать радостно творить в изобилии добрые дела.

Пусть это письмо, благословенный, будет тебе от меня, бедного и сирого, знаком любви, в соблюдение и охранение свойственных тебе добродетелей; ведь блюсти и хранить добродетели, как мне кажется, приходится даже и тому, кто, подобно тебе, изобильно украшен ими. Никаким иным способом не могу я достойно отблагодарить тебя за множество твоих благодеяний, кроме как этими увещаниями. Со мною вместе и все честные отцы, обитающие благодаря тебе в этом краю, искренне приветствуют тебя, денно и нощно со слезами моля Бога, чтобы в добром здравии вернулся к нам наш Георгий, которого воистину сладко и видеть, и именовать, да проживём с ним безвредно настоящую жизнь и насладимся будущей благодатью человеколюбивого и благоподательного Бога, предстательством за нас и у Бога заступничеством Пресвятой и Преславной Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии со всеми святыми. Аминь.

СХОЛИИ[1541]

1. Говорится о власти человеческой.

2. Что нужно искать и желать, и что предоставить на волю Божию.

3. Начальствовать ли, под началом ли быть, богатым быть или бедным — зависит не от природы и не от воли, а от устрояющего всё Промысла.

4. Определение того, что в нашей власти, то есть свободы воли.

5. Определение того, что нам не подвластно, то есть того, что не подчиняется свободной воле.

6. «Крайностями» он называет рождение и разрушение, а среднее между рождением и разрушением — это само рождаемое, в котором часто разрушение опережает рождение, возникая в рождаемом одновременно с рождением и губя его состав ещё до того, как оно родится.

Те, говорит, кто привязал свою душу чувственному, хотя бы и были свободны от услаждающих чувства страстей, не спасаются, если не оторвут душу полностью от чувственного — как Лот, если бы не покинул Содом, то, хоть и не совершал грехи содомлян, не избежал бы пролившегося с неба огня [219].

Письмо II. Кубикуларию[1542] Иоанну о любви

Что вы, богохранимые, питаете по благодати святую любовь к Богу и ближнему, с надлежащим о ней попечением,<393>узнал я по собственному опыту и присутствуя, и не в меньшей степени отсутствуя, если только не больше, а дать испытать такое и есть, и называется свойством Божественной любви; значит, есть в вас и та безмерная и безграничная божественная добродетель, что не только благотворит присутствующим, но и отсутствующих ободряет, даже если они и удалились в пространстве на большое расстояние, — а что любовь ваша всё возрастает, узнаю от каждого, кто сюда прибывает, да и из драгоценных ваших писем, как бы в зеркале отображающих красоту осиявающей вас Божией благодати; отчего радуюсь и веселюсь не без причины, и, благодаря за вас Бога, подателя благ, непрестанно возглашаю со святым апостолом: «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивший вас всяким духовным благословением в небесах» (Еф 1:3); и я знаю с полной уверенностью, что в духе святая ваша душа неразрывно скреплена любовью с моей жалкой душой и соединена с ней дружеской связью по закону благодати, по которому вы незримо привлекаете меня к себе и радуете вашей радостью, затмевая позор моих грехов близостью собственных добродетелей. Ведь воистину нет ничего богоподоб- нее Божественной любви, ничего нет таинственней, и ничто так не возвышает людей к обожению, потому что она соединяет в себе все блага, какие слово правды числит в добродетелях, и далеко отстоит от всего, что считается пороком, будучи «исполнением закона» (Рим 13:10) и пророков (1) — им ведь наследует тайна Божественной любви, превращающая нас из людей в богов и сокращающая отдельные заповеди до одного всеобъемлющего слова, в котором они все но благоволению единообразно [220] заключаются и из которого разнообразно исходят по устроению.

Ибо каким благом не обладает любовь? Неужели верой, первым основанием благочестия, твёрже удостоверяющей верующего в существовании Бога и Божественного, нежели глаз, воспринимающий внешность чувственных предметов и сообщающий видящим впечатление от них? Неужели надеждой, создающей себе истинно сущее благо и содержащей больше, нежели рука, ухватившая самую<396>толстую осязаемую вещь? Разве не даёт любовь насладиться тем, во что мы верим и на что надеемся потому что благодаря ей будущее уже как бы присутствует в душе? Неужели не обладает любовь смирением, первоосновой добродетелей, в котором мы познаём самих себя и делаемся способными отсечь суетную опухоль высокомерия? Неужели кротостью, которая с одинаковым пренебрежением относится и к порицанию, и к похвале[1543] и делает безобидными эти два противоположных зла — славу и бесславие? Неужели незлобием, которое, даже когда мы страдаем, не допускает в нас перемены по отношению к обидчикам и враждебного к ним расположения? Неужели состраданием, по которому мы с готовностью разделяем несчастья других и не можем не видеть в них родных нам братьев? Неужели воздержанием, или стойкостью, или терпением, или добротой, или миром и радостью, благодаря которым мы с лёгкостью усмиряем гнев и жадное желание, бурлящим пламенем жгущие цушу? Да попросту сказать, всех духовных благ завершение — любовь, которая ходящих её путями верно, неукоснительно и стойко ведёт и приводит к Богу, высшему из благ и источнику всякого блага.

Вера же есть основание идущим ей вслед, то есть надежде и любви, и неколебимо устанавливает истину. Надежда же есть сила двух других, то есть любви и веры, показывающая, что достойно веры и что нужно любить, и научающая к этому двигаться через неё же. А любовь — исполнение обеих, [221] вся полностью охватывающая последнюю цель и останавливающая веру и надежду в движении к ней: во что вера верит и на что надежда надеется, тем любовь даёт уже в настоящем насладиться. Лишь она одна, по правде говоря, показывает, что человек создан по образу Творца, мудро подчиняя нашу волю разуму, а не склоняя разум к ней, и увещевает волю[1544]следовать природе, ничуть не восставая против неё — именно так можем мы обрести с Богом и другими людьми одну волю и одно желание, как имеем уже одну природу, и никакого с Богом и друг другом не иметь разлучения, если изберём себе за основу закон благодати, по которому сознательно возобновим в себе закон природы. Невозможно же, чтобы могли между собой согласить свои устремления люди, прежде не сочетавшиеся единомыслием Богу.

Ведь обманувший человека дьявол, зловредной хитростью прельстив его через себялюбие и наслаждение, сначала разлучил его волю с Богом и с другими людьми и извращением прямоты расчленил и рассёк природу на множество мнений и фантазий,<397>а со временем возвёл в закон искание и нахождение всяческих видов зла, направляя на это и наши силы; и для постоянства зла дал ему опору в несогласии стремлений всех людей, после чего сразу склонил человека обратить природное движение и устремиться вместо разрешённого к недозволенному; он коварно заманил его в три главные начальные виды зла, порождающие, попросту говоря, все пороки, а именно — неведение, себялюбие и властолюбие, сцепленные друг с другом и взаимно друг друга поддерживающие. Ибо из неведения Бога возникает себялюбие, из него — стремление к власти над сродными (на это и возразить нечего), причём, человек создаёт в себе эти пороки злоупотреблением собственными силами — умом, страстным желанием и яростью; а должно разумом, вместо неведения, стремиться единственно к Богу по исканию воли; желанием — очистившись от страсти себялюбия, поспешать с охотою к одному [222] Богу; яростью же, отделённой от желания властвовать, — бороться ради достижения одного Бога; и так сотворить себе Божественную и блаженную любовь, из этого всего происходящую и всё это осуществляющую, которая боголюбивого соединяет с Богом и делает богом. Раз по собственному желанию человека и по дьявольскому обману случилось такое зло с человеком (2), Бог, и создавший нашу природу, и мудро исцеляющий её, если она страдает от порока, по Своей любви к нам «уничижил Себя Самого, приняв образ раба» (Флп 2:7) и без изменения соединил с Собой по ипостаси нашу природу, настолько став весь ради нас одним из нас и нам подобным человеком, что неверующим даже и Богом не казался, хоть и Богом настолько пребыл, что верным преподал тайное слово благочестия и истины, дабы разрушить дела дьявола, и вернул природе нетронутые силы, возобновив силу любви и соединения людей с Собой и друг с другом, эту противницу себялюбия, которое и есть мать и первого греха, и первого сотворения дьявольского, и проистекающих из неё страстей, и таковой познаётся; кто, соделав себя достойным Бога, уничтожил её любовью, тот с нею вместе погубил и всё разнообразие грехов, не имеющих кроме неё ни иного основания, ни причины бытия. Ведь такой человек не ведает превозношения, порока составного и странного, свидетельствующего о богопротивном самодовольстве, не знает он и любви к неустойчивой славе, которая ею кичащихся увлекает в своём падении, добровольным же благожелательством и сочувствием к сродным истощает в себе зависть, которая сначала по справедливости истощает предающихся ей, а гнев, кровожадность, злобную раздражительность, коварство, притворство, насмешничество, злобу и жадность — да и все пороки,<400>которыми единый человек разделён на части — он в себе искоренил. Ведь с удалением себялюбия — начала, как я сказал, и матери, удаляются обычно и все пороки, из него рождающиеся и за ним следующие; а раз его нет, то никакой вид порока, или хотя бы след его, не может существовать, и вместо них являются все виды добродетели, составляющие силу любви, которая [223] соединяет разделённое и воссоздаёт человека в единстве смысла и образа бытия, уравнивая и сглаживая во всех людях всякое неравенство и различие, привнесённое волей, и должным образом приводя к тому похвальному неравенству, в котором каждый доброжелательно привлекает к себе ближнего и ценит его выше себя в той же степени, в какой раньше его отталкивал и стремился сам возвыситься, а себя самого добровольно от себя отделяет разобщением с теми логосами и свойствами, которые в нём по произволу мыслятся отдельными, и приводит к единой простоте[1545] и одинаковости, в которой никто никоим образом ни в какой мере не отделён от общего, но каждый каждому, и все всем, и более Богу, нежели друг другу, являются единым, и всем сияют единейшая природой и волей причина их бытия и в ней мыслимый Бог; с Ним вкупе созерцаться и к Нему возводиться как к виновнику и создателю есть логос существования сущего который мы должны со всем тщанием соблюдать невредимым и незамутнённым, и очищать от восстающих на него страстей сознательным рвением в добродетелях и сопряжённых с ними тяготах.