там бы основалась новая монотеистическая религия вокруг её скромной персоны.
Мама навестила меня в конце марта на одни выходные, и весь её визит можно описать двумя словами: «Мама приехала». Мы договорились встретиться в Милане ‒ это был самый простой маршрут для нас обеих: до Пармы нужно было добираться поездами, а моя прекрасная женщина, наездившаяся в молодости на электричках, дала понять, что больше с общественным транспортом дел иметь не хочет. Я, в общем-то, тоже была не против выехать куда-нибудь из нашего милого городочка. В Милан мама начала собираться за неделю, по моей просьбе она прихватила мне лёгкую одежду, на совсем знойное итальянское лето, которое, впрочем, не торопилось приближаться. Ещё, после успеха русских блинов, я попросила маму привезти что-нибудь вкусненького, например сгущёнки. Не то, чтобы я особенно её любила (пару раз в год на меня накатывает желание есть эту манну небесную ложками, признаю), но вдали от родины начинаешь любить все выверты отечественной культуры хотя бы из-за того, какую реакцию они вызывают у иностранцев.
Без зазрения совести могу сказать, что два килограмма сладостей, которые привезла мама, должны были оказаться пущены на шокирование европейцев и бразильцев, которые вообще воспринимали Россию как преисподнюю. Я предполагала, что вид сгущёнки может их смутить и даже испугать, поэтому на всякий случай решила объяснить, что же это за загадочное sgushoenka, которое я так жду из Москвы. Я принялась объяснять, что это сладость на основе молока и сахара, что это очень вкусно несмотря на внешний вид, который на первый взгляд может вызвать смутные сомнения. Ребята так воодушевились, что сами напрашивались встречать меня с вокзала, когда я вернусь от мамы, чтоб попробовать загадочную русскую сгущёнку.
До Милана я добралась без приключений. Наш двухзвёздочный отель находился в пяти минутах от Центрального Вокзала, так что дорогу туда я тоже нашла довольно быстро, но по пути почти сразу оценила отличие жизни в небольшом городе вроде Пармы и в мегаполисе, как Милан. В первую очередь в глаза бросились бездомные. В Парме они есть, это люди с картонными табличками, которые спокойно сидят, иногда просят недокуренную сигарету, но почти никогда не заговаривая о мелочи ‒ все слова с просьбами денег написаны на картонках. В Милане же бездомные окружают тебя, как только ты выходишь с вокзала, могут хватать за руки и внаглую пытаться влезть в карман, пьяно бормоча что-то в духе: «Синьора, синьора, не оставьте человека в нужде, все же мы христиане, а скоро Пасха». Мимо таких можно только быстро уходить. К тому же в самом городе довольно много карманников, а на площади перед вокзалом стоит крепкий запах свежескуренной травы. Так меня встретил Милан.
Я дотащилась до отеля ‒ мама только-только отъехала от Мальпенсы. У меня было около получаса форы, чтоб подготовиться к её приезду. Приветливый китаец на рецепшене помог мне поднять чемодан на второй этаж. По дороге я осмотрелась ‒ добротное здание отеля, хорошее для двух звёзд, но, конечно, немного гнетущее, принадлежало большой семье китайских эмигрантов: в небольшом кафетерии дети смотрели мультики, несколько женщин решали сканворд и, увидев меня в сопровождении администратора, закивали и заулыбались мне, как родной. В номере я разложила чемодан, достала специально заготовленные к маминому приезду угощения: немного колбасы и вина, зная, что моя гастрономически искушённая женщина оценит. Насколько это было в моих силах, я всё красиво разложила на столике рядом с дверью, подключилась к вай-фаю, написала всем, что нормально добралась и принялась ждать.
Прошло уже полчаса, мама должна была уже приехать. Я внимательно прислушивалась ко всем звукам за дверью. От нечего делать даже несколько раз пыталась спрятаться то под кровать, то в шкаф, репетируя торжественное выпрыгивание с криком: «Сюрприз!», но мамы всё не было, и идея была отброшена.
А ещё через двадцать минут за дверью кто-то опустил чемодан, с сильным английским акцентом прозвучало «Сэнк ю», и дверь открылась. В тот же момент я подскочила с криком: «Мама приехала!» и увидела на пороге совершенно незнакомую мне женщину. От удивления у неё замерли даже блёстки на стразах спортивного костюма. Женщина, не переступая порога, наклонилась вперёд, вытянула шею и изучила номер.
‒ А вторая кровать занята? ‒ спросила она в ответ на моё «Здрасте».
‒ Да, тут будет второй человек, ‒ сказала я, всё ещё ожидая чего-то в духе: «Извините, кажется, я ошиблась номером». Женщина смерила меня ещё одним удивлённо-оскорблённым взглядом, достала из кармана телефон и, набрав номер, надула губки:
‒ Нет, ты представляешь, он снял какой-то хостел. Я захожу в номер, а тут девушка, ‒ тут её взгляд упал на столик с приготовленным угощением и вином. ‒ Да ещё и с мужчиной!
Она круто развернулась и, подхватив чемодан, побежала куда-то прежде, чем я успела собраться и предложить ей помощь. Немного подумав, я спустилась на рецепшен следом за ней, где китаец под напором русской речи без попыток в английский самостоятельно допирал, в чём допустил ошибку. Увидев меня, он почти взмолился:
‒ Это что, не Ваша знакомая?
‒ Нет. Вы проверили имя, на которое была сделана бронь? ‒ спросила я. Женщина, увидев, что я говорю по-английски и меня понимают, притихла.
‒ Нет. Я увидел российский паспорт, и решил, что это к Вам. Вы же нам все на одно лицо, ‒ покаялся китаец. ‒ Извините, пожалуйста. Сейчас всё исправим.
Через полчаса приехала мама.
После этого прокола все выходные нас встречали стоя, каждый день меняли полотенца и делали кофе в баре, а не из кофейной машины ‒ в знак извинения.
***
Встреча с мамой сопровождалась слезами. Казалось бы: «Как мило!», если бы только это не были слёзы ужаса. Увидев меня, мама заплакала, и сперва я решила, что она так рада меня видеть, но между всхлипами стало проступать испуганное: «Что с тобой стало? Я вывезу тебя домой! Тебе нельзя здесь оставаться!» Она шарила по моим